Вернуться к предыдущей части 
 

Яков Кротов 

ЛЮБОВЬ НЕ ИЩЕТ СВОЕГО 

"Своего" ищет в любви тот, кто не желает (не может, не умеет) выйти за пределы своих "мнений", предрассудков, суеверий. Между тем, любовь—как и вера—начинается именно там, где кончаются суеверия, где кончается исключительно человеческое и начинается Божие, высшее. Но если бы человеческое просто противостояло Божиему! Любовь потому всегда подвиг, что даже в Церкви, даже в вере возможно суеверие—и не только возможно, но всегда хоть немного присутствует, отравляя церковную жизнь. Люди способны извратить все, даже Божию заповедь, даже церковное Предание. 

Недавно газета "Сегодня" проводила опрос разноверующих об отношении их религий к женщине. На вопрос: "Имеют ли мужчины и женщины равные супружеские права в Вашей конфессии?" католики и протестанты ответили утвердительно. Один православный игумен от лица нашей Церкви сказал: "Нет. Муж есть глава семьи". 

Ответ совершенно точный, только ответ—не на тот вопрос. Да, муж глава семьи. При чем тут права? Главенство в семье никаких прав мужу не предоставляет. Глава семьи—это крест, это почетная, как говорили в старину, обязанность. Глава семьи—это "да убоится мужа своего", но нет у мужа права пугать жену, она его боится как тело справедливо боится не в меру инициативной головы. "Глава семьи" не означает "командир семьи", и муж, который попробует в семье командовать, очень быстро в этом убедится. (Разумеется, игумен это знает лишь очень приблизительно). Быть "главой семьи"—это, в конце концов, просто способ любить: люби жену, как любишь свое тело, как Христос тебя любит. Это разве право? Так что права у мужей и жен в Православной Церкви совершенно равные. 

Как мог почтенный богослов допустить такую оговорку? Увы, он говорил не о Божием, а о "своем", о мужском. Сказанное им так же нерелигиозно, запальчиво и бездумно, как то, что говорят феминистки, ищущие даже в Церкви тоже "своего"—только женского. 

Православие стоит на Писании (Библии) и на Предании, то есть на Откровении Божием и на человеческом опыте жизни в Божественном Откровении. Можно выучить Библию наизусть, можно вдоль и поперек выучить церковные каноны, составляющие основу Предания. Но если мы при этом "ищем своего", мутится разум, и тогда количество прочитанного и выученного не переходит в качество разумности. Образованный человек начинает совершать смешные ошибки. 

Ошибки такого рода характерны для членов Церкви, которая долго была угнетена. Угнетенные "ищут своего"—своего выживания, своего освобождения. Поэтому угнетенные боятся мышления, боятся задуматься над тем богатством, которое им доверено хранить, и богатство покрывается пылью. В результате сегодня тот же игумен, человек вполне образованный в интеллигентной газете "Сегодня", или некто М.П. в "Центр-Plus" утверждают: по церковным канонам женщина не должна одеваться в мужскую одежду, так что в церковь нельзя входить в брюках. Помилуйте! Если бы было запрещено женщине ходить в брюках, так это относилось бы и к улице, а не только к храму. 62 канон VI Вселенского собора запрещает участвовать в карнавалах с переодеваниями (карнавалы были тогда праздниками в честь языческих богов). 13 канон Гангрского собора запрещает монахиням носить рясы, как у монахов—чтобы не гордились, не ханжили. И—все? И—все! 

"Мужская одежда" в древнем мире, где писались каноны—это то, что сегодня считается женской одеждой: хитон да гиматий. Брюк римляне и греки не носили! Сегодня брюки—и женская, и мужская одежда. А вот священники сегодня носят, с точки зрения нашей культуры, женскую одежду—ибо ряса есть платье. Бог их простит, а вот женщин в брюках и прощать не надо. Как глупо и не по-людски бороться за платочки на женских волосах! Сегодня в России женские волосы ничего особенного не означают, никого из мужчин не распаляют. Это в Иране женские волосы—символ эротический, а у нас—парикмахерский, не более. Поэтому и платок в русской церкви далеко не так обязателен, как в иранской мечети (да и не пускают женщин в мечеть - тогда, на улице) или древнехристианском храме, где нравы были вполне восточные. 

Неправильно понимают эти каноны не только мужчины. Многие женщины тоже предпочитают бездумный ригоризм, тоже ищут "своего"—не христианского, не женского, а законнического, бездушного. Запрещает женщинам брюки в церкви тот—или та—кто хочет командовать, а не любить. "Женский вопрос"—это только частный случай, ставший сегодня вдруг очень жгучим (почему-то с наибольшей страстностью защищают аборты мужчины; а впрочем, ясно, "почему"). Бездумно обращаясь с канонами, с Библией можно вывести, что Петр Великий (Борис Ельцин, Папа Римский) -- антихрист. При этом будут исписаны тонны бумаги, наворочены груды слов—а мысли не будет, будет лишь артикулированная ненависть. 

Так и ныне лишь несовершенство в любви мешает понять, что в вопросе о противозачаточных средствах Православие вовсе не однозначно. Тот же игумен заявил, что "Православие запрещает противозачаточные средства". Православие запрещает убийство—а следовательно, аборты, следовательно, и "спираль", убивающую зародыш. Однако это все не "противозачаточные", а "противозародышевые" средства, средства не предотвращающие, а убивающие. А "пилюли", презервативы, естественные способы регуляции зачатия, -- это не запрещено ни Вселенскими соборами, ни Святыми отцами. Многие—многие! -- православные пастыри считают возможным разрешать использование таких противозачаточных средств. В Православной Церкви—не только в Русской, но и в Греческой, Болгарской и прочих, мы не одни на белом свете—это сфера разномыслия. Вот католики—да, не допускают никаких противозачаточных средств, кроме "естественных". И этим, между прочим, отличаются от нас, православных (что не означает, что они меньше любят женщин—просто они иначе мыслят о мужчинах). 

Предание—это средство передачи духовного опыта через тысячелетия. Но Дух есть Любовь, и если любовь ослабевает, то Предание из электрического провода становится колючей проволокой. Каждая бабка знает: если у женщины месячные, ей в Церкви не место. Это "предание", в отличие от многих церковных суеверий, плод не нынешнего невежества, а прямое продолжение ветхозаветной традиции. Задолго до Авраама, и не только в Азии считалось, что истечение крови оскверняет человека. Роженица в течение сорока дней не могла входить в Храм Соломонов. И в христианской Церкви тоже веками считали, что женщина не имеет права приступать к причастию в дни регул. 

Но сегодня эта традиция доведена до абсурда: уже нельзя не не только причащаться, но и целовать иконы или крест. Часто именно те православные по-ветхозаветному бдительны к женской чистоте, которые боятся иудеев, винят "жидо-масонов" во всех бедах. Что ж, пожалуйста. Но тогда надо возрождать и все прочие средневековые и ветхозаветные установления о ритуальной чистоте: если у мужчины чесотка, аллергия, экзема, -- все то, что называется в официальном переводе Библии "проказой"—пусть тоже не входит в церковь, увольняется с работы и бежит в тайгу или Каракумы, где и бродит себе с колокольчиком. Давайте отлучим от Церкви всех священников, кто нарушал церковные каноны—а не нарушить их буквы трудно. И существуют православные именно с такой логикой—и без священников: это старообрядцы-беспоповцы; да и "карловчане" тоже любят обличать Московскую Патриархию именно за несоблюдение всех канонов. Увы, они тоже "ищут своего", а не Божьей правды. Зачем же подражать этому? 

Кто любит, тот понимает смысл Предания и Писания, канонов и обрядов, тот не выгонит женщину в брюках из храма. Я не призываю женщин обязательно причащаться во время месячных, хотя уверен, что лет через десять над нынешним запрещением этого будут улыбаться. И не умнее мы станем, а, будем стараться, любвеобильнее. 

Православие предоставляет равные возможности для того, чтобы одно и то же предписание смягчить—или ужесточить. Кто ищет своего, командирского—тот и делает из Священного Предания жестокую, унизительную, совершенно несвященную пыточную камеру, "устраняя слово Божие преданием"—как сказал Спаситель (Мк. 7.13). Наша эпоха, как и всякая эпоха, не требует упразднить или изменить Предание: она требует понимать смысл Предания, чтобы Предание не устраняло Слова Христова, не мешало, а помогало жить по заповеди любви к ближнему—и ближней. 
 

Марина Кириллова 

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР ИЛЬИН: "СМИРЕНИЕ ЕСТЬ СВОБОДА" 

Я встретилась с отцом Александром Ильиным в 1994 году. Умер он в 1971. Я увидела его на фотографии среди других новгородских священников, пустынниц, монахинь. Лицо запомнилось: ясное, со светлыми глазами, рука у виска. Имя было названо, но что говорит имя без биографии, без фактов жизни, без жития. 

Прошло время, и Господь привел меня в качестве фотокореспондента в Новгородскую епархию. Поездка была столь духовно захватывающая, что просто задыхаешься: и монастыри, и общение с пожилыми монахинями и с молодыми послушницами, встречи с известными священниками, с духовником епархии, поход по страшному болоту в пустыньку, где с 1900 по 1984 год жили в полной изоляции несколько поколений подвижниц по благословлению св. Иоанна Кронштадского. Ни коммунисты, ни фашисты не нашли. Эти подвижницы не были сектантками, "иоаннитками". Их посещали священники, их причащали, и вот среди этих священников был и отец Александр Ильин. 

Язык, наконец, довел нас до замечательной семьи христиан—матери и дочери (отец, тоже глубоко верующий человек, умер год назад светло и радостно, через полчаса после причастия, возле храма, в окружении семьи, при молитве духовника). Мы знакомимся в палисадничке возле двухэтажного коммунального дома на Рогатице, совсем близко от Ильинского храма с мощными фресками Феофана Грека, немного общаемся, выясняя темы, я фотографирую, и мы переходим в квартиру, там я заканчиваю техническую часть, и беседа начинается. Разговор с пустынниц переходит на священников, к которым подвижницы ходили на исповедь и к Причастию, конечно не часто, раз—два в год. Потом разговор переходит на одного из священников, на его отношения с владыкой. 

Произносится имя владыки, и я просыпаюсь. Архиепископ Сергий Голубцов! Какой иконописец не знает этого имени! Репродукции икон, написанных им, печатались Патриархией. Не только как иконописец знаю я фамилию владыки—его брат, о. Николай Голубцов, был духовником моего духовника, о. А.Меня. 

И вот тут, с истории конфликта священника и епископа, с темы конфликта, происходит моя встреча с о. Александром Ильиным, человеком необычайным. Разговор был в два голоса, так как мать была духовной дочерью о. Александра, дочь—владыки Сергия. Из рассказа, из старых записей, из бережное сохраняемых записок самого о. Александра постепенно, словно на листе фотобумаги, проявлялся образ удивительного священника. 

Александр Иванович Ильин родился 22 августа 1895 г. в деревне Глинки Новогоржского района Тверской области. Родители его—крестьяне из бывших крепостных. По запискам, оставленным Ильиным, ясно, что большое влияние на него имели родители, особенно отец, который, обучившись токарному делу, работал в Петербурге. 

До восьми лет мальчик учился в деревенской начальной школе, потом отец забрал его в Петербург, где уже были два его брата. Там он закончил четырехклассное Андреевское городское училище. Один из его братьев, Михаил, уже учился в Петербургской Семинарии, он подготовил Александра к экзаменам в нее и его взяли во 2 класс. По окончании семинарии в 1915 г., он без экзаменов был принят в Академию, где проучился год. Тут война, школа прапорщиков, год на фронте. В 1917 г. он возвращается в родную деревню, где женится на деревенской учительнице Александре Васильевне Пономаревой, дочери священника из соседней деревни Василия Сергеевича Пономарева. В 1918 г. Александра снова забирали в армию, но теперь в Красную, где он служит до 22г. телефонистом. В 1921-1922 годах он служил в Петрограде, где был рукоположен во дьякона епископом Ямбургским Алексием (буд. Патриархом). По демобилизации возвращается на родину, к жене и там рукоположен еп. Феофаном Новоторжским, викарием Тверским и назначен в Посницкую церковь в Торжке, где служил до 1936 г. В этом году он был арестован и был в лагерях (Карагандинском, Севжелдорлаге и др.) до 1942 г. 

В 1942-44 гг.—работал бухгалтером в Севжелдорлаге. В 1944-46 -- экономистом в горторге в рабочем поселке в г. Арказаке Саратовской области. В 1946-49 гг. настоятель Вознесенской церкви в Арказаке. Амнистирован был в 1953 г., а до амнистии был в ссылке, которую с ним разделила жена. 

В 1948 году о. Александр выбрался в столицы, встречался со старыми друзьями, по благословению еп. Григория устроился  заочником в ЛДА. Тема его кандитатского сочинения: "О причащении Св. Тайн" 

В 1949 г. о Александр был переведен в Ленинградскую епархию, в Казанский собор города Луга. В своих "Воспоминаниях" о. А. называет период 1945-1954 годов "сравнительно спокойным". Он благочинный, для поездок покупает машину, много ездит по епархии. В 1954 г. еп. Григорий переводит его в Новгород настоятелем Никольского собора и  благочинным. 

В 1955г. о. Александр стал секретарем нового епископа, владыки Сергия, оставаясь настоятелем. Ушел за штат 1 дек. 1966. Умер 1/14 янв. 1970 года. 

"Обычная" жизнь христианина в то время. Сейчас, может стать даже завидно: тюрьма, ссылка, отнятие храма—так это же от безбожников, от врагов церкви!... А сейчас мы раздираемы внутренними распрями, всякая группировка объявляет себя единственно правильной. 

Но осталась от этого священника крохотная книжка—всего 20 машинописных страниц. По названиям разделов книжка обычнейшая: "О познании Бога", "О вере", "О молитве", "О посте", "О смирении", "О любви", "О гордости"—и хочется сказать: "и так далее". Всякий читавший какую-либо аскетическую литературу, далее свободно продолжит: "О гневе", "Об обидах", "О борьбе с помыслами", "О последних временах". Но эта маленькая книга написана современным священником к современным, конкретным чадам, а не к абстрактным аскетам. Ни одного лишнего слова, стиль легок и четок, никакого "плетения словес"—все прозрачно и просто. Вот небольшая подборка, по предложению из каждой главы: 

"Мир—это капля воды, в которой отражается Солнце—Господь, неизмеримое его величие". 

"Вера—это внутренний глаз. И этот способ познания приводит человека в состояние равновесия, т.к. он видит этим глазом руку Б., которой Господь управляет всем миром и человеком." 

"Пост начальная добродетель, но это добродетель условная—ей дается своя мера. Боязнь стоит выше поста. 

"Добродетель, в которой нарушена мера—от  дьявола". 

"Смирение—свобода". 

"У смиренного человека слово приобретает творческую силу". 

"Церковь будущего состоит из любви". 

"Мучения ада—это мучения отвергнутой любви". 

"Две основные черты современной жизни: гордость и ложь". 

"Обиды есть очищение, которым Господь хочет нас очистить". 

"Трапеза любви выше поста". 

"Духовный путь общения основан только на доверии". 

"У мудрого язык в сердце". 

"Слово Бога следует читать понемногу, но регулярно и, как пища, претворяясь в организме, оно будет питать нашу душу, являясь живыми клетками нашей души. Свойство слова Б.—разделять людей на тех, кто принимает слово, и тех, кто не принимает. Чтение соответствует дух. возрасту человека. Чтение Евангелия—зеркало. Без искушения нет познания самого себя, нет познания воли Бога, нет духовного роста. Искушения—действие очистительное. 

"Главное—созидание в сердце Царства Божия". 

"Хлеб без навоза не растет. Надо так построить свою жизнь, чтобы все шло на пользу". 

"Наша задача—скрыть свой дух. мир насколько возможно". 

"Воображение—область дьявольская. Воображению надо дать направление. Направить его на изучение природы, жизни животных и т.д." 

"Человек как почка: если попробуешь ее развернуть раньше времени, то погубишь, а придет время, она раскроется". 

"В глубине души—ад и рай." 

"В христианстве особые свойства личности не уничтожаются, а только очищаются, им дается направление". 

"Когда разрушатся все идеи и люди зайдут в тупик, произойдут бедствия, -- тогда сплотится человечество и в этот-то момент и явится Антихрист. ... Антихрист—не дьявол, а носитель зла, прикрытого добром, превосходнейший из людей". 

"Современные достижения сами по себе не могут нас погубить, если мы будем знать, что начало и конец в Боге. Открытия совершает разум человеческий, данный Богом". 

"Зависть—дело чисто дьявольское, и оно делает нас его участниками". 

Кроме брошюры "Ответы духовным детям" после о. Александра остались "Воспоминания" -- 20 страниц машинописи. Из них половина о жизненных скитаниях, страниц пять посвещено болезни и смерти матушки, остальное—очень интимное, то, что о. Александр тщательно скрывал—сведения, откровения и чудеса, бывшие ему, его близким и прихожанам. Причем написано это человеком трезвейшим, не одним из тех, кого в христианстве интересует только необычное, загадочное. 

Духовный сын отца Александра, священник Софийского Новгородского собора о. Анатолий Малинин заметил, что никогда не говорил с наставником на мистические темы. Что отец Александр другим советовал в своих "Ответах", то и исполнял, совершенно не открывая своей внутренней духовной жизни. Внешнее впечатление, по словам о. Анатолия, он производил такое: "Аскет, глубоко верующий человек. Очень умеренный в пище, вообще не пил спиртного никогда, даже на свадьбе своей дочери "за счастье молодых". В литургической практике следовал тем традициям, которые сложились в данном приходе. Цель своей жизни о. Александр видел в Покаянии и Причащении, считая, что чем чаще человек причащается, тем лучше. Потому что это—я тоже такого мнения—практика Древней Церкви, ведь Апостольское правило прямо говорит: если ты присутствуешь за литургией и не причащаешься, тогда объясни, почему не причащаешься. Если у тебя нет объяснения, то тебе грозит прещение, чуть не отречение от Церкви. Мы говорим: "Со страхом Б. и верою приступите", а никто не приступает. Абсурд!" 

Евхаристия стала средоточием жизни о. Александра и жизни его чад. Именно это стало причиной конфликта между ним и епископом Сергием (Голубцовым). Конечно, конфликт был не только с владыкой, почти все собратья священники не принимали этой практики. Прот. Анататолий Малинин: "Еп. Сергий Голубцов был воспитанником Троице-Сергиевой лавры и взглядов на частоту причащения придерживался Лаврских. Потом у нас здесь служил о. Иосиф Потапов, он себя считал духовным сыном епископа Афанасия Сахарова. Отец Иосиф был против такой практики и возбудил владыку Сергия против батюшки". 

Встретились два достойнейших христианина, по разному понимавших место Евхаристии в жизни верующего. Конфликт был очень острым, но честным. Зная современную практику ведения богословских дискуссий, сразу скажу: не было ни сплетен, ни анонимных писем, ни доносов в виде обличений, ни партсобраний в виде конференций. Не прекращалось совместное сослужение, не отнималось взаимное уважение и уверенность в православии другой стороны. О конфликте знало только близкое окружение. Один раз в полемике о. Александр воскликнул: "Нас рассудит св. Василий Великий". До конца совместного служения остался при своем мнении, только острота конфликта притупилась. А они были, видимо, похожи: оба любили иконопись, писали иконы, вл. Сергий расписал нижний храм в церкви, где настоятельствовал о. Александр. 

Но как пришел о. А. Ильин к такой практике? Прот. Анатолий Малинин: "По-моему он сам пришел к этому. Я тоже пришел к этой мысли сам, а когда я встретил о. Александра в 1951 г., он подтвердил эти мои мысли. Поэтому я так и сблизился с о. Александром. Отец Иоанн Кронштадский, св. Дм. Ростовский были за частое причащение". 

В связи с практикой частого причащения встает дисциплинарный вопрос, вопрос поста. Если христианин причащается каждое воскресение, то практика трехдневного поста становится сложной: приходится поститься в среду, четверг, пятницу, субботу. В субботу же 64 Апостольское правило запрещает поститься. Как решал этот вопрос о. Александр? 

Прот. Анатолий: "Он вообще этим вопросом не занимался, он не спрашивал, постился ли ты в какой-то определенный день. Ведь о. Иоанн Кронштадский служил каждый день, на Божественной Литургии присутствовало по несколько тысяч человек, он же не спрашивал постился или не постился, он всех почти что причащал. Одну женщину причастил даже после того, как она что-то проглотила в буфете". Ильин считал достаточными те посты, которые церковь положила своим членам: среда-пятница и большие. 

Духовное руководство отца Александра Ильина было поразительно ненавязчивым. Кто-то даже припомнил так: "Он чадами не занимался". Если помнить о времени, в которое выпало служение о. Александра, то само слово "заниматься" вряд ли годится. В хрущевские времена проповедь была ограничена. Ни о какой катехизации, оглашении, вечерних школах не было и речи. Библия и молитвослов были величайшим достоянием. Личные черты характера о. Александра не располагали его к учительству. Мистик и аскет, иконописец, художник, писатель, фотограф, -- как он мог быть грозным духовником, держащим чад на коротком поводке? Судя по его "Ответам" и "Воспоминаниям" о. Александр глубоко верил не только в Бога, но и в человека, в Божественное в человеке. Его личный опыт любви и свободы подсказывал, что и ученик его "трости надломленной не переломит", что у него есть слово проповеди, молитва и любовь. Насильно человека добрым, православным, верующим не сделаешь. Господь тут, рядом, надо только открыть дверь. 

Епископ Сергий окончил свои дни на покое в Троице-Сергиевой Лавре. Под конец жизни его отношение к частому причащению изменилось и стало таким же, как у отца Александра. А на кончину о. А. Ильина владыка откликнулся так: "Ну надо же! Доказал! Умер на Василия Великого!.." 

 Перейти к следующей части