XIX век: как человечество увидело и услышало себя
XIX век сам о себе думал как о веке пара и электричества. На самом деле, он был ещё и веком всего того, чем кичился ХХ век, потому что и уран, и автомобили, и самолёты, и ракеты, — всё начиналось в ХХ веке. Всякие симпатичные социальные явления, сводящиеся к слову «освобождение» — он же. Да, капитализм и империализм, но этого добра и в XXI веке хватает.
Только самые главные изобретения XIX века всё-таки совсем другие. Человечество впервые увидело и услышало себя каким оно есть. Ну, «человечество» означает, что любой человек может увидеть и услышать себя, каков он есть.
Между прочим, изобретатель фотографии Нисефор Ньепс (1765-1833) прежде фотографии изобрёл (вместе со старшим братом) двигатель внутреннего сгорания. Этот двигатель реально работал на лодке в 1807 году. Это изобретение разорило братьев. Фотография не обогатила, но сын Ньепса дела не бросил и подключил к нему Дагера.
Ещё между прочим — странное имя Ньепса жутко православное: он вообще-то Жозеф, но учился в семинарии ораторианцев в Анжере и, готовясь к священству, принял имя в честь святого Никифора, патриарха Константинополя в IX веке.
Поразительно, сколь немногие люди пользуются возможностью увидеть и услышать, каковы они «на самом деле». За другими подсмотреть с удовольствием, но самопознаться… Ой, нет, я сегодня совсем не накрашена, у меня голос сел…
К тому же увидеть себя и услышать себя — чрезвычайно разные откровения о себе. Не случайно в рассказах об исцелениях двухтысячелетней давности глухота и немота приписываются бесам, а слепота, не случайно и в наши дни к слепым относятся очень сочувственно, а к глухим и к немым, если не напряжёмся, отношение скорее сердитое. Потому что нам кажется, что слепота ближнего не мешает общению, а его глухота и немота общению мешают. Здесь-то и прорезается, что второе имя человека — «общение», что «слово» — это псевдоним общения.
Конечно, в реальности глухота и немота вовсе не мешают общению, особенно, когда есть письменность, а слепота общению страшно мешает, несмотря на компьютеры со шрифтом Брайля. Правда, смотря что считать общением! Увы, чаще всего общением считают приказ и его исполнение. Вот слепому нетрудно приказать — пойдёт, куда скажут. Глухонемой упрётся. А сколько диссидентов, которые словно не слышат, что им говорят!
В религии это проецируется на Бога, Которого без труда называют «невидимым» — то есть, признают себя слепыми в отношении Творца, но при этом решительно считают себя способными слышать Бога и читать, что Он пишет нам — при этом Библия оказывается довольно хитрым текстом, в которым обычные слова следует читать необычно, словно это духовный шрифт Брайля.
Изобретение фотографии первым делом использовали как раз для попыток сфотографировать Бога. Оно ведь совпало со временем с Дарвиным, с потерей примитивных представлений о человеке как слепке с Бога. И без того хилая религия без веры стала искать новых доказательств того, что недоказуемо в принципе, и последовал взрыв спиритизма, вплоть до фотографирования призраков.
Тому неча призраков фотографировать, кто сам себе призрак. Вот она, главная революция XIX века, глубоко позитивная (хотя технически это были и негативы). До середины XIX века человечество — это портреты. Роскошные и не очень, но портреты. Даже самый реалистический, «фотографический» портрет всё-таки не фотография, хуже самой ничтожной фотокарточки для документа. Что-то не ловится, а что-то, напротив, добавляется.
Простейший пример — фотография Дагера, сделанная Шарлем Медом (Meade). Братья Мед были французами, но фотоателье открыли в Нью-Йорке. Фотография сделана в 1848 году, а год спустя по фотографии сделали гравюру, литографию. Как революция и контрреволюция, даже совпало по годам. Фотография — настоящий Дагер, литография — принудительное возвращение в то, каким Дагер должен быть по представлениям художественного китча романтизма.
Франсис д’Авиньон и Альберт Хофман, авторы литографии, убрали кресло, так что правая рука Дагера оказалась опёртой на стол. А ведь рука, опёртая на спинку кресла — в высшей степени естественный жест, жест барственный. К тому же на фотографии Дагер рукой касается лба, а на литографии — щеки. Маленькая разница! Фотографическому Дагеру главное — мысль, а литографированному — еда. Фотографический сидит прямо, литографический — куда-то наклонился. Ну как же, динамичность наше всё!
Правая (левая на изображении) рука вообще художником отодвинута — по жёстким викторианским представлениям просто неприлично, когда рука чуть ли не в ширинке. Он ещё и уголок галстука заправил, аккуратист!
Вообще то, что на фотографии Дагер смотрел вправо от зрителя, а на гравюре смотрит влево — принципиальная разница с точки зрения зрительного восприятия. В чём именно разница, каждый может сам подумать. Представьте себе, что всадники апокалипсиса у Дюрера движутся не слева направо, а справа налево…
Литографированный Дагер попросту помоложе, глаза повыразительнее, рот приоткрыт вдохновенно, седины поменьше. Ещё почему-то пробор переместился направо, «как положено». Можно было бы предположить, что на фотографии пробор не на месте, но ведь положение правой руки осталось неизменным. Видимо, Дагер в реальности почему-то делал пробор не с той стороны, где было принято.
Вообще на фотографии Дагер словно вслушивается во что-то, и руку поднёс, чтобы что-то расслышать. На самом деле, конечно, он подпирал голову, чтобы та не дрогнула и не испортила фотографию — выдержка была довольно длинная. Но, конечно, он был уже пожилым человеком, возможно, слух был не в порядке. Собственно, в 1851 году Луи Дагер скончался в возрасте 64 лет. Так что мы никогда не узнаем, как звучал его голос — первые фонограммы были сделаны спустя 6 лет после его смерти.
Авторы литографии имели наглость преподнести свой шедевр вдове Дагера… Она его повесила на стенку — не исключено, что ей больше понравилась эта переделка.
Кажется понятным, почему люди не любят слушать свой голос в записи. Собственный голос мы слышим не только ушными раковинами (как голоса других людей), но и крайне сложно устроенным «внутренним ухом». Однако, это лишь физиология. «Внутреннего глаза» нет, но «внутреннее зрение» — факт. Внутренним глазом служит мозг, точнее, представления человека о самом себе, да и о других. У мужика уже давно лысина и пузо, а он всё ещё убеждён — воочию видит себя кудрявым нимфетом. Женщины, кстати, много трезвее. Но фотографироваться не очень любят и мужчины, и женщины. Если, конечно, речь идёт о настоящих фотографиях, а не о «фотографиях на память», где часто трудно отличить сфинкса от туриста на фоне сфинкса. Впрочем, хотя бы «фотографии на память» — и то, повторимся, маленький шаг вперёд для человека, но большой шаг вперёд для человечности.