Вернуться к предыдущей части 

 КОММЕНТАРИИ

КОНФЕРЕНЦИЯ ПАМЯТИ МЕНЯ

7 и 8 сентября во Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы проходила четвертая международная конференция памяти протоиерея Александра Меня. При торжественном открытии конференции зал был заполнен абсолютно, но и поздним вечером при ее закрытии в нем присутствовали более ста человек, что говорит о неослабевающем интересе московской интеллигенции к личности Меня. Самому творчеству отца Александра было посвящено меньше докладов, чем на прошлых конференциях, и это следует признать нормальным и даже очень нормальным явлением: ученики, друзья, единомышленники покойного пастыря не сосредотачиваются на его особе, но продолжают ту линию христианского творчества и благовестия, которую он проводил. Многие доклады были посвящены преодолению розни между христианами. О помощи православным России говорил отец Веренфрид ван Штраатен, основатель немецкого благотворительного фонда "Помощь Церкви в беде", Юрий Табак размышлял о причинах разделения между католиками и православными. Аббат Михаил ван Парейс из Бельгии, Мари-Терез Юге из Франции, священник Жан Стерн из Ватикана, Наталья Большакова из Риги, Михаил Сиверцев из Москвы говорили о возможности и необходимости экуменизма в духе отца Александра: трезвого, неказенного, но и умного, без панибратства и игнорирования реального различия традиций. 

Особняком прозвучало выступление американского юриста Ли Бутби о международных нормах свободы совести. Сегодня правители России пытаются уйти от этих норм, и в этом духе был задан Бутби вопрос: как же при свободе совести быть с сектантами, совращающими молодежь. Ответ был прост до гениальности: не судить сектантов огулом, не запрещать, но судить каждый отдельный случай, когда личности наносится ущерб; ведь судят не всех праздношатающихся подростков, но только нахулиганивших.

Выступления людей, так или иначе связанных с приходом отца Александра, показали, что слова его и дела не пропали даром. Прихода уже, конечно, не существует, но есть нечто не менее драгоценное: сообщество—не коллектив, не команда—но сообщество людей, продолжающих каждый по своему проповедовать Евангелие. Юрий Пастернак вдохновенно рассказывал о проповеди песнями и музыкой, отец Георгий Чистяков призывал к проповеди делом, неотступным служением нуждающимся и больным, Карина Черняк—о евангелизации среди интеллигентной молодежи. Священник Владимир Архипов, протоиерей Антоний Ильц, Илья Гриц посвятили свои выступлениям тому, как воспринимается сегодня пастырское служение и книги отца Александра Меня. Отец Владимир Архипов назвал апологетические книги лучшим источником для познания не только Истины, но и личности Меня. 

Конечно, были и доклады прямо научные. Неожиданно выступил сам Вячеслав Всеволодович Иванов со сжатым, но насыщенным идеями исследованием толкований апокалипсиса, Сергей Хоружий (упомянувший, что его крестил отец Александр) рассказывал о новом в изучении исихазма, Владимир Сорокин изящно проанализировал три вида Откровения—через Имя, Лик и Дух, особенно остановившись на богословии имени и слова вообще в Ветхом Завете. 

Все эти темы—и евангелизация, и изучение Библии, и свобода веры и через веру—очертили сферу интересов отца Александра, и перед участниками конференции возник невидимый облик благородного и мудрого человека. Вечером первого дня конференции состоялась презентация книги французского литератора Ива Амана об отце Александре; изданная великолепно, наподобие фотоальбома, написанная просто, в расчете на наиболее многочисленную (то есть, наиболее невежественную публику) она достойна быть визитной карточкой одной из самых светлых личностей русской церковной истории.

9 сентября участники конференции отправились в Сретенскую церковь Новой Деревни. В этом году, к счастью, не пришли демонстрировать к могиле никакие черносотенцы со штандартами. Было несколько сотен человек, любящих отца Александра, как знавших его лично, так и никогда его не видевших, была теплая молитва, благодатное и нежное солнце, освещавшее законченное наконец-то здание нового храма, поднявшееся рядом с могилой батюшки.

Яков Кротов

БОГОСЛОВСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ "ЕДИНСТВО ЦЕРКВИ"

По инициативе Свято-Тихоновского Богословского Института и Московской Духовной Академии в гостиничном комплексе "Даниловский" 15-16 ноября 1994 года прошла конференция "Единство Церкви". Официальным поводом для ее проведения послужило "обострение внутрицерковных проблем, могущих привести к расколу Русской Православной Церкви". Но, по сути, конференция была задумана как "разборка" консервативного московского духовенства с приходами священников Георгия Кочеткова и Александра Борисова, прославившихся своими "сомнительными нововведениями". Время проведения конференции было выбрано неслучайно: за две недели до Архирейского собора Московской патриархии (собор должен был обсуждать и проблему "церковного модернизма").

Конференция была довольно представительна: в президиуме сидело 5 епископов и ректор Свято-Тихоновского Института протоиерей Владимир Воробьев. Среди докладчиков—такие церковные авторитеты как епископ Владимирский и Суздальский Евлогий, протоиерей Валентин Асмус, протоиереи Артемий Владимиров, Владислав Свешников, Димитрий Смирнов, Николай Озолин, профессора Владимир Махнач и Алексей Осипов и многие другие. Из 33 заявленных докладов 19 были прямо посвящены Сретенскому братству, возглавляемому отцом Георгием Кочетковым. Многие докладчики обильно цитировали и другого "мальчика для битья"—отца Александра Борисова, который, кстати, по их мнению, буквально напичкал свою книгу "Побелевшие нивы" откровенно еретическими высказываниями. Пропорция между противниками и сторонниками "сретенцев" была явно не в пользу последних; им дали возможность прочитать лишь 2 доклада и выступить с небольшими "оправданиями" в самом конце конференции, перед принятием итоговой резолюции.

Резолюция, точнее—ее проект (окончательный текст так и не был принят на конференции), заслуживает подробного анализа. Начинаясь мажорным аккордом "Православие на Руси возрождается!", она постепенно переходит к главному—грозному предостережению о грядущем расколе. Проект резолюции дает чрезвычайно интересную типологию грядущих расколов: они могут быть юрисдикционно-политическими (намек на растущую "угрозу" Русской Зарубежной Церкви), националистическими и революционно-реформаторскими (протоиерей Владимир Воробьев пояснил, что последний тип расколов связан с деятельностью братства "Сретение"). Досталось и средствам массовой информации, вносящим свою лепту в черное дело раскола Церкви. Составители проекта резолюции отдали дань и принципу "историзма: оказывается, благоприятную среду для расколов создает "переживаемый Россией переходный политико-экономический период". Проблему языка богослужения авторы проекта решили просто: церковнославянский язык является "изначально священным" и не подлежит никакой реформации (читай: кощунственному извращению). В качестве же аргумента приводятся (не совсем точно) слова Ломоносова: "Русский язык жив до тех пор, пока в храмах Священное Писание читается по-церковнославянски".

В проекте резолюции содержится и прямое осуждение модернизма священников Георгия Кочеткова и Александра Борисова, что, по мнению последних, может привести к "соответствующим оргвыводам" (запрещению, лишению сана и т.п.). Кстати, некоторые "оргвыводы" были сделаны еще до конференции: священнику Г.Кочеткову запрещено в его храме сослужить с другими священниками без особого "высочайшего дозволения" Патриарха Алексия.

Заканчивается проект резолюции призывом к "публичному раскаянию" названных священников, которое, как становится ясно из контекста, является условием их канонического благополучия.

Давно не видели церковные конференции такого бурного обсуждения резолюции, какое можно было наблюдать после оглашения проекта. Зал четко разделился на "левую" галерку, занятую активистами братства "Сретение", и "правый" партер, занятый держащимися с большим достоинством богословами. На стороне братства "Сретение" и о. Александра Борисова оказались представители Санкт-Петербургских Духовных Школ, Всецерковного Молодежного Движения, изестный деятель Православной Церкви в Америке протоиерей Леонид Кишковский и, с некоторыми оговорками, А.Зотов, бывший преподаватель Московской Духовной Семинарии. Большинство же зала выражало согласие с предложенным проектом, а протоиерей Всеволод Чаплин предложил даже ужесточить то его место, где речь шла о лютых раскольниках-автокефалистах и "карловчанах", действующих на "канонической территории Русской Православной Церкви". "Карловчан" попросил оставить в покое епископ Василий (Родзянко) (вообще занимавший на конференции неопределенно-двойственную позицию), сказавший, что они сейчас как никогда "близки к объединению с Матерью—Церковью".

После более чем бурной двухчасовой дискуссии прения решили прекратить, поручив редакционной комиссии под формальным руководством епископа Евлогия принять окончательный текст. В состав комиссии вошли, в основном, "консерваторы". От "оппозиции" в ней был представлен лишь Александр Копировский—"правая рука" отца Георгия Кочеткова.

Александр Солдатов

CОБОР

Материалы Собора в полном виде печатаются постепенно газетой "Русская мысль" (доклад "О канонизации новомучеников" -- 22.12.94., с. 11). Мнение о канонизации Николая II выражено крайне уклончиво (фактически, канонизация не состоялась): "Комиссия констатировала, что сам факт отречения от престола императора Николая II, непосредствено связанный и с его личными качествами, в целом все же является выражением сложившейся тогда исторической обстановки в России".

В качестве обращения к собору "Независимая газета" (2.12.94) оп. письмо В.Осипова, главы союза "Христианское возрождение", протестующее против заключения на соборе "унии с монофизитами". Во время самого Собора появилась статья Михаила Мичурина "Слушая Патриарха" с анализом выступления Алексия II (Cегодня. 3.12.94). Автор считает любопытным, что помощь экуменического Всемирного Совета церквей идет и антиэкуменическим "Радонежу" и Тихоновскому институту. Денежные поступления за 11 месяцев 1994 года составили 8,5 млрд. рублей или 3 млн. долларов, что лишь наполовину покрывало потребность в средствах. Из них 22% дает гостиница "Даниловская": а 17% мастерские в Софрино. "Особый раздел в докладе посвящен "деятельности зарубежных инославных миссий в странах СНГ" с резкой их критикой. "В новые протестантские группы вливаются главным образом молодежь и люди среднего возраста. Но только ли и столько ли дело здесь в иностранных миссионерах? Думается, что нет. Беседуя со мной, пастор одной из новых методистских общин признался, что люди из его общины все равно бы никогда не стали бы прихожанами Православной Церкви, объяснив, что этим людям нужна доктрина простая и понятная, а религиозная практика (при достаточно строгих нравственных требованиях) комфортная, так что двух-, трехчасовое стояние на ногах при непонятном пении и чтении, невнятной и эпизодической проповеди их не привлекает". Автор считает, что есть "только один путь" к решению церковных задач: "Немедленное восстановление норм, принятых Московским Собором 1917-1918 годов".

Резко отрицательно отозвался об итогах собора Л.Левинсон (Пленум ЦК РПЦ завершен.—Экспресс-Хроника. 9.12.94; он же критиковал Патриархию, когда собор лишь начинался—там же, 2.12.94). Мягко критиковал собор Е.Стрельчик ("Собор больших надежд"—"Вечерняя Москва", 3.12.94): миссионерская деятельность, по словам участников собора, тормозится отсутствием денег. "Однако нехваткой финансирования и личной неприязнью к православию некоторых языческих народов нельзя объяснить успешную миссионерскую деятельность среди них баптистских и других протестантских церквей". Он же отметил, что на соборе критиковался И.Экономцев (см.). А.Солдатов ("Московские новости", 11.12.94) написал: "Если недавно большинство [РПЦ] склонялось на сторону либералов, то сейчас многие отдают свои симпатии консерваторам. Решения, принятые в Даниловском монастыре, подтверждают существование такой тенденции".

А. Кураев (Анафема.—Сегодня. -- 17.12.94) подробно прокомментировал (хвалебно) то, что собор заявил о нецерковном характере таких движений как "Учение живой этики" (рериховцы) и оккультизм. Кураев указал, что "у нецерковных людей есть юридическое право на проповедь нехристианских систем мировоззрения. Но и у Церкви есть право при встрече с суррогатами предупреждать: это подделка". Стоит заметить, что Кураев не прокомментировал (хотя процитировал) заявление  Собора о недопустимости "использования православной символики" сектантами (такого рода оборот речи взят ведь не из церковного, а из цековски-милицейского словаря). Представляется также недоказанным преувеличением приравнивание рериховского движения к оккультизму, а также заявление, что "оккультизм уже воплощался в недавней истории Европы и в виде богоборческого большевизма, и в виде нацизма (об оккультном крыле большевизма и о связях с ним семьи Рерихов см. в статьях Олега Шишкина)". В упомянутых статьях не упоминалось мифическое "оккультное крыло большевизма", а лишь доказывалось, что Рерих использовался большевиками в качестве шпиона.

Валерий Осипов. Николаю II отказано в канонизации за связь с Распутиным.—"Московский комсомолец", 6.12.94. Осипов критикует митр. Ювеналия за попытку представить царя как мученика за веру, отмечая, что Николай "допустил ко двору Григория Распутина".

Оптимистический комментарий поместил в газете "Русская мысль" (15-21.12.94) Михаил Мень ("Какой быть Церкви в 21-м веке", с. 7). Он считает, что "поражение агрессивной правой стало главным итогом Архиерейского собора. Руководство Собора однозначно взяло курс на открытость и реформы. Правые потерпели сокрушительное поражение по всем ключевым пунктам". Известно, что М.Мень и возглавляемый им фонд имени А.Меня тесно связаны с приходом отца А.Борисова. Представляется, что такое толкование итогов собора в пользу последнего является выдаванием желаемого за действительное. Оптимистичен и комментарий Ирины Иловайской ("Русская Православная Церковь открывается Божьему дару свободы".—Русская мысль. -- 8-14.12.94.- С.1). Она считает, что собор отразил атаку справа. "Единственное, пожалуй, о чем приходится серьезно и глубоко грустить"—это что соборяне "не помирились" с о. Глебом Якуниным. В том же номере газеты полностью перепечатан официальный пресс-релиз Патриархии об итогах собора и постановления о миссии и экуменизме. В день открытия собора газета (1.12.94) отметила, что его решение о поддержке идеи восстановления храма Христа Спасителя "может означать и попытку "откупиться" таким образом от экстремистов, поддержав их в начинании, которое не повлияет на весь ход церковной жизни". Такое толкование представляется слишком мудреным; Патриархия просто не хочет ссориться с мэром города.

"Московский Церковный Вестник" в редакционной статье хвалит, естественно, собор, заостряя некоторые моменты: "Не может не вызывать озабоченности Церкви и растущее влияние инославных миссионеров, заботящихся не столько о духовном возрождении народа, сколько о составлении радужных отчетов своим спонсорам". Сведение проблемы к деньгам показывает нравственный уровень редакции. 

В качестве редакционного комментария мы помещаем материал постоянного сотрудника редакции Ивана Хотяинцева, частично опубликованный в "Общей газете" (9-15 декабря 1994 г.).

*   *   *

Торжественным богослужением завершился в минувшее воскресенье Архиерейский собор Русской Православной Церкви.

Неожиданностью стало то, что один из пунктов повестки дня Собор "завалил": предложение о восстановлении церковного общения с монофизитами (направление в христианстве, представителями которого являеются—из близких России—члены Армянской Церкви). Произошло это, видимо, из-за того, что накануне Собора против такого "замирения" выступили ряд мирян и священников: от крайне антисиономасонствующего Владимира Осипова до некогда чуть ли не главного защитника евреев от погромщиков Андрея Кураева. В средствах  не церемонились: пригрозили в случае положительного решения покинуть Московскую Патриархию. Собор, видимо, поддался нажиму. Любопытно, что в те же самые дни Папа Римский подписал документ с представителем одной из монофизитских Церквей о восстановлении евхаристического общения, поступив прямо противоположно московским православным. Однако нельзя не признать, что Ватикан подготовил воссоединение безукоризненно с точки зрения богословской, чего о Москве сказать нельзя.

Остальные решения Собора сводились к утверждению заранее отработанных патриаршей канцелярией тезисов. Поддержали восстановление храма Христа Спасителя. Правда, на пресс-конференции митрополит Смоленский Кирилл проговорился, заметив, что "все средства массовой информации" против реконструкции—ранее властные лица предпочитали не замечать общественного мнения. Впрочем, политика властей—светских и церковных—как раз состоит в том, чтобы вернуться к большевистской концепции "всенародного обсуждения", при котором высказывается кто угодно, только не народ. И на пресс-конференции говорилось уверенно, что некий "народ" поддерживает идею восстановления, что Патриархия будет контролировать расход бюджетных средств. В тот же день эти горделивые притязания контролировать Лужкова были блистательно ниспровергнуты им самим: мэр уволил главного архитектора проекта за то, что тот посмел представить проект восстановления храма Христа Спасителя на утверждение Патриарху до того, как поставил свою визу Хозяин Города.

Собор постановил учредить духовную цензуру под названием Издательского совета при Синоде. Ссылались на католический опыт, но, во-первых, у католиков цензура децентрализована, а на всю Россию учредили одну инстанцию, во-вторых, на Западе католическая цензура обязательна лишь "для своих", а патриархийную непременнопопытаются сделать общеобязательной. Постановлено завести православное просвещение—всевозможные миссионерские общества. Дореволюционный опыт показывает, что "сверху" заставить проповедовать можно, но эффект будет нулевым. Проповедь действенна, когда идет от сердца, а не по приказу начальства. 

Отрадно, что Собор подтвердил решимость Московской Патриархии оставаться в экуменическом движении, постепенно делать богослужение понятным для современного русского человека. Менее отрадно, что Патриархия требует от Католической Церкви признавать ее право на "каноническую территорию"—включая Прибалтику, а сама, однако, не признает никаких "канонических прав" католиков. 

Hекотоpые постановления Аpхиеpейского собоpа 1994 года становятся понятны только, если yчитывать обpащения к Собоpy дyховенства и миpян. Hа пpотяжении последних двyх лет Патpиаpхию активно кpитиковали за yчастие в экyменическом движении, тpебовали выхода из этого движения. Писали о том, что Патpиаpхия спеpва—сpазy после войны—отказалась сотpyдничать с Всемиpным советом цеpквей, и выставляли это как доказательство того, что pешение пpисоединиться к ВСЦ в 1961 годy было пpинято под давлением КГБ. Сейчас—свобода, итак, давайте веpнемся к позиции 1940-х годов. Собоp постановил пpизнать, что и отказ от yчастия в ВСЦ, и согласие, -- pавно были обyсловлены не давлением госyдаpства, а свободным волеизъявлением епископата. Пpосто менялись обстоятельства—менялось и волеизъявление. Сегодня следyет оставаться в ВСЦ и свидетельствовать там об Истине пpавославия.

Такая защита вовсе не экyменизм и бpатолюбие защищает. Подобные фоpмyлы защищают, во-пеpвых, непогpешимость епископата—то есть, какое pешение они ни пpимyт, все веpно, даже если pешения бyдyт дpyг дpyгy пpотивоpечить. Во-втоpых, это pешение отводит от епископата обвинения в сотpyдничестве со светской властью—пpавда, это выглядит довольно смешно, потомy что докyменты о том, как именно по pаспоpяжению пpавительства—чеpез КГБ и Совет по делам pелигий—пpинималось pешение о вхождении в ВСЦ, сохpанились и были недавно опyбликованы.

В-тpетьих, pешение Собоpа вовсе не след истолковывать—как это сделал отец Александp Боpисов в одной из своих пpоповедей—"в том дyхе, что пpотестанты и католики не еpетики, а наши бpатья-хpистиане". Hичего подобного, скоpее наобоpот. Патpиаpхия остается в экyменическом движении не pади экyменизма, а pади "свидетельства об истинности пpавославия". Hо это именно то, чего давно добивались кpайне консеpвативные пpавославные кpyги. Этой позицией больны сейчас некоторые православные патриархаты, этой позицией болели католики и тогда отказывались сопpикасаться с экyменическим движением.

Экyменизм, по опpеделению, есть контакт с инославными не миссионеpский—а свидетельство о своей истинности есть именно миссионеpство—а любовный. Этого не понимают не только консеpватоpы, но и те, кто основывает экyменизм на безpазличии к истинности, на отказе от собственной идентичности (обычно отказе затyшеванном, несознаваемом, хотя часто пpовозглашаемом). Любить не потомy, что все одинаково пpавы, и не потомy любить, что я один пpав, а любить именно потомy, что есть Пpавда, и она больше и моего в ней стояния, и чyжого от нее отхода. Любить не потомy, что пpотестант—не еpетик, а любить потомy, что он—человек.

Разyмеется, экyменизм есть не пpосто любовь к человекy. Тогда не следовало бы его выделять в некyю особyю сфеpy. Экyменизм есть любовь к человекy, котоpый во Хpисте, но котоpый пpебывает во Хpисте иначе, нежели я—и не пpосто иначе, нежели я, но иначе, нежели Сам Господь ждет. Разyмеется, это означает, что я yвеpен—мое пpебывание во Хpисте и ожидание Хpиста более совпадают междy собою, чем инославное. Hо отказаться от такой yвеpенности—не означает ли снова веpнyться к агностицизмy, часто весьма воинствyющемy, к той самой паpаличности по отношению к Истине, от котоpой мы спасены Дyхом? Такомy агностицизмy пpотивостоит воинствyющий антиэкyменизм, подвид обычной ненависти и ксенофобии.

Hо дело-то именно в том, что не похожий на меня хpистианин—не "чyжой", как "чyжой" в очень опpеделенном смысле мyсyльманин. Он не чyжой, но он и не совпадает с замыслом Хpиста о нем. Hевозможно смиpиться с этим, невозможно воевать с этим. Hадо сознать эти две невозможности, войти междy ними, стиснyться ими как тисками, pаздавиться—и то, что останется, бyдет экyменизмом—болью и скоpбью, и pадостью, что Богy все возможно, в том числе и воскpесить раздавленное.

Определение Собора "О православной миссии в современном мире" использует терминологию, которую до сих пор употребляли лишь такие борцы с инославием как А.Дворкин и А.Кураев: "секты, имеющие тоталитарный и автократический характер". "Специальная общецерковная структура" призвана "противостоять разрушительным для православия действиям инославных, нехристианских и псевдорелигиозных миссионеров, деятельности тоталитарных сект". Если сопоставить эту воинственную терминологию с определением "Об отношении к межхристианскому сотрудничеству в поисках единства", то становится очевидным, что взят курс на агрессивный изоляционизм: 

"Поставить руководство международных христианских организаций в известность о том, что прозелитическая деятельность в России и других странах СНГ инославных миссионеров компрометирует среди верующих нашей Церкви саму идею экуменического сообщества и совместного свидетельства. То же касается и унии, создание которой было продиктовано, в первую очередь, прозелитическими целями. Униатство по сути и форме своей призвано скрывать от малопросвещенного взора догматические и канонические расхождения, существующие между православием и римским католицизмом, вводить людей в заблуждение использованием тех же самых литургических форм и традиций, которые присущи православию".

 Экуменизм, таким образом, становится удобным предлогом для провозглашения монополии одной конфессии на души всех жителей определенной страны. Все переворачивается с ног на голову, ибо экуменизм есть, напротив, умение сосуществовать на одной земле с инославными и иноверными, не отравляя им колодцы.

Нечто человеческое мелькнуло лишь в том, что соборяне продолжили травлю отца Глеба Якунина: отвергли его жалобу  на лишение сана и пригрозили отлучить от Церкви, если отец Глеб будет продолжать ходить в рясе и с наперсным крестом. Ведь могли бы, кажется, просто не заметить этого! Но Якунин—один из немногих исповедников Патриархии в годы коммунизма—есть живой (и даже очень живой) и ходячий урок иерархии за ее нераскаянное приспособленчество к режиму. 

Разумеется, Соборы никогда не "влияли" на церковную жизнь—они ее итожат. И этот Собор вполне отражает нынешнее удручающее состояние России—и светской, и церковной. Будем надеяться, что прославленные Собором в качестве святых люди—митрополит Московский Филарет, новомученики священники Иоанн и Александр—помогут духовному возрождению страны самым невидимым, но и самым действенным способом—молитвой Христу.

ХРИСТИАНЕ И ВОЙНА В ЧЕЧНЕ: АНАЛИЗ РЕАКЦИИ

"Московский церковный вестник" ("Вечерняя Москва"14.10.94) выступил со статьей М.Сибирцева, в целом призывающую принять серьезные меры по отношению к Чечне. "Юго-западные воздушные границы страны под серьезной угрозой ... Посмотрите на карту: далеко ли Москва от Чечни? С точки зрения холерного вибриона—полшага. "Лужков: решивший защитить хотя бы Москву от удалых джигитов, развлекающихся полуденной пальбой чуть ли не у Кремля, был тотчас же провозграшен "нарушителем прав человека".

Глава католиков латинского обряда архиеп. Тадеуш Кондрусевич выступил с заявлением по поводу войны 15 декабря (позже Патриархии), назвав события там "трагическими" и "конфликтом".

Московская Патриархия отреагировала на события в Чечне несколькими заявлениями своего предстоятеля (см. Хронику). Первое из них было сделано практически сразу после начала боевых действий, -- реакция была более скорой, нежели в период путчей 1991 и 1993 годов. Даже если бы война оказалась молниеносной, обвинить Патриархию в запаздывании было бы невозможно. Однако быстрота реакции предопределила ее расплывчатость. Осуждено, к примеру, искажение информации—но не уточнено, кто именно распространяет искаженную информацию, хотя всеобщее возмущение вызвали не журналисты, а государственные органы. Осуждение, возможно, распространяется и на  чиновников-лжецов, но тогда его пафос умиряется словами о том, что искажения вносятся "сознательно или бессознательно". В ситуации, когда на крошечный народ обрушилась сверхдержава, странно выглядит и механически воспроизведенный призыв к обеим сторонам прекратить военные действия. Конфликт назван даже не внутрироссийским, а "внутричеченским",  заявлено, что существуют "законные чаяния" жителей Чечни, -- и это вроде бы признает существование Чечни как независимого государства. Но одновременно подчеркнуто, что надо учитывать чаяния "всех жителей"—то есть, видимо, подразумеваются и русские колонисты, а это уже сводит на нет пафос. Да и "законность" можно трактовать по разному, с точки зрения международного права или действующей Российской конституции, или законов, принятых в самой Чечне. В целом позиция Патриархии оказалась настолько невнятной—во всяком случае, в ситуации резкого размежевания общества по вопросу о Чечне, что эффект от выступлений вряд ли был велик. Патриархия вроде бы не пожелала поддерживать правительственную упорную ложь о сути происходящего, признала эти события трагедией, кровопролитием, призвала к прекращению кровопролития—и это само по себе несколько необычно, если считать ее всего лишь одним из правительственных министерств (именно к этому склоняется сейчас общественное мнение, и не без оснований). Если бы Патриархия промолчала, она бы фактически поддержала агрессию. Но и ее выступление оказалось чрезвычайно блеклым и, соответственно, незаметным. Практически, единственным отзвуком в прессе (аналитическим, информация о заявлениях Патриархии давалась в хронике разных газет) стала статья Сергея Пархоменко "Конфликт с реальностью" (Сегодня, 20.12.94). Пархоменко отметил, что аналитики, считавшие, что население поддается пропаганде власти, "уже превратившей православие едва ли не в "государственную религию", потерпели фиаско. Ненависть к чеченцам не возросла, а Патриарх "со всем уважением" принял муфтия; тем самым религия оказалась не на стороне власти и в иерархах своих, и в низах. 

Ю.Буртин ("Московские новости", 11.12.94) возмущенно писал: "Кажется, никто из нынешних духовных авторитетов, как светских, так и церковных, не оспорил во имя гуманности и справедливости смертный приговор чеченским террористам за убийство заложников, которое, как явствует из сообщений прессы, совершено было совсем не ими. Ни Короленко, ни Сахаров не промолчали бы в подобном случае, но для нас, видно, весомее уроки Невзорова, поделившего человечество на "наших" и "не наших". Замечание верное по форме; однако следует отметить, что вопрос о террористах практически не обсуждался прессой, отчего мог просто остаться незамеченным "авторитетами".

Свящ. Алексий Зотов, ответственный за контакты Патриархии с Министерством обороны, заявил об идее создания "православно-мусульманского комитета, который бы без промедления смог развернуть свою деятельность в зоне конфликта. ... Что же касается спасения солдатских душ, то вчера военным бортом на Моздок был отправлен комплект из 200 тысяч православных молитвословов" (А.Колпаков. 200 тысяч молитвословов в зону конфликта.—Московский комсомолец, 23.12.94). Комитет, однако, создан не был—видимо, Министерство обороны не пожелало реально подпускать Патриархию к решению проблемы. Отправка же молитвословов вряд ли может быть оценена общественным мнением иначе как очередная показуха в большевистском стиле.

Любопытно было и молчание по поводу Чечни А.Солженицына. Он выступил лишь в начале января с заявлением о том, что необходимо предоставить Чечне независимость, при этом оставив за Россией часть ее северных земель. В сущности, выступление было и слишком поздним, и слишком двусмысленным, и совершенно не получило откликов. Нравственный аспект военных действий в Чечне был Солженицыном не затронут. 

Андрей Парин

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: ДЕЛО И "ДЕЛО"

Отец Александр Борисов—один из полудюжины православных священников, активно проповедующих Евангелие и в храме, и в средствах массовой информации. Сегодня, как и во все времена, жажда Христа столь велика, что и неумелой проповеди достаточно, чтобы обеспечить человеку популярность. Но отец Александр еще и хорошо проповедует: спокойно, без экзальтации, простым языком. Он не боится признавать себя другом покойного отца Александра Меня, но и не пытается состязаться с великим миссионером.

Разумеется, на каждого поклонника такого человека всегда найдется двое противников. За отцом Александром Борисовым давно и пристально следила "православная общественность", точнее—"православные общественники", люди того типа, которые считают себя обязанными надзирать за окружающей средой и подстригать все, что растет не им параллельно. Веруют они в того же Бога, что и Борисов, да веруют не совсем так: им важно не правильно славить Бога, а следить, как это делают другие. Такие люди обличительствуют часто вполне справедливо, только эти справедливые обличения никого не радуют, а многих и отпугивают от Церкви. 

С ноября 1994 года и по сей день отца Александра Борисова начали травить активно. Причина проста: наконец-то он допустил ошибку, ошибку достаточно серьезную: написал, что таинство Евхаристии нельзя понимать буквально. С точки зрения православного (и католического) богословия, это ошибка. Борисов ошибся догматически (что достаточно серьезно), он ошибся психологически, не просто изложил свое понимание Евхаристии, а отверг понимание общепринятое. Он ошибся и стилистически, написав о серьезном богословском вопросе в книге публицистической. Он ошибся, наконец, по-человечески; авторское тщеславие губит даже достойнейших, и отец Александр пытается оправдать написанное, чем губит себя. Важно, однако, что он пытается оправдаться, то есть, не отрицает, что, если бы он и в самом деле думал так, как следует из текста, то был бы неправ. Он только утверждает, что текст неправильно поняли, что текст неудачно написан—а это уже проблемы не столько читателей, сколько автора. Характерно, что друзья и почитатели Борисова, защищая его, не защищают, однако, его правоты в этом пункте. Догматическая ошибка действительно очевидна, как очевиден ее случайный и незлонамеренный характер.

Книга отца Александра Борисова была написана в 1983 году и тогда же стала известной в самиздате. Осенью 1991 года автор внес в нее изменения, учтя политические перемены, но не изменив своих принципиальных положений. Весной 1994 года она вышла тиражом пять тысяч экземпляров. 

Первый слой книги—публицистическая критика большевистского режима и его последствий для духовного состояния народа, критика, совершенно одинаковая и по стилю, и по содержанию с тем, что говорили и говорят в своих проповедях большинство московских православных священников. Новое здесь—в метких психологических наблюдениях и выводах.

Слабость такого рода публицистики: в том, что она основана на упрощениях. Что такое РПЦ, спрашивает автор и определяет два возможных ответа: "тихая заводь, отделенная от остального мира малопонятным языком, погруженная в свое беспроблемное существование" или "часть общенародной жизни, пронизанная общими недугами". Разумеется, при такой постановке вопроса предпочтительнее все же второй образ—Церковь, как говорится, отделена от государства, но не от общества. Но ведь возможно глядеть на Церковь и как на часть мира, и как на неотмирное Царство Божие, в котором есть свои проблемы. Борисов пишет лишь о тех трудностях церковной жизни, которые являются продолжением общенародных проблем: антисемитизм в православной среде, агрессивное невежество, изоляционизм. Он выступает против этих качеств и за это его критикуют их носители, в том числе и священники. Критикуют его и за предложения реформировать богослужение, приноравливая его к психологическим особенностям современных людей: велика потребность понимания—надо русифицировать службу, читать на русском Евангелие и Апостол; окружающий мир ценит инициативу, свободу, самостоятельность, эмоциональную искренность—надо отвести в богослужении место молитве импровизационной, поощрять молитвенные кружки прихожан. Все это страшно пугает то православное меньшинство, которое в Церкви ищет как раз убежища от современного мира и его психологии и которое по мере развития приходской жизни все громче и решительнее заявляет о себе в Московской Патриархии. Это конфликт носит очень примитивный, поверхностный характер и разрешится со временем, как разрешался он в других христианских конфессиях, в пользу умеренного обновления, разрешится просто в результате углубления церковного опыта. Стоит отметить психологическую зоркость автора, который не просто клеймит церковно-бытовой консерватизм, но понимает и прощает его: у консерваторов существует потребность в "исправлении через унижение", своеобразном садо-мазохизме; они смиряются перед авторитетом лишь для того, чтобы оправдать свою жестокость по отношению к тем, кто им подчинен.

В книге Борисова есть и второй слой, и острие критики было направлено против него. Евхаристия, пишет священник, есть "вкушение хлеба и вина, освященных молитвой, в память об Иисусе" (119) "Смысловое ударение здесь не нас словах тело и кровь в их привычном для нас земном буквальном смысле, а на слове сие. Этот хлеб и это вино. Буквальное понимание, видимо, пришло позже". (118). "Пышный культ Богородицы является следствием младенческого состояния Церкви" (113). Вселенская Церковь включает "в себя всех верующих во Христа, Истинного Сына Божия" (156). За подобные формулировки—особенно за чисто протестантстскую, да еще очень настойчивую, формулу Евхаристии—подвергли бы резкой критике и католического священника.

Эти формулировки характерны не для либерала, а просто для человека, который не чувствует смысла некоторых ключевых установлений Церкви и отстаивает свое право эти установления толковать по-своему. Об определении Евхаристии не приходится даже спорить. Что до понимания культа Богородицы, или до резких слов о монашестве, сделанных со ссылкой на Ганса Кюнга: "Сама по себе идеология монашества не является специфически христианской" (72), то они выдают то самое невежество, которое столь не мило либералам, нежелание попытаться вникнуть в то, что занимает столь важное место в Церкви, в жизни не только консерваторов, но и либералов, и даже святых. 

Этот слой книги Борисова слишком уязвим, и он сам уже публично признал, что в книге есть ошибки. Но есть в книге и третий слой. Автор много пишет об экуменизме, защищая его как "братское любовное соучастие в том, что было приобретено в каждом исповедании" (116). Разумеется, отстаивание такого экуменизма, критика безумств о. Серафима Роуза вызывает бешеную злобу православных консерваторов. Но вот любопытная цитата из книги: "Ни в коей мере не будучи врагом католичества или баптизма, вместе с тем оставаясь православным, я все-таки убежден, что преобладающим в нашей стране в обозримом будущем останется все-таки Православие. Принятие тем или иным народом именно этого, а не другого христианского вероисповедания не является исторической случайностью. Тот факт, что поляки в большинстве своем стали католиками, а русские, болгары и сербы—православными, говорит о глубоком соответствии каких-то черт народного характера именно данной конфессии" (с. 17). 

Эти слова показывают, что Борисов в чем-то очень существенном вполне совпадает с теми, кто его критикует. Отождествлять русскую национальность с Православием, разрешая при этом полякам быть католиками—это простая позиция, но уязвимая с позиций самого Борисова. Он ратует за миссионерство, но при этом ограничивает миссионерство рамками своего народа. Португалец, который едет проповедовать в Китай (св. Франциск Ксаверий) для него, следовательно, столь же неприемлем, как и католический миссионер в России. Вот этот слой зыбок и опасен, он едва заметен, но все же он присутствует в книге. Если он будет развиваться, то вскоре автор окажется вполне вместе с консерваторами. Но, разумеется, сердце человеческое знает только Господь, и хочется только надеяться, что полемика вокруг книги не примет какой-то уродливой формы, не завершится административными выводами, а станет творческим фактором церковно-общественной жизни.

При мало-мальски нормальном расположении духа, объяснения Борисова давно бы всех удовлетворили. Человек оправдывается, говорит, что признает православное учение о Евхаристии, считает обязательным для себя ему не противоречить. Однако совершенно явно обличители Борисова не желают слышать его оправданий. Более того, они раздувают истерию вокруг этой (единственной!) ошибки, вцепились в нее словно в кость. Отец Александр Мень или отец Георгий Кочетков ни разу не дали повода обличить их в догматическом заблуждении—а тут майский день, именины сердца, можно не лгать, не выдумывать, а просто выдувать из мухи слона. 

Однако без прямой лжи все же не обходится. Травля началась под благовидным предлогом, но очень скоро стала совершенно бесстыдной. Диакон Андрей Кураев в статье "Есть ли у богословов право на дискуссию?" (Вечерняя Москва, 6.1.95 -- точнее, это вкладыш в газету, именуемый "Московским церковным вестником", что создает какую-то двусмысленную ситуацию, когда непонятно, кто же "шьет дело"), к примеру, высказался против Кочеткова и Борисова, не брезгуя прямой ложью. Например: "Отец Александр Борисов и отец Георгий Кочетков считают, что изменение форм церковной жизни неизбежно должно сопровождаться переменами в вероучении Церкви". Разумеется, ни тот, ни другой о вероучительных аспектах церковной жизни  совершенно не высказывались. 

Для Кураева, последние годы сосредоточившегося на обличениях сектантов (причем в полемике он не брезгует и самым низменными доводами), характерно обвинения Борисова в манипуляции общественным мнением: "Как вы думаете, отче, скольких людей отвратила от Церкви газетная и эфирная кампания, которую вы подняли в защиту собственного права проповедовать протестантские богословские доктрины от лица Православной Церкви?" Разумеется, Борисов и не думал поднимать "кампании", просто среди его прихожан много активных литераторов и журналистов. Свое мнение он высказывал от себя лично, а не от лица Церкви (в отличие от того же Кураева, который свое мнение всегда отождествляет с церковным и не может себе представить иного поведения для духовного лица). 

Лжет Кураев, когда говорит: "Ваши защитники организовали мощнейшую пропагандистскую атаку на Православие как таковое"—и в доказательство приводит одну-единственную цитату, в которой говорится о "ригидности" Православия не "как такового", а "традиционного". (Разумеется, имелось в виду "традиционалистское"—в нормальном состоянии это легко было бы понять и простить). Подозрительность, с которой Кураев относится к прессе, видя в любых однородных публикациях кем-либо (Борисовым, кришнаитами, богородичниками) инспированную кампанию, выдает в нем самом готовность проводить именно кампании. Недаром именно Кураев одну и ту же статью против выдающегося педагога Евгения Ямбурга сумел опубликовать одновременно в пяти газетах, что далеко от стандартов отечественной журналистской этики.

Смердяковская озлобленность сквозит и в настойчивости, с которой Кураев противопоставляет образованность собственную и других противников Борисова его необразованности (Борисов получил обычное для большинства современных православных батюшек сокращенное богословское образование). Так подчеркивает свою образованность лишь тот, кто не совсем уверен—а подлинно ли уважаем он, не подпереть ли свой авторитет дипломом. О качестве богословского образования в наших семинариях говорить не приходится—в условиях большевистского угнетения оно и не могло быть высоким. Но Кураев мог бы впомнить, что Борисову в течение многих лет вообще "не давали ходу", держали в дьяконах—и не потому, что он, как Кураев, лез в церковную политику и интриговал против митрополитов, а потому, что отказался сотрудничать с КГБ. Сам Кураев печатно признался, что с КГБ сотрудничал, хотя старался никому при этом не причинить зла. Сегодня видно, что не КГБ—самое страшное, и не сотрудничество с ним. Последние годы Кураев пишет активно без всякого явного или тайного нажима КГБ, —но то, как и что он пишет, могло бы доставить КГБ огромное удовольствие. Кураев разлагает Церковь изнутри, создавая образ православия, охочего до инквизиции, подтасовок, клеветы. Так пишет один из лучших представителей нынешнего "консервативного" православия. Как пишут худшие—самые наглые, самые злобные, самые невежественные—лучше себе не представлять. 

Худшие критики Борисова—то есть, кто пассивен, кто сузил христианство до администрирования и реставрации—тем более поддают жару по поводу "ереси", что им пока еще неловко сказать говорить напрямик: всякую критику в адрес церковной иерархии, духовенства, всякое доброе слово об инославных они считают "ударом в спину", "предательством". Такие люди представляют себе Церковь даже не воинствующей, а просто армией, где неуместны разговорчики в строю, эксперименты, где самое страшное—неправильно заправленная гимнастерка, а то, что правильно заправленная гимнастерка одета на труп—неважно.

На Борисова, однако, напали священники и миряне, до сих пор не атаковавше никого, а занимавшимиеся той же просветительской деятельностью, что и Борисов с его прихожанами. Сегодня эти нападки объединили вечных нигилистов от православия, способных лишь разрушать, с теми, кто творил (Артемий Владимиров, Александр Салтыков, Владимир Воробьев). 

Присоединение активных священников к травле активной же части православной Москвы безрассудно. Рассудок подсказывает, что, когда затравят наиболее заметных, начнут травить заметных менее. То, что люди творческие—то есть, по определению, наименее склонные к коллективным действиям—вдруг стали действовать именно коллективно, указывает на то, что здесь действует какой-то очень простой психологический механизм. Видимо, речь идет об агрессивности, компенсирующей разочарование в себе.

Все участники нынешнего конфликта—люди очень разного возраста, с очень разным прошлым, разного духовного опыта—получили возможность активно проповедовать (и использовали ее) пять лет назад. Первый год все они были в тени: проповедовал отец Александр Мень, в сравнении с которым любой другой проповедник выглядел бледно. После смерти отца Александра другие получили шанс—не работать, этот шанс был у них и ранее. Люди получили шанс прославиться. Место общенационального духовного лидера было таким еще теплым, занять его казалось так легко. Большой энтузиазм, с которым священники приступили к миссионерской деятельности, соединялся, видимо, с завышенными ожиданиями. Во всяком случае, именно завышенные ожиданиями—не оправдавшиеся, разумеется—являются причиной уныния (с точки зрения православной аскетики) и агрессивности (с точки зрения психологии). 

Успехи пастырей были велики, но все же не так велики, как им бы хотелось, и не так велики, как первоначально казалось. Произошел массовый отлив людей. Ни один из пастырей не оказался таким универсалом, как отец Александр Мень. Кто-то оказался слишком слащав для детей, кто-то слишком заумен, кто-то слишком суров, кто-то потерпел фиаско как настоятель, кто-то как руководитель православной школы (высшей или средней). Практически каждый священник попробовал себя в роли журналиста и литератора, и практически каждый потерпел на этой почве неудачу. Дело не только и не столько в личном несовершенстве. Дело в том, что четыре года назад у православных пастырей были совершенно другие представления и о будущем страны, и о будущем Церкви. Казалось, что идет действительная свобода, а пришло восстановление дореволюционного синодально-правительственного тиранства, которое не терпит общественной инициативы. Развеялись иллюзии не только о собственных талантах и перспективах, но и о перспективах российского православия, о перспективах России в целом, и утрата этих иллюзий более болезненна. 

Крах иллюзий, к сожалению, был воспринят без должного—то есть, православного—смирения. Пастыри оказались больны хуже некоторых паршивых овец и стали самоутверждаться в борьбе, в атаке—сперва на инославных, затем и на собратьев по конфессии. Был ли другой, творческий выход из этой ситуации? Конечно, и даже не "выход", а "выходы". Развеялись очередные земные иллюзии, пали очередные завышенные ожидания. Это нормальный процесс прохождения через суету. Не удалось то, о чем мечталось, и это означает, что надо трудиться над тем, что может удасться, о чем мечтается не нам, а Богу. А Бог мечтает о чем угодно: чтобы основывали университеты, издавали книги, шли в пустыню, писали иконы, читали акафисты. Только о том, чтобы мы кого-то травили, Господь не мечтает. Он—Творец, и Он свидетельствует, что невозможно творить в состоянии борьбы.

Разумеется, не все поддались соблазну компенсировать творческие неудачи или развеянные иллюзии бомбометанием. Есть и среди духовенства Московской Патриархии замечательные пастыри, не обленившиеся и не тщеславные, тихо совершающие духовный труд. Иначе не смогла бы существовать Русская Церковь, иначе бы давно обрушились стены патриаршего особняка в Чистом переулке. 

Агрессию проявили не все—не у всех были завышенные ожидания. Именно отец Александр Борисов отличается (и среди прочих священников своего "круга") какой-то неестественной, нечеловеческой, ангельской кротостью, кротостью не маслянистой, искусственной, а подлинной. Именно он ничего ни от кого не ожидает и не сердится нимало ни на кого.

Именование Борисова и Кочеткова "обновленцами" очень мало говорит о травимых и много—о травящих. Так кличка "жидовствующие" очень мало говорит о сути движения конца XVI века и много—о тех, кто эту кличку пустил в ход. Обновленцы довоенного вpемени были ненавидимы не за свои идеи. Идеи их были pазвиты не ими, а еще до pеволюции сфоpмyлиpованы. Обновленцы стали пpитчей во языцех, потомy что своих вpагов yстpаняли пpостым способом: доносом в ЧК. Поэтому сегодня попытки связать Боpисова и Кочеткова с обновленцами 1920-х годов yже носят спекyлятивный хаpактеp, не совсем искpенний даже эмоционально, тем более логически. Во-пеpвых, в наши дни стyкачество ассоцииpyется не с давно забытыми деятелями обновленчества, а совсем иными деятелями, во-втоpых, стpана потихонечкy возвpащается к доpеволюционномy бытию, когда само по себе сотpyдничество с тайной политической полицией не было поpоком—если не считать позиции интеллигенции. То есть, Гапон был виноват лишь с точки зpения кyчки pеволюционеpов, а общество в целом—в том числе, интеллектyалы—не видели в его действиях кpиминала.

 Сегодня большинство тех, кто клеймит Боpисова и Кочеткова обновленцами, сами относятся как pаз к числу "госyдаpственников", тесно сотpyдничающих (в экономическом смысле, пока только в таком!) с pазличными оpганами yпpавления. А вот пpиход Боpисова во многом состоит из людей, унаследовавших оппозиционный к власти менталитет интеллигенции; в этом смысле он антиобновленческий, в отличие от приходов его врагов. 

Идет словно некая кадpиль, в котоpой по видимости все опpеделяется тем, какова власть—богобоpческая или нет. В 1920-е было ясно: "нельзя молиться за цаpя Иpода", пpишла власть богобоpческая. А сегодня yже все pасплылось. Позавчеpашние большевики, они же вчеpашние боpцы с большевизмом, они же сегодня стpоители хpамов и yсмиpители Чечни и пpессы—богобоpцы или нет? Можно гоpевать об отсyтствии ясности, но, видимо, в ней есть огpомный смысл и пpактическая польза: она должна пpовоциpовать интеллигентного человека на ответ не лозyнгом, а размышлением.

Самым страшным для "консерваторов" (а точнее, инквизиторов) был бы ясный и недвусмысленный отказ отца Александра Борисова от неудачной формулировки. Они бы потеряли единственную реальную зацепку. Нельзя же всерьез относиться к тем обвинениям, которыми не брезговали ранее: у Борисова-де в храме повесили у свечного ящика фотографию отца Александра Меня, а он не святой еще (вешают же фотографию Патриарха Алексия II, который тоже не святой, а всего лишь Святейший). А то царские врата показались слишком низенькими—и приказали заменить. Все эти требования Борисов беспрекословно выполнял. Наверное, он знает, что делает теперь, когда решил чуток подождать. Впрочем, он уже распорядился изъять свою книгу из продажи—поступок если не святой, то героический. 

Важнее всего то, чего Борисов не делает, потому что ему это и в голову придти не может: не отвечает обвинениями на обвинения, не указывает своим противникам на их догматические ошибки. Они есть, у того же Кураева их полно, да только шпионство и мстительность—не стиль Борисова. Он и сам, наверное, не святой. У него просто нет времени на зловестие, он слишком занят непосредственным священническим делом—благовестием о Христе Иисусе, милосерднейшем Боге и справедливейшем Человеке.

РЕЦЕНЗИИ

Русский пастырь. Журнал воспитанников Свято-Троицкой духовной семинарии.—III/I -- 1993-94. Сан-Франциско.

Среди прочих материалов номера заслуживает быть отмеченным интервью: "Русский пастырь" беседует с доктором философии Людмилой Дмитриевной Перепелкиной". Доктор философии давно живет за пределами России, но справедливость требует отметить, что ее взгляды весьма характерны и для многих русских православных. С. 23. "Приставку "без" Л.П. просит не изменять на "бес", принципиально предпочитая писать ее согласно неиспорченной большевиками старой орфографии. ... Редакция ... согласна с Л.П. и впредь будет придерживаться такому правописанию. [!]"

Выступая против Мейендорфа, С.Булгакова, Шмемана, Перепелкина, естественно, касается и о. Александра Меня. "Этот покойный протоиерей в своих многочисленных компилляциях много прегрешил против православного вероучения. ... Толкуя Библию в духе, противоположном святоотеческому, Мень умаляет святость ветхозаветных пророков, инсинуируя им всяческие пороки. При этом не излишне будет заметить, что сам Мень при жизни пользовался среди многих своих поклонников явно чрезмерным для православного человека, тем более священника, почитанием. Так, многим из его окружения даже казалось, "что он больше, чем просто человек". "Мень извращает православное учение о грехопадении: неужели из-за двух индивидов изменился весь мир? -- кощунственно вопрошает он." (С. 30.) "Парижская школа", вместе с религиозными вольнодумцами из Московской Патриархии, очень устраивает интеллигенцию, сетующую, что ей, дескать, тесно в границах Церкви. Не потому ли так стараются всевозможные мени, шмеманы и мейендорфы безпредельно расширить эти границы?" (С. 32).

Читать обличения в адрес о. Александра, исходящие от журнала "карловчан", приятно и утешительно; ведь когда такие слова долго и упорно исходят от истеблишмента Московской Патриархии, может в какой-то момент показаться, что в них все-таки есть зерно истины. А тут—все ясно: тьма от тьмы, глупость от глупости, злоба от злобы. 

Любопытно, однако, что жесткая граница между респектабельностью и ненавистью отсутствует. Так, "Русский пастырь" уделяет много места проблеме тех священников Патриархии, которые всем сердцем сочувствуют "карловчанам", перестают даже поминать Патриарха, но при этом остаются в Патриархии. Так, священник Тимофей Алферов, непосредственно рукоположенный в священники Патриархом Алексием, объясняет свой отказ поминать Патриарха его поведением после путча и—"самый главный случай, второй": речь перед раввинами. "Мы не переходили [в Зарубежную], главным образом потому, что, мы лишились бы паствы, лишились бы приходов" (С. 122).

Интервью c о. Тимофеем было взято в феврале 1992 года. Тогда в Тверской епархии было 20 непоминающих. Посылали об этом письма в патриархию, так что там знали. С. 123. "Уйти одним в Зарубежную Церковь—это проще всего, но как же тогда насчет евангельских слов о таком пастыре, который оставляет овец своих?" Какое счастье, что овцы о. Тимофея не посещают гуртом публичные дома—иначе ему пришлось бы сопровождать их и там...

Иван Хотяинцев

Кураев А., Лурье В. На пороге унии: Станем ли мы монофизитами? М., 1994. — 32 с.

В брошюре, написанной к Архирейскому Собору, напечатанной тиражом в две сотни экземпляров, объединились два наиболее, может быть, интеллигентных ума современного российского христианства - московский и петербургский (В.Лурье известен лекциями в Петербургской Духовной Академии). Брошюра возымела эффект - вопрос о мире с монофизитами резко притормозили, постановили отложить вопрос для более тщательной проработки. Вопрос этот сугубо внутрицерковный, мало кто даже из богословов способен понять и объяснить, в чем сущность монофизитской ереси. Но вот какими аргументами удерживали участников собора от одобрения: "Через г-на Жириновского нас подталкивают к "броску на Юг", к глобальному конфликту православных и мусульманских народов. Для России это - самоубийство".

Вряд ли эти слова принадлежат перу академичнейшего специалиста по ближневосточному христианству В.Лурье. Видимо, это слова А.Кураева. (Выступил против унии с монофизитами и печально обороняющий Святую Русь от жидомасонов Владимир Осипов, и группа духовенства из епархии митрополита Петербургского Иоанна. Причем выступили резко: помиритесь с монофизитами - уйдем от вас, будем считать Патриарха Московского еретиком. Мы или они. "И еще надо помнить: всякая стрела, нацеленная в Православие, нацелена и в Россию").

В чем же дело? Может быть, в том, что монофизиты - это армянские христиане? Может быть, Кураев действительно боится, что помирившись с Армянской Церковью Московская Патриархия толкнет Русь на "глобальный конфликт" с мусульманами, на самоубийство? Нет конечно, это его просто занесло в полемике.

Не мусульман и не монофизитов - католиков боятся пуще всего и ими стращает А.Кураев народ. Пытаясь помириться с монофизитами, Московская Патриархия якобы отрабатывает "формулу унии с католиками" (Кураев). Страшнее мира с католиками ничего нет! Главное же, опасения совершенно пустые: к сожалению, и в мыслях нет у православных иерархов объединиться с католиками - сами не потерпят подчинения Папе Римскому, и родное правительство не потерпит, чтобы у "своих" христиан был "заграничный" центр - как их тогда "проконтролируешь"? Больше всех досталось от архиепископу Михаилу Мудьюгину, потребовали лишить его сана за слова: "Единение требует лишь признания за ... каждым крещеным человеком право именовать себя христианином". Нет, христиане - это мы и те, кого мы крестим, а все прочие - самозванцы. Запретить баптистам и католикам именоваться христианами!

Андрей Кураев - лицо известное в газетном мире своей активной борьбой с сектантами. Он обличал и рериховцев, и мунистов, и "живую этику", и знаменитого директора 109 школы Евгения Ямбурга за потворство еретикам, Билли Грэма обличил, баптистов, и всех вообще протестантов. Теперь вот обличил монофизитов-армян, обличил троих митрополитов в измене Православию, пригрозил Патриархии своим уходом. Но острие его обличений направлено против католичества. Католики, кажется ему, самые вредные и опасные еретики. Разумеется, так считают многие православные, но обычно так считают люди невежественные, а тут образованный человек пишет: "Думал ли кто-нибудь над тем, что оправдание монофелитства автоматически подвигает нас к унии с католиками, ибо монофелитство - единственная ересь, получившая официальную поддержку с Римской кафедры". 

Господи, да что ж это такое? Был один Папа, который имел несчастья поддержать еретика - не ересь как учение, а еретика. Анафематствовали этого Папу, а не Католическую Церковь. Как можно в здравом уме обвинять католиков в монофелитской ереси... Это даже не передергивание фактов. А. Курвев изобрел в своей брошюре дивное ругательство: "богословское хулиганство". Беда в том, что не потому ли он его изобрел, что сам этим хулиганством и балуется.

"Принадлежит ли право учительства в Церкви Святым или профессорам?" - этим риторическим вопросом защитники православия пытаются посрамить профессоров, которые вели переговоры о церковном примирении. Но сами-то защитники - разве святые? Нет, тоже профессора - или, точнее, кандидаты наук. Они только прячутся за спины святых - мы, мол, всего лишь толкователи. Они кокетничают тем, что их мало: вот мол, борцы с ересями и в древности были в меньшинстве. Но и меньшинство далеко не всегда право, а главное, слава Богу, и в древности защитники Православия были в меньшинстве лишь на Востоке, но была еще и Западная Церковь, и она всегда поддерживала православных. С монофизитами боролся не только "восточник" Патриарх Флавиан, но и Папа Римский Лев, в борьбе с иконоборчеством погиб не только "восточник" Максим Исповедник (о чем Кураев пишет много), но и Папа Римский Мартин Исповедник (о чем он умалчивает начисто). 

Сегодня, слава Богу, никто не угрожает православным ни ссылками, ни казнями. Откуда же столько надрыва, истерии, крику про готовящееся самоубийство Руси, такие исповеднические позы? В том-то и дело, что сами исповедники в позы не становились. Они любили Христа и поэтому защищали Его от клеветы. Нынешние "исповедники" целью жизни определили не Христа, а борьбу за Христа - и борются с реальными и вымышленными врагами, и борются, и борются... А жизнь идет мимо, в том числе и вечная жизнь. Люди, правда, охотно читают всякие "разоблачения" и "обличения", на борьбе легко стать популярным, она удовлетворяет животную страсть к улюлюканью и травле. Но для этого ли Бог дает нам знание о Себе? Может быть - да что там "может быть", наверное компромисс с ложью, ересью невозможен для верующих. Но наверняка ведь и жить только в борьбе невозможно для верующего, ибо борьба не оставляет нам времени достигнуть того, что выше веры, выше надежды, что одно составляет все Царство Христово - любви, воплощением которой был и пребывает Господь Иисус Христос.

Яков Кротов

Маранафа: Современные христианские песни. Вып. 1. М., 1994. Тир. 10 000 экз.

Сборник посвящен о. Александру Меню (видимо, его памяти) и издан Общедоступным православным университетом, основанным протоиереем Александром Менем. Правда, в качестве адреса университета (Столешников, д. 2) указан адрес храма во имя свв. Космы и Дамиана, но это характерно для современной Москвы: все инициативы тесно связаны с тем или иным приходом. Предисловие написано настоятелем этого храма свящ. Александром Борисовым. Есть и второе предисловие, написанное составителем Ю.Пастернаком, из которого можно узнать, что песни, включенные в сборник, могут быть предметом "песенного служения в вашей общине или группе. Вот примерный план такого служения: 1. Предначинательные молитвы. 2. Призывание Святого Духа. 3. Песни хвалы и славы. 4. Чтение Священного Писания (напр. Псалма) с последующим обсуждением (возможно в малых группах, если собрание многолюдное). 5. Пение известных песен или разучивание новых. 6. Благодарственная молитва (желательно свободная)."

Следует отметить, что первое издание, вышедшее под грифом ОПУ в издательстве "Ирина" (Я.Кротов. Богородичный центр) вызвало нарекания людей, знавших о. Александра Меня: борьба с ересями была достаточно чужда покойному священнику. Вероятно, и эта книжка может вызвать аналогичные нарекания. Включенные в нее песнопения практиковались лишь в небольшой части прихода о.Александра, не вызывали его особенного восторга и не поощрялись им. Не совсем понятно и то, какое отношение подобные песни имеют к университету любого рода. Тем приятнее, что автор третьего предисловия И.Языкова откровенно признает, что мы имеем дело с "новой волной": "Потребность в новой песне Россия ощущала давно. ... Даже вполне секулярное движение авторской и самодеятельной песни было своего рода поиском духовного прорыва".

Разумеется, вряд ли возможно говорить о всей России, но что существует определенный круг людей, которым нужны именно такие песни—несомненно. Проблема заключается в том, что песни эти совершенно чужды русской песенной традиции, русской культуре—как христианской, так и секулярной. Они слишком просты, многие слишком сохраняют следы своего западного происхождения (приведено пять распевов "Аллилуйи", причем все названы "Аллелуйа"—такое мелочное воспроизведение первоисточника вряд ли поможет ему войти в русский обиход, многих отпугнет). В отличие от православных песнопений, эти чужды храмовой жизни России. Но и есть и другое отличие: эти песни чужды и частной жизни русской интеллигенции, они являются бегством от традиции, у истоков которой стоят Окуджава и Высоцкий. В них нет плоти культуры—вернее, в них плоть совершенно иных культур. В результате, хотя перед нами в основном песни католического происхождения, восприятие их вполне такое же, как песен баптистских. Все очень мило, очень благочестиво—и совершенно "не по-нашему".  Беды в том нет, беда в том, что простая пересадка западных образцов без их творческой рецепции приведет к самоизоляции от конфессионально родной среды тех, кому эти образцы понравятся. 

Иван Хотяинцев

Протоиерей Всеволод Рошко. Преподобный Серафим: Саров и Дивеево. М., 1994. 154 С.

Трудно указать, каким издательством выпущена книга. На титуле стоит странная надпись латинскими буквами: "Sam & Sam". На последней странице приведен список книг, выпущенных этим издательством. Судя по списку, издательство за четверть века выпустило пять книг. Из них две—это одна книга, дважды изданная (С.Куломзина—"Наша Церковь и наши дети"). Более того, книга Куломзиной, издана "совместно с издательством "Мартис". Оригинал-макет книги Рошко, как указано в выходных данных, тоже изготовлен в издательстве "Мартис". Оставшиеся три "книги"—это брошюрки, выпущенные в годы застоя заграницей, и брошюрка же "для школ и ПТУ", выпущенная в 1993 г. в Москве.

Таким образом, следует признать, что издательства "Sam & Sam" не существует. Существует литератор С.Бычков, причастный к выпуску некоторых книг и почему-то упорно стремящийся ставить на этих книгах, кроме своего имени, еще и странную англоязычную надпись. Такое явление осложняет жизнь библиографу, хотя само по себе должно быть признано неопасным для окружающих. 

Безвредно, в сущности, и странное стремление "составителя" книги С.Бычкова (так он себя называет, хотя настоящим составителем, как явствует из послесловия является М.Бодри) похулить всех своих коллег: и издателей переписки Рошко и Меня, и издателей сборника о преп. Серафиме Трубачева и Стрижева, и автора книги о новомучениках Дамаскина (С. 7, 11). Ругательные эпитеты в адрес всех девальвируются и дискредитируют лишь того, кто их употребляет. Когда же автор хвалит, он так же неумерен, называя "образцом отечественной агиографии" хорошую, но вполне "жэзээловскую", совершенно вне-церковную книгу М.Поповского о Войно-Ясенецком.

Составитель не удержался от соблазна поспорить с покойным автором, снабжая его текст полемическими примечаниями. Примечания обнаруживают, что составитель просто не понимает мысли Рошко. На с. 103 Рошко пишет о дивеевской канавке как символической границе двух общин внутри одного дивеевского монастыря, защищавшей Мельничную общину. Составитель же нелепо возражает ему, указывая, что после революции не Саровский, а Дивеевский сохранился лучше. Это не возражение, а просто путаница. Рошко (с. 58) мельком пишет о том, что преп. Серафим не соответствовал понятию о старце, которое выработали оптинские старцы, имея в виду различия в пастырской практике, а Бычков защищает целомудрие святого, как будто бы оптинские старцы сомневались в нравственном облике преподобного! Наконец, в то время как Рошко борется с лживым мифотворчеством С.Нилуса, придававшего пророчествам святого несвойственный им смысл, составитель, напротив, продолжает нилусовскую линию, толкуя эти пророчества как относящиеся к возвращению мощей преподобного в 1991 г. 

Сама же по себе книга Рошко—собрание источниковедческих статей, поистине бесценных. Автор—католик восточного обряда и истинно православного духа. Он смело пишет о трагических проблемах истории Русской Церкви, не для поношения или насмешки, а для понимания того, как Православие существовало в Синодальный период. Разумеется, ныне доминирующие в православном духовенстве те самые "реакционные круги", которые упоминает Рошко и которые восхищаются "Протоколами Сионских мудрецов", примут его книгу в штыки. Проблема реакционеров, однако, в том, что надо хирургическим путем изъять мозги у следующих поколений православных людей, чтобы удержать их от тех выводов и наблюдений, к которым пришел Рошко в результате добросовестного и благожелательного научного исследования: величайший русский святой XIX века был гоним собратьями. Ничего сенсационного и угрожающего авторитету православия в этом выводе нет: гонения от чужих (римлян, большевиков) всегда и качественно, и количественно слабее в истории Церкви, нежели гонения от своих.

Разумеется, книга Рошко—лишь начало. Необходимо в России, по подлинным архивным документам, а не по публикациям Чичагова восстанавливать историю преп. Серафима. Однако главной проблемы Рошко коснулся лишь мимоходом: насколько достоверна "Беседа с Мотовиловым"? Слишком очевидно, что этот документ—не буквальное воспроизведение слов святого. Покойный отец Александр Мень называл человека, у которого якобы хранился рукописный подлинник беседы. Даже если подлинник этот обнаружится (что кажется маловероятным: видимо, мы имеем дело с одной из легенд, в изобилии возникающих в катакомбном состоянии) он не решит всех проблем. Внешняя критика этого документа вряд ли возможна; внутренняя же критика возможна в любой момент—при условии внутренней свободы и непредубежденности исследователя.

Яков Кротов

Духовный мир: Сборник работ учащихся Московских духовных школ. Вып. 1. Сергиев Посад, 1994. 119 С.

До революции сборник таких работ, безусловно, не увидел бы свет. С научной точки зрения студенческие курсовые не представляют интереса, повторяют зады науки и должны быть еще более невидимы миру, нежели зады. Студенты, конечно, вольны издавать духовно-душевно-нравственные экзерцисы, поскольку этот жанр требует не столько знаний, сколько сердечной чистоты, и пара таковых представлены в сборнике, открывают его и выгодно отличаются от курсовых искренностью и свежестью (священник Роман Витюк, "Мой путь к вере"). Впрочем, и данный сборник может служить интересным пособием для тех, кто пожелал бы составить мнение об уровне и направленности преподавания в Троице-Сергиевой лавре. От дореволюционного (и нормального) уровня это преподавание отличается, видимо, беззаботным отношением к поощрению в студенте самостоятельного мышления. Верный признак несамостоятельности—отказ от использования архивов. Разумеется, если пишется работа "Распространение христианства на Британских островах", об архивных документах речи быть не может. Но вот работа студента четвертого курса академии "Из истории русского церковного пения"—и здесь ни одного нового факта, только компиляция из книг (впрочем, многочисленных), хотя архивов много по рассматриваемому периоду и они вполне доступны. Об атмосфере же, царящей в духовной школе, многое ясно из фразы в очерке о Британии: "История Английской Церкви как части западного христианства—это история отпадения католичества от единой Церкви в XI веке, англиканства от Рима в XVI веке; в XVII веке Англия стала родиной баптизма, а в XVIII—методизма" (С. 101). Конечно, не студент выработал в себе этот взгляд. Он просто принял как данность, не раздумывая, атмосферу учебного заведения, для которой католичество—всего лишь нечто отпавшее, англиканство—дважды отпавшее, а методизм, видимо, четырежды отпавшая жалкая шутка истории. Как же, должно быть, грустно и одиноко жить в мире, где большинство исповедующих Христа—отпавшие от тебя и твоей "единой Церкви"; хотя, разумеется, можно так сгруппироваться, что не будет ни грустно, ни одиноко, а очень даже уютно и самоварно.

Вадим Успенский

James H. Biilington. Russia Transformed—breakthrough to Hope: Moscow, August 1991. The Free Press, 1992. 202 p.

Philip Yancey. Praying with the KGB: A startling report from a Shattered Empire. Multnomah Press, 1992. 106 p.

Книги Джеймса Биллингтона "Преображенная Россия: прорыв к надежде—Москва, август 1991" и Филиппа Янси "Молитва с гебистами: репортаж из руин империи" появились в свет как отклик на волну интереса к России со стороны американцев. Волна поднялась с падением Берлинской стены и улеглась вскоре после путча. Приход республиканцев к власти в конгрессе в ноябре 1994 года ставит точку: американцы возвращаются к внутренним проблемам. Разумеется, даже в состоянии изоляционизма американские обыватели значительно больше понимают в окружающем мире, нежели российские. Дело тут не в каких-то небывалых интеллектуальных способностях, а в том, что американский обыватель имеет до ужаса примитивные, действительно "обывательские" критерии, при помощи которых оценивает действительность: свобода и собственность. Россия ему абсолютно понятна, как страна, где так и не появилось ни первого, ни второго. В русских газетах приписывали благожелательную моду на Россию эйфории, которая якобы охватила Запад после исчезновения военной угрозы с Востока; стала привычной эйфория, прошла и благожелательность. Но возможна и иная правда: Запад просто убедился, что военная угроза никуда не исчезла. Голодное и порабощенное население всегда—угроза соседям. "Целый народ разучился улыбаться", -- пишет Янси (С. 17) и напоминает слова Сэмюэля Джонсона о том, что нельзя сделать всех счастливыми, но в погоне за всеобщим счастьем можно сделать всех несчастными—так уж лучше жить в обществе, где несчастные имеют место быть.

Современное массовое сознание в России выработало несколько стереотипов в восприятии американцев. Это антиамериканские стереотипы, изображающие янки рослыми дубинами, которые поверхностны, ничего не понимают, которых с одинаковой легкостью обманывают гебисты и диссиденты. Разумеется, такой стереотип не может быть истинен в отношении любой нации. Унижая другой народ, мы лишь обнаруживаем крайнюю неуверенность в себе, желание уйти от самоанализа в ругань. 

Биллингтон и Янси представляют две разные социально группы: Первый принадлежит к вашингтонской элите, являясь заместителем директора Библиотеки Конгресса (курирует Европу, как ученый специализировался по России). Бывал в России в свите президента Рейгана, да и без президента был гостем преимущественно равных себе администраторов. Второй—свободный художник, литератор, христианский эссеист. Попал в Россию почти случайно, в группе протестантов-миссионеров, которую привез Михаил Моргулис в октябре 1993 года. В детстве, рассказывает Янси в своей книге, его брат учил русский, а он сам—китайский; так чисто по-американски они принимали меры на случай завоевания Штатов русскими или китайскими коммунистами. Таким образом, книги создают стереоскопический эффект: Биллингтон о России знает много, Янси почти ничего—ну, про КГБ слыхал. Поразительным образом, однако, книги достаточно созвучны и лишены клюквенности.

Разумеется, без ляпов не обошлось. Есть бытовые. Биллингтон принял просфору, которой его любезно угостили, за "евхаристический хлеб" (С. 137). Янси решил, что "бабушка"—это не сама бабушка, а платок у нее на голове (видимо, переводчик показывал пальцем именно на голову, отсюда и недоразумение—с. 28). Из числа крупных промахов в оценке той или иной личности можно отметить лишь то, что Биллингтон считает Д.С.Лихачева "воплощением и русской православной культуры, которую он изучает, и аристократической культуры Петербурга" (С. 131). 

Ляпов, однако, мало, а точных и трезвых суждений много. Биллингтон великолепно описывает происходившее в августе 1991 вокруг Белого Дома как карнавал в его бахтинском смысле—однодневный отдых от угнетения, при котором угнетатели и угнетаемые меняются на короткий миг местами (43), хотя не исключал он и возможности, что эти события предшествуют действительной свободе (теперь можно смело говорить, что все-таки то был действительно лишь карнавал). "Августовские события были прорывом не столько к вере, сколько к надежде" (С. 171) -- четко писал Биллингтон.

Любопытно, что степень скепсиса и, соответственно, точности выше у Янси. В лучших традициях западной журналистики он бесстрастно описывает визит делегации в КГБ, где некий генерал-майор лобызал пасторов и молился с ними. Правда, когда чекист заявил, что христиане и гебисты едины в том, что борются со злом, даже железные нервы американца не выдержали, и он сказал пару слов о том, что их, возможно, всего лишь водят за нос. Возможно, тут значима его отстраненность от российского истеблишмента и вообще от русских дел. Биллингтон легко поверил в демократические идеалы людей, пришедших после путча к власти. Разумеется, тогда некоторая эйфория охватывала даже русских. Однако вряд ли кто-нибудь когда-нибудь, к примеру, обманывался относительно Рудольфа Пихои, сподвижника Ельцина, которому тот пожаловал архивы. Биллингтон считает, что Пихоя дает образец "творческого покаяния", открывая закрытые ранее архивы (С. 167). А речь шла всего лишь о торговле архивными документами, обогащавшей, разумеется, не государство. Те, кто не мог ничего заплатить—то есть, отечественные исследователи—так и по сей день не имеют доступа к архивам. Материалы о новомучениках, как и о прочих репрессированных, по-прежнему недоступны или доступны лишь тем, кто заслужит чем-либо расположение руководства.

Но примечательно, что даже Биллингтон, вынужденный писать осторожно—при его специализации было бы странно плевать в людей, от которых зависит успех его русский штудий—не дает особой веры "слезам на глазах" отца Виталия Борового, который после путча пережил "катарсис" ("его долгое пребывание за границей неизбежно заставляет подозревать его и в сотрудничестве с советскими властями"—С. 169). Он недвусмысленно свидетельствует о том, что митрополит Питирим, вопреки последующему заявлению Патриарха, сочувствовал путчистам, что митрополиты Кирилл и Ювеналий не решились засвидетельствовать свою верность Горбачеву и Ельцину. Ничего, кроме смеха не может вызывать объяснение, предложенное задним числом митр. Кириллом: якобы еще в конце 1980-х годов церковные иерархи договорились между собой воздерживаться от всякой символических жестов в поддержку того или иного политика (С. 188). 

Разумеется, это не означает, что митр. Кирилл и Ювеналий, подобно митр. Питириму, сочувствовали путчистам; они просто выжидали, пока определится победитель. Это нормальная позиция; не совсем нормально то, что они стеснялись ее, да, пожалуй, и продолжают стесняться. Сказывается, видимо, огромная авторитетность российских интеллигентских стереотипов даже для архиереев. Многие иерархи Католической Церкви на Западе без всякой рефлекции, автоматически, подчиняясь почтенной традиции, ведут себя именно подобно иерархам Российским.

Абсолютно точно оценил ситуацию и Янси: "Не мы "использовали" советских чиновников, а они—нас. Пять лет назад деятельность протестантских организаций в целом была запрещена; ныне правительство обращается к этим же организациям в отчаянной попытке предотвратить крушение общества" (С. 13). На первый взгляд, Янси говорит нечто близкое тому, что говорят нынешние защитники православной Руси от протестантской заразы: правительственные чиновники за зеленые дают привилегии еретикам-сектантам. Отличие, на первый взгляд, несущественное: Янси ставит акцент не цинически, не на финансовой заинтересованности, а политологически—на желании власти укрепить общество. "Христианство поможет нам укрепить безопасность", -- цитирует он слова чекиста Николая Столярова (С. 32). 

Самое поразительное—для циничного русского ума—что именно Янси оказывается прав, ибо за прошедшие три года правительство на верху и провинциальный истеблишмент внизу поменяли курс, по видимости, на сто восемьдесят градусов и теперь поддерживают Московскую Патриархию, хотя это стоит казне денег (небольших). Власть в целом оказалась дальновиднее, чем кажется цинизму, и сумела понять, что доллар сегодня не так важен как порабощение общества завтра—а в качестве инструмента порабощения безусловно пригоднее Патриархия. Хотя бы потому, что не она платит правительству, а ей платят—поэтому послушание гарантировано. Об исторических традициях говорить не приходится.

Предрассудки американцев дают себя знать не столько в их суждениях о России, сколько в их суждениях об Америке. "Советские лидеры кажутся намного более отзывчивыми к христианскому влиянию чем, скажем, лидеры Соединенных Штатов", -- пишет Янси (С. 40). Разумеется, это неверно. Может быть, верно обратное, но если американские политики и восприимчивее к религии, то именно потому, что никто в Штатах в это не верит. Неверие в политиков заставляет политиков совершать чудеса. Платят им все тем же неверием; только так может демократия противостоять гордыне. Раскусив чекистов, Янси не сумел раскусить русских журналистов: протестантская делегация встречалась с ними в Доме Журналистов и вся промокла от слез умиления. Янси пишет о том, как он был поражен способности "твердокожих, циничных журналистов" умиляться. Ясно, что дело было не в умилении, а в попытке на всякий случай объегорить американцев (напомним, дело было в эпоху, когда за доллар можно было сыграть свадьбу). Янси, однако, был слишком увлечен скрытой полемикой с журналистами-соотечественниками, чтобы приглядываться к русскому "умилению".

О Церкви оба американца пишут много, и оба пишут в целом очень осторожно, стараясь не критиковать. Разумеется, оба, будучи протестантами, не проявляют восторга в отношении Патриархии, но отсутствие восторга скрывают. Только Янси рассказывает, как однажды в ответ на традиционное для протестантов предложение помолиться священник устроил молебен—молиться своими словами он просто не умел. Естественно, Янси задается вопросом, как может пасти народ сообщество таких пастухов (С. 59). Книги писались в момент наибольших разглагольствований об интересе народа к религии. Биллингтон, знакомый с этими спекуляциями, пишет о том, что "русские обнаружили необходимость нравственности" (С. 85) и потому обратились к религии. Разумеется, обращение оказалось червивым: кратковременным и часто к религии вовсе не того толка, которого бы хотелось. Впрочем, массовые обращения—дешевы, а вот урок, который можно извлечь из того опыта—дорог: не надо рекламировать христианство как лекарство от безнравственности и политико-экономических кризисов, не надо и обнадеживать людей, что с христианством они могут построить то светлое будущее, которое невозможно построить с коммунизмом.

Яков Кротов

ПИСЬМО ЧИТАТЕЛЯМ.

Редакция не получила никаких писем от читателей. Правда, мы получили нечто несравненно более важное и вдохновляющее: переводы, оплачивающие вышедший и следующие номера. Мы благодарим всех, кто оказал поддержку журналу, прислав деньги немалые, потратив время на то, чтобы дойти до почты, пересчитав стоимость по курсу (с фантастической щедростью).

Однако отклики на журнал были. Один человек позвонил и сказал, что возмущен письмом А. Мановцева, возмущен и фактом его публикации. Другой при личной встрече с редактором сказал, что, судя по письму, Мановцеву пора бы в больницу. Первому я предложил изложить свое мнение так же, как изложил его Мановцев—письменно. Второму я не предложил ничего, потому что как говорить с героем грибоедовской комедии, видящего в каждом инакомыслящем сумасшедшего. Слышал я и другие возмущенные отклики, но письменно никто не возразил. 

Мнение, которое нам не понравилось, нужно либо опровергать там и так, где и как оно высказано (отвечать на письмо—письмом), либо игнорировать полностью. Восточный расплывчатый менталитет предпочитает средний путь: как бы и возразить, но так, чтобы не осталось следов возражения, чтобы не с чем было спорить. Психологически такая неопределенность (опять вспоминается Грибоедов) очень выгодна: некого обвинять в клевете, глупости или злобе, можно ходить гоголем, заранее отвергнув всякие попытки возразить тебе.

Не питая особой надежды развеять туман, считаем необходимым высказаться по существу дела. Наибольшее возмущение вызвала фраза А.Мановцева: "В своем миссионерском служении отец Александр был во многом неосторожен". Как ее понимать? Отца ли Александра критикует эта фраза? Разумеется, нет. Речь идет о "естественной неосторожности, неосторожности неизбежной, неосторожности, подобной неосторожности Самого Христа. Это неосторожность лидера, который знает, что его последователи исказят и опошлят его идеи, но идет на этот риск как на неизбежный, потому что опошление сопровождает всякий творческий акт и борьба с пошлостью мешает творить и сама превращается в пошлость.

Отец Александр не только не был тоталитарным лидером. Он не был лидером даже в том смысле, в каком лидерствуют сегодняшние московские "либеральные" священники. Он не требовал, чтобы без его согласия ничего не предпринималось, он лишь однажды выставил прихожанина, который зашел слишком далеко в своей церковно-общественной деятельности, он сквозь пальцы смотрел на многое. Сегодня он бы, возможно, вел себя иначе, потому что свободные времена дают иную меру ответственности. Поэтому сегодняшних "либеральных" священников нельзя упрекать за то, что они достаточно строго следят за тем, что происходит в их храмах, под их эгидой. Скорее, напротив. Многие проблемы происходят все из-за той же неосторожности, которая, однако, менее оправдана, чем в случае отца Александра—и потому, что времена изменились, и потому, что таких творцов, как он, среди нынешних священников больше нет, и им уже грешно пренебрегать ответственностью лидеров (а потом пенять на внешние обстоятельства за то, что приходская жизнь далека от идеала).

А.Мановцев сказал простую вещь: те из особенно близких к о. Александру при его жизни людей, кто после его смерти "спекулирует своей причастностью к его кругу", претендует быть продолжателем его "дела"—неправы. Однако слова его истолковали криво, представив дело так, что Мановцев критикует Меня, а не меневцев. Так извратить смысл может лишь подсознание, которое чует справедливость упрека. 

Защищая Мановцева, придется идти дальше Мановцева и сказать несколько еще более неприятных слов о тех, кто продолжает "дело Меня". Эти "продолжатели" вовсе не похожи на отца Александра, который не провозглашал себя продолжателем дела отца Серафима Батюкова. Он брал выше—был вестником Христа, и брал ниже, считая себя недостойным своих "катакомбных" наставников. Он брал на себя ответственность быть собой, а вот "меневцам" такой ответственности не хватает.

Тексты отца Александра принадлежит его наследникам, и дай Бог, чтобы они получили все то, что не заплатили отцу Александру. Дай Бог, чтобы люди, которых он любил и которым старался сделать жизнь светлее, не остались у разбитого корыта. 

Дух отца Александра, напротив, не принадлежит никому. Ни его родственники, ни его одноклассники, ни друзья по институту или школе, ни старые прихожане, ни те, кто познакомился с ним за месяц до смерти—не имеют права решать, кто "соответствует", а кто "не соответствует" духу Меня, кто правильно его "отобразил в мемуарах", а кто нет. Не надо забывать про один из самых печальных законов духовной жизни: здесь привитый к дереву дичок оказывается часто более плодовитым, чем ветви самого дерева. Мановцев, как и автор этих строк, принадлежит к числу духовных чад отца Александра. Это не дает нам никаких прав на то, чтобы считать свое понимание взглядов и позиций Меня самыми верными. Это и не означает, что мы не имеем права на свое истолкование и понимание отца Александра. Это означает только, что мы сами не должны быть агрессивны и что мы имеем право (хотя совершенно не обязаны его использовать) возмущаться агрессивностью других "меневцев", имеем право "на общих основаниях" высказывать свое мнение—как люди, а не как "духовные наследники" Меня. Мы не должны представлять себя "гарантами" верного его понимания, мы должны помнить, что гарантий в духовной жизни нет, и не следует на это обижаться, не следует обижаться и на тех, кто понял отца Александра иначе или вовсе его не понял.

Меньшинство духовных чад отца Александра стали "меневцами", и среди "меневцев" большинство не знали лично Меня. Далеко не все близкие отцу Александру люди стали "меневцами", далеко не все из тех, кто сегодня претендует быть "другом", "секретарем", таковыми были. Может быть, наиболее ярко различие "естественного" и "духовного" в этом вопросе проявляется в отношении родственников. Близость по крови не есть обязательно близость по духу. Православная традиция не отрезает священника от семьи целибатом, но все же и в Православии родственник священника есть нечто достаточно парадоксальное: биологическая связь там, где ожидается лишь родство по духу. И совсем не обязательно присутствие родственников отца Александра в какой-то среде гарантирует, что эта среда—"меневская" по духу. Не гарантируют этого ни экуменизм, ни миссионерские устремления, ни творческие или благотворительные инициативы, -- ничто не может гарантировать того, что дается Духом Святым каждому по его мере. 

"Меневца" ("иоаннита", "ленинца") от "нормального" последователя, ученика, знакомого или друга отличают два психологических симптома. Во-первых, склонность к автоцензуре, которая в данном случае и проявилась и которая традиционно свойственна русской революционной интеллигенции. "Да, у нас, возможно, есть свои недостатки, но говорить о них не следует, чтобы не нанести ущерб нашему делу и нашему единству". Такая позиция наносит ущерб делу и единству более любой критики. Во-вторых, это комплекс мученичества: "Меневцев бьют". Бьют, слов нет, и иногда бьют именно за то, что роднит меневцев с Менем. Но достаточно единожды вскричать, что тебя бьют за Меня, когда тебя бьют за твою собственную промашку—и веры тебе более не будет. Увы, такие вскрики были. Был страх взять ответственность на свое собственное имя, было желание укрыться за именем отца Александра, было страусиное бегство от реальности в мир, где нет собственной вины, где есть лишь вина врагов Меня.

Мановцев высказал не только "мнение". Он указал на печальные факты, которые можно каждый проиллюстрировать цитатами: отца Александра действительно пытаются противопоставить православной Церкви как луч света—темному царству. Но Православная Церковь—живая церковь, и жива она не одним священником, не одними святыми, а Христом и тысячами христиан.

Редакция обязуется напечатать любые возражения и опровержения без малейших комментариев со своей стороны. И так сказано слишком много.

 Указатель именной и географический

Именной

Абрамкин А. 68

Абрамов А. 70

Аверинцев С. - 37

Авраам - 3, 4, 7, 48

Агафон С. 67

Адам 9

Айздердзис А. 56

Акаев А. 71

Аксючиц В. 71,73

Алейников В. 77

Александров А. 79

Алексий II 23, 25,27,54,57,66,72,83, 27

Алексий, архиеп. Алма-Атинский 56,72

Алехин С. 80

Алсабеков М. 57

Алтонина С. 72

Алферов Т. 89

Альберт св. 57

Аман И. 82

Амос - 4

Ананьев А. 73

Ангелина мн. 30,53

Анистратова И. - 27

Ардашникова А. - 28

Ардов М. - 28, 66

Аредова Н. 53

Армеев Р. 69,72

Арсений, еп. 26, 71

Архипов В. 82

Асахара 67

Асмус В. 82

Ачильдиев И. 74

Бабасян Н. - 28,56,59,77

Баблумян С. 59

Бай Е. 62

Бакшанский О. 72

Баранов В. 58

Барановский И. 73

Баронас Й. 54

Батуров В. 56

Батюков С. 93

Бахрошин Н. 73

Бедерова Ю. 58

Безносов А. 19

Безносов В. 65

Беликов В. 54

Белов В. 63

Беляев, Варнава, еп. 78

Бенедиктов С.В. 53

Бердяев Н. - 11, 12, 16, 19,36,72,77

Биллингтон Д. 91-2

Бичевская Ж. 72

Блаватская Е. - 36

Блюм А. 72

Бобринская А. 72

Богданов А. 72

Богданов В. 58

Большакова Н. 77,82

Борисов А 56,73,76,82-84,86,90

Боровиков А. 73

Борхес 76

Борщев В. 70, 73

Бруни Л 80

Будберг А. - 29

Буйда Ю. 59

Буковский И. 58

Булвер-Литтон Э. - 35

Булгаков С. - 36,88

Буртин Ю. 85

Бутби Л. 82

Буфеев К. - 22-23

Буше ж.-Р. 11

Быков Д. 77

Бычков А. - 30

Бычков С. - 30,73,76-78,90

Вайцзеккер 65

Ванжа Ю. 60

Варзанова Т. 59

Варченя А. 70

Василий Великий - 13, 14, 15,52

Васильев П. 66

Васильева Е. 68

Васнецов В. 73

Ваффеншмидт Х. 53

Вахрин Ю. 64

Вейцман Э. - 28

Вендланд, Иоанн, митр. 75

Веронезе 58

Весло А. 53

Ветров Ф. 53

Виноградов А. 67

Виноградский А. 80

Витюк Р. 91

Вичини А. 61

Вишняков В 30

Вишняков В. - 27,28,66,76

Вишняк 73

Владимир св. 75

Владимиров А. - 24,82, 87

Войно-Ясенецкий, Лука, еп. 74,94

Волков Д. 69

Волков О. 66

Воробьев А. 56

Воробьев В. 82,87

Воробьевский Ю. - 28

Воронин Ю. - 27,34

Воронцов И. 73

Вроно Е. 67

Высоцкий В. 90

Высторобец А. - 27

Гааз Ф. 66,74

Гаврилов М. 79

Гайдар Е. - 38

Гайнутдин, муфтий - 26,54

Ганьжин С. 65, 67,74

Гараджа В.И. 62

Гаспарян В. 59

Гельман А. 55

Генрих Птицелов 33

Георгий Александрович, в.кн. 78

Гербер А. 70

Гермоген патр. 74

Гиппиус З. 77

Глаголев А. 74

Глазунов И. 70, 71

Глинка Т. 75

Глубоковский Н. - 31, 32

Гнедовский Ю. 70

Гозенпут Л. 69

Голова А. - 28

Голубцов Н. 49

Голубцов Сергий, еп. 49, 51

Горбачев М. 92

Гордеева Е. 74

Гордиенко Д. 58

Горелик М. 74

Горпенко В. 5

Горячев М. 30

Гостев А. 29,74

Гофштейн А. 77

Грабарь И. 58

Грибова И. 68

Грибоедов А. 92

Григоренко Н. 77

Григорий еп. 50

Григорьянц С.И. 26

Гриневич В. 57

Гриньков С. 74

Гриц И. 82

Громов В. 66-7

Губман Б. 77

Губонин М.Е. 32

Гундяев, Кирилл, митр. 34,55,75,84,92

Гунчага Й. 74

Гуревич А. 56

Гуревич П. 66

Гуреев А. 54

Гуреев М. 68

Давыдов А. 58

Дадиани Л. 76

Дворкин А. 27,63,85

Дейч М. 66,71

Денисов И. 70

Денисов Э. 74

Денисова Т. 59

Джонсон С. 91

Диваков В. 26,29

Димитрий Ростовский св. 51

Дмитрий, свящ. 24

Докукин Г. 70

Долгов А. 56

Достоевский Ф. 38

Друцэ И. 55

Дубнов А. 72

Дубнов В. 64

Дудко Д. 27,73,74

Душенов С. 57

Дьюк Ч. 74

Дэвидоу М. 72

Дюпир Б. 55

Евлогий, еп. Владимирский 82

Егорова И. 27, 30,79

Екатерина, мн. 43

Елоев Т. 70

Ельцин Б. 38, 39, 40,33, 34,48,53,56,65,68,74-5,92

Еникеева Г. 60

Енох 6, 7

Ефимов В. 62

Ефимов Ф. 66

Ефимовы 67

Желудков А. 67

Желудков С. 18

Жилле Л. 74

Жириновский В. 40,70,74,89

Жук С. 74

Жуков А. 28

Жуков Г. 74

Заиканова И. 73

Заславский Г. 29

Засурский Я. 55

Захаров А. 64

Захаров М. 70,74

Захарчук М. 27

Зенон, архим. 68

Зеньковский В. 36

Зиман Л. 69

Золотова Т. 68

Золотусский И. 66

Зорин А. 74

Зорькин В. 34

Зотов А. 85

Зубкова Н. 67

Зуев Ю.П. 62

Зюганов Г. 55

Иваненко С. 56,63

Иванов А. 71

Иванов Вяч. Вс. 82

Иванов О. 68

Иванчиков М. 66

Игнатенко А.А. 62

Игнатий см. Крекшин

Илия 6, 7

Иловайская И. 55,75,80,83

Ильин А. 49

Ильин М. 49

Ильц А. 82

Ильясов Ф. 64

Илюшенко В. 73

Иннокентий см. Павлов

Иоанн см. Экономцев

Иоанн Кронштадский 49, 51

Иоанн митр. Петербургский 30, 53, 56,57,89,75

Ионова А.И. 62

Исаия 13, 15

Казаков А. 54

Казис Л. 78

Каледа Г. 75

Калниньш Х. 54

Камышев В. 54

Канаев В. 27

Кантор Ю. 28, 78

Кантришвили О. 67

Капустин М. 75

Капустин, Антонин, архим. 55

Каретников Н. 75

Карп П. 59

Касьяненко Ж. 64

Касьяникова А. 29

Кауссмейкер Ч. 75

Кацис Л. 76

Кедров К. 71, 80

Керскновская Е. 78

Ким Ю. 75

Кирилин Л. 67

Кириллова М. 49

Кирпичников А. 25

Кисенко В. 61

Кислов А. 64

Кислюк М. 75

Кишковский Л. 83

Клименко Е. 80

Клыков В. 73-4

Ключевский В. 33

Ковалев С. 38

Коваленко Ю. 66

Ковалик О. 80

Коваль Л. 66

Козлов В. 24

Козлов М. 30

Колесников А. 29, 67

Колодный Л. 71

Коломийцев П. 56, 68

Колосовская С. 27

Колпаков А. 29, 59, 61, 68, 69, 71, 77, 85

Комеч А. 70,71

Кондрусевич Т. 57, 85

Коновалов И. 75

Кончаловский М. 60

Копировский А. 83

Корнев В. 61, 71

Королев К. 76

Королев М. 60

Короленко 85

Костиков В. 75

Костромитина О. 75

Коффман К. 55

Кочетков Г. 22-23,26,  27, 30, 73, 76, 82-3, 87

Красиков А. 55

Краснов А.Э. 33

Краснов-Левитин А. 79

Крахмальникова З. 38, 57, 74, 76

Краюхин С. 54

Крекшин И. 29

Кречмар Г. 54

Кротов Я 5, 22,  26, 36, 47, 66, 77, 79, 82, 90, 91,92

Крупин В. 56

Крутов А. 64

Крючков Ю. 71

Кудакаев А. 67

Кудрявов Б. 60

Куканов Д. 74

Кукулка К. 68

Кулакова В. 27

Куликов А. 65

Куликовская-Романова О. 78

Куломзина С. 90

Кульбицкая Е. 65

Кураев 25, 27, 30, 66, 76, 83,84, 85, 87, 89

Куракина О. 76

Кучма Л. 28

Кушниров М. 63

Кюнг Г. 86

Лацис О. 70

Лащ М. 24

Леаннек Б. 76

Лебедев А. 74

Лебедева Е. 67

Лебедева Е. 70

Лев св. 89

Левинсон Л. 25, 27, 28, 30, 53, 58, 66, 83

Легран Э. 61

Лезов С. 59

Линзи Ш. 26

Лисовой Н. 76

Листьев В. 24

Литовкин В. 72

Лихачев Д. 91

Лобанова А. 68

Лобачева И. 30

Лобачева И. 53

Лобачева И. 61

Ловзанская, Серафима, мн. 78

Логинова Н. 79

Лопаткин Р.А. 62

Лосский Н. 36

Лужков Ю. 33, 34, 53, 55, 56, 65, 69, 70, 74, 84, 85

Лукичев Б. 59

Лунев И. 53

Лурье В. 89

Льюис К. 76

Любимовы В. и И. 58

Лютер 65

Магдалина, игум. 46

Магомет 6, 7, 8

Майра Г. 76

Макаревич А. 68

Максим Исповедник 1, 89

Максимов А.П. 77

Максимов В. 76

Максимов В. 79

Малинин А. 51

Малюченко Г. 57

Мановцев А. 36, 92

Маритэн Ж. 77

Марков А. 65

Мартин Исповедник 89

Масленникова З. 77

Маслова Е. 30

Матизен В. 53

Маурина О. 53

Махнач В. 69, 82

Мацкявичене М. 78

Медведев В. 70

Медведев С. 77

Меерсон М. 56

Мейендорф И. 88

Мелехина Н. 54

Меликянц Г. 58, 68

Мельникова Ж. 54

Менделевич Э. 53, 56

Менжерицкий С. 60

Менский Л. 77

Мень А 2, 16, 28, 36-38, 49, 54, 56, 73, 75, 77, 80, 82, 83, 86-8, 91-3

Меньшиков О 77

Мережко В. 77

Мережковская О. 55, 66

Мережковский Д. 77

Милославский П. 36

Мирошниченко Н. 43

Мис М. 56

Митрофан еп. Воронежский 33

Митрохин Л.Н. 62

Михайлин Д. 64

Михайлов Г. 25, 62

Мичурин М. 83

Модестов Н. 62

Моисей 4, 7

Мораз 57

Моргулис М. 76, 91

Москвин-Тарханов М. 77

Мотовилов 90

Мудров Г. 62

Мудъюгин, Михаил, архиеп. 78

Мулярчик А. 65

Мурышкин А. 69

Мчедлов М.П. 62

Небольсин А. 57

Неверов В. 78, 85

Невская А. 72

Нежный А. 74

Некрасов А. 69

Нечипоренко В. 28

Никитинский Л. 77

Николаев В. 30

Николай II 78, 81, 83

Никольская О. 70

Никон, еп. Екатеринбургский 26

Никон, имн. 55

Нилус С. 90

Ничипоров Б. 78

Ноблес-Роше А. 61

Нуруллаев А.А. 63

Огородников А. 71, 73

Одинцов М.И. 63

Озолин Н. 82

Ойвин В. 26

Окуджава Б. 90

Олдисс Б. 76

Онуферко А. 55

Онучко В. 81

Ореханова Г. 68

Орловский Д. 78

Осипов А. 82

Осипов В. 55, 59, 79, 83, 84, 89

Остапчук А. 54

Павел ап. 3, 4, 47

Павел, Патриарх Сербский 55

Павлов А. 27

Павлов, Иннокентий, иг. 28, 38, 56, 61, 71, 

Павловская О. 59

Падва Г. 77

Парейс ван М. 82

Парин А. 34, 86

Пархоменко С. 85

Пастернак Ю. 82, 90

Перекрестов С. 66

Перепелкина Л. 88

Петлюченко В. 53, 64

Петр Великий 47

Петрачев М. 70

Петров В. 53, 67

Петров И. 28

Петров С. 59

Петров-Водкин К. 79

Петрова Е. 69

Печальный А. 62

Питерсон Д. 56

Пихоя Р. 92

Пищикова Е. 79

Погорелова И. 58

Податьев В. 64

Подорожный Д. 58

Поздняев М. 69, 78, 79

Поздняков А. 65

Покровский А. 79

Покровский Б. 79

Покровский И. 69, 70

Покровский Н. 60

Полищук Ю. 67

Полосин В. 66

Поляков, Петр, иг. 57

Полякова Н. 78

Померанц Г. 80

Пономарев В.С. 50

Пономарев Л. 75

Пономарев С. 27

Пономарева А.В. 50

Поповский М. 90

Пореш В. 64

Поснов Э. 31

Потапов И. 51

Починок А. 70

Правоторов В. 66

Проценко П. 78

Птенц В. 30

Пупар П. 79

Пухальский А. 70

Пушкарь Д. 79

Пушкин 69

Пушкин 79

Пчелинцев А. 58

Рар Г. 57

Распутин Г. 83

Рейтлингер Ю.Н. 3

Рерих Н. 83

Ресин В. 69

Ригин В. 70

Ридигер см. Алексий, патриарх

Рогозин Д. 54

Родзянко, Василий, еп. 83

Родин И. 25

Родионов В. 68

Роднянская И. 38

Рожков В. 35, 79

Розанов В. 31, 32

Розанова М. 79

Розен А. 79

Розенбаум Ю.А. 63

Розов К. 79

Розова Л.К.79

Ромаш А. 53

Росс А. 63

Рочегов А. 69

Рошко В. 90

Рублев А.54, 58, 59, 62

Руцкой А. 34, 39

Рыбкин И. 70

Рыжков Н.И. 68

Рюмкин В. 54

Рюрикова М. 80

Савицкий В 28, 30, 79

Сагарда Н. 32

Саламанов Б. 69

Салманов Б. 59

Салтыков А. 87

Сальникова Ю. 54

1Сахаров А. 18, 85

Сахаров, Афанасий, еп. 51

Саяпин М. 76

Свешников В. 82

Свирелев А. 32, 35

Свиридов И. 55, 56, 77

Свитковский 62

Сексяев И. 66

Селиверстов Ю. 70

Семаева И. 79

Сендеров В. 79

Сенчев Н. 60

Серафим Саровский 43-44, 61, 90

Сергеев М. 55

Сергейцев М. 62

Сергий Радонежский 74

Сергия, игуменья 43

Серенко С. 68 

Сеславинский М. 70

Сибирцев М. 85

Сиверцев М. 82

Сиверцев М.А. 63

Сидоров Д. 58

Сидоров Е. 27, 80

Силаев В. 54

Симанский, Алексий, патр. 50

Сироткин В.Г. 63

Скворцов Г. 28

Скворцов Ю. 24

Склярова М. 30

Скороходов М. 76

Славутин 68

Смирнов Д. 82

Смолкин С. 69

Собчак А. 65, 71, 80

Соколов Е. 57

Соколов Н. 68

Солдатов А. 83

Солженицын 56, 72, 80, 86

Соловьев В, прокурор 78

Соловьев В. 77

Солоухин В. 69

Сорокин В. 80

Сорокин В. 82

Сосковец О. 55

Сребницкий А. 65

Станкевич В. 65, 77

Стеняев О. 54

Степанов В. 62

Степанова И. 53, 64, 65

Степашин С. 56

Степовой А. 62

Стерлигов 57

Стерн Ж. 82

Столяров Н. 92

Стрельчик Е. 77, 81, 83

Стрижев 90

Стриженова Л. 68

Строев Е. 57

Струве Н. 80

Стулова Г. 65

Субботич В. 68

Табак Ю. 56, 57, 82

Таврион (Батозский) 46

Тертуллиан 80

Тирасполь 53

Тири Ж. 61

Тихон см. Шевкунов

Тихон, имн. 46

Тихон, Патриарх 32

Тон 69, 70

Тонкачеева О. 74

Торчинский О. 68

Третьяков В. 80

Трубачев А. 90

Трутнев П. 66

Тягни-Рядно В. 54

Уланский Я. 73

Уманская А. 58

Успенский см. Фаддей

Успенский В. 36, 91

Фаддей (Успенский), еп. 33

Файнберг В. 80

Фаррар 31

Федоров Б. 71

Федоров Н. 76

Федоткина Т. 61

Федулова А. 70

Федхем Д. 78

Федченков, Вениамин, митр. 73

Феликс Н. 73

Феликсова Л. 64

Фельдман В. 74

Феодосий, митр. 57

Феофан, архим. 55

Феофан, еп. Новоторжский 50

Филарет (Дроздов) 85

Филатов В. 62

Филатов С. 34

Филипп, герцог 55

Филиппов И. 29

Флавиан св. 89

Флейшер М. 73

Флоренский П. 31, 80

Флоровский Г. 32, 36

Фома Аквинат 3

Франк С. 36

Франциск Ксаверий 87

Фролова И. 58

Хаханова Е. 58

Хемфри Д. 56

Хокли К. 75

Холодов Д. 55, 56, 68

Хомяков А., купец 81

Хоружий С. 82

Хотяинцев И. 38, 83, 89, 90

Хрущев Н…. 62

Цветнов Е. 70

Церетели З. 71

Чапковский И. 78

Чаплин В. 59

Чаплин Вс. 83

Чародеев Г. 58

Черкасов Г. 54

Черкасский К. 53, 70

Черная, Серафима, иг. 56

Черняк К. 82

Ческаев А. 33

Чикатило 17

Чистяков Г. 77, 82

Чичагов С. 90

Чуев Ф. 73

Шаевич А. 80

Шаталов Ю. 54

Шахалова Н. 61

Шахов М. 28

Шахрай С. 25, 63

Шведов О. 66

Шебанов И. 69

Шевелев И. 61

Шевкунов Тихон 26

Шептицкий А. 80

Шиманский Д. 71

Шинкарев Л. 27

Шихов Ю. 81

Шишкин О. 83

Шмелев И. 80

Шмеман А. 9, 80, 88

Шрейдер Ю. 74

Штильмарк А. 24

Штраатен В. 82

Шульц С. 65

Шушарин Д. 38,54, 70, 71, 73, 77, Д. 81

Щипков А. 28, 54, 58

Щуплов А. 76

Щур Б. 71

Эдельштейн Г. 81

Экономцев 25, 27, 81, 83

Эль Греко 58

Эмис К. 76

Эрлих П. 72

Ювеналий митр. 56, 57, 64, 83, 92

Ювеналий, еп. Курский 81

Юге М. 82

Юданов В. 63

Явлинский В. 38

Явлинский Г. 73

Языкова И. 90

Якунин Г. 24, 26, 27, 58, 63, 66, 69, 70, 72, 81

Якут Е. 29

Якушев В. 81

Ямбург Е. 87, 89

Янси Ф. 91-2

Яров В. 62

Ясин Е. 70

Географический

Абхазия 30

Алма-Ата 56

Алтай 62

Америка 62,72,92

Англия 78,91

Арзамас 43

Арказак 50

Армения 24,30

Архангельск 58

Балашиха 59

Балашов 63

Березники Пермской обл. 66

Бийск 62

Болдино 57

Варшава 57

Ватикан 58,69,75

Владимир 54

Волгоград 61

Вологда 44, 63

Гангут 65

Глинка дер. 49

Дивеево 43

Душанбе 58

Екатеринбург 26

Елгава 46

Енисейск 54

Иерусалим 54,62,68

Извеково 62

Израиль 62

Иркутск 54

Казань 53, 66

Казахстан 56

Кашары с. 73

Кембридж 78

Кемерово 75

Киров 54

Кировск 61

Кишинев 55

Кострома 59, 64

Курск 81

Лесной Вьяс 64

Луга 50

Люберцы 57

Михайловское 69

Моздок 85

 мон-рь лавра Троице-Сергиева 68

 мон-рь пустынь Екатерининская 57

 мон-рь Андроников 59

 мон-рь Богоявленский Московский 65

 мон-рь Богоявленско-Анастасьинский Костромской 64

 мон-рь Валаамский 60

 мон-рь Высоко-Петровский 61

 мон-рь Горненский в Иерусалиме 80

 мон-рь Данилов 83

 мон-рь Даниловский 23, 27, 33, 55-6, 83

 мон-рь Коломенский Бобренев 29

 мон-рь Леснинский во Франции 56

 мон-рь Ново-Иерусалимский Воскресенский 27

 мон-рь Николо-Перервинский 65

 мон-рь Новодевичий 56

 мон-рь Пафнутьев Боровский 60

 мон-рь Рождественский 57

 мон-рь Саровский 90

 мон-рь Свято-Троицкий Болдинский 57

 мон-рь Святогорский 67

 мон-рь Симонов Московский 67

 мон-рь Спасо-Бородинский 67

 мон-рь Спасо-Преображенская Рижская пустынь 46

 мон-рь Спасо-Прилуцкий Вологодский 44

 мон-рь Спасо-Хутынский Новгородский 65

Нижний Тагил 26

Новгород 49-50

Ознобишино 54

Оксфорд 78

Омск 53

Орел 53 56

Пенза 64

Пермь 60

Петербург 55, 65

Прохоровка 68

Рига 46

Рогатица 49

Румыния 64

Сараклыч 44

Саратов 59

Сергиев Посад 31

Сибирь 75

Словакия 58

Софрино 83

Таджикистан 58, 72

Таллин 75

Талнах 72

Тамбов 74

Татищев Погост 78

Ташкент 58

Тверь 76

Тернополь 57

Тула 57

Тушино 57

Узбекистан 68

Ульяновск 60, 68

Уфа 64

Финляндия 54

Харьков 58

Хотьково 29

храм собор Знаменский в Кемерове 75

храм собор Исаакиевский 65

храм собор Казанский 56

храм собор Казанский 65

храм собор Успенский Звенигородский 72

храм часовня Иверской иконы 56

храм Богоявления в Елохове 53

храм Богоявленский в Елохове 60

храм Ваганьковский 74

храм вмчц. Варвары в Казани 53

храм Вознесения на Гороховом поле 61

храм Вознесения на Серпуховке 61

храм Всех Скорбящих на Ордынке 54

храм Георгия в Грузинах 61

храм Георгия Победоносца в Грузинах 53

храм Георгия Победоносца в Душанбе 58

храм Георгия Победоносца в Костроме 59

храм Димитрия Донского в Саратове 59

храм Димитрия Солунского 64

храм Екатерины в Москве 57

храм Ильи 65

храм Ильи Обыденного 53

храм Иоанна Златоуста 57

храм Казанской иконы в Петербурге 55

храм Космы и Дамиана в Шубине 90

храм Людовика в Москве 76

храм Мартина в Архангельске 62

храм Никиты Мученика 60

храм Николы в Кузнецах 72

храм Николы в Толмачах 68

храм Николы в Хамовниках 55

храм Покрова в с. Ильино 62

храм Покрова на Козлене в Вологде 63

храм Преображения в Балашихе 59

храм св. Андрея в Москве, англиканский

храм Спаса на крови 65

храм Спаса на песках 67

храм Сретения на Сретенке 76

храм Сретенский в Новой Деревне 82

храм Татианы на Моховой 24, 68

храм Тихона Задонского в Сокольниках 53

храм Троицы в Ознобишино 54

храм Троицы в Электроуглях 76

храм Успенский в Бийске 62

храм Христа Спасителя 69

храм Черниговских мучеников 71

Цимлянск 71

Чечня 57, 85

Электроугли 24

Эстония 30, 54, 55

О Г Л А В Л Е Н И Е

Наталья Мирошниченко. Записки современной паломницы.............. 43

Яков Кротов. Любовь не ищет своего.............................................. 47

Марина Кириллова. Об о. Александре Ильине..................................49

Летописчик ......................................................................................53

Досье ..............................................................................................58

Люди  ...............................................................................................71

Комментарии  ...................................................................................82

Рецензии  ..........................................................................................88

Чтобы получить следующий номер "Христианства в России", переведите

 стоимость этого номера (5 тысяч рублей) по адресу:

119136, Москва, 3 Сетуньский проезд, дом 8, кв. 33. Я. Кротову.

Вы можете перевести сумма в два, три или четыре раза большую, и тогда 

получите соответствующее количество последующих выпусков.

Статьи, письма, книги для рецензирования

 благоволите присылать по этому же адресу.