ХРАМ И ЛОЖА
К оглавлению
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ИСТОЧНИКИ МАСОНСТВА
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПЕРВЫЕ МАСОНЫ
Современное масонство ведет отсчет своей истории с семнадцатого века. Фактически это уникальный продукт мышления и обстоятельств семнадцатого века, синтез разнообразных идей и представлений, появившийся в результате потрясений в западной религии, философии, науке, культуре, обществе и политике. Семнадцатое столетие – это период разрушительных перемен, и именно в виде ответа на эти перемены и сформировалось масонство. Оно должно было действовать как связующее вещество, которое соединяло разнородные элементы и составные части распадающегося мира и распадающегося мировоззрения – задача, с которой уже не справлялась католическая церковь.
Именно в семнадцатом веке масонство стремится отыскать свои корни, или, по крайней мере, ищет первые свидетельства появления той структуры, которая дошла до наших дней. Поэтому масонские писатели и историки глубоко изучили события семнадцатого века, пытаясь проследить за развитием ширившейся сети лож, зафиксировать процесс порождения одними ритуалами других, а также проследить за участием в этом процессе выдающихся личностей. По необходимости мы будем – правда, вкратце – пользоваться тем же самым материалом. Однако в данной книге мы не ставили перед собой цели составления подробного каталога. У нас нет никакого желания повторять то, что легко можно найти в любой из многочисленных историй масонства и что имеет смысл для самих масонов, но ничего не говорит не членам братства. Наша цель – дать своего рода «беглый обзор», проследить «главное направление», выявить общий дух и энергию масонства по мере того, как оно пропитывало английское общество и в конечном итоге – мы настаиваем на этом – изменяло его.
Как мы уже видели, в годы, предшествующие гражданской войне в Англии и протекторату Кромвеля, масонство было тесно связано с «розенкрейцерством». Мы уже упоминали вышедшую в 1638 году поэму Генри Адамсона из Перта. Если попытаться оценить художественные достоинства этого произведения, то Адамсона можно признать предшественником Уильяма Макгонагала, признанного классика литературы. Интересно, что в поэме Адамсона содержится подробное описание разрушения моста через реку Тей.
В 1б38 году Адамсон и другие самозваные «братья розенкрейцеры» не стеснялись присваивать себе право владения «словом Мастера и вторым зрением», и до нас не дошло никаких свидетельств, чтобы масоны опровергали подобные заявления. Стоит также отметить тот статус, который присваивала поэма Карлу I.
В то время как Тридцатилетняя война опустошала континентальную Европу, а победа католиков грозила стереть с лица земли протестантизм, Британия в целом и монархия Стюартов в частности возвышалась прочным бастионом и безопасным убежищем для протестантов. Изгнанные из Гейдельберга, пфальцграф Рейнский Фридрих и его жена Елизавета, дочь Якова I, нашли пристанище в Гааге. Здесь они основали новый «розенкрейцерский» двор в изгнании, к которому стремились все беженцы из Германии и откуда они переправлялись в Англию, где отец, а затем и брат их покровительницы из дома Стюартов правил в безопасности, хранимый водами Ла Манша.
Затем в Англии разразилась гражданская война. Парламент восстал против монарха, король был казнен, и в стране наступили суровые времена протектората Кромвеля. Внутренний конфликт в Англии (его можно рассматривать как отголосок Тридцатилетней войны) не был таким ужасным, как Тридцатилетняя война, но все же достаточно травмирующим. Англии не yi рожало восстановление гегемонии католицизма, но она столкнулась с другой формой религиозного контроля, еще более фанатичной, нетерпимой, бескомпромиссной и суровой. В таких произведениях, как «Потерянный рай», Мильтон еще мог в завуалированном виде протащить идеи неоплатоников, однако в обстановке протектората масонство с его широким спектром нетрадиционных религиозных, философских и научных интересов благоразумно держалось в тени. «Невидимый колледж» оставался невидимым.
Впоследствии масоны все время подчеркивали отсутствие каких либо политических интересов или предпочтений у своих предшественников. Постоянно повторяется тезис о том, что с самого начала масоны были аполитичными. Мы утверждаем, что такая позиция явилась результатом дальнейшего развития, и что в семнадцатом веке – а также на протяжении большей части восемнадцатого – масонство являлось политическим объединением. Своими корнями оно уходит в семьи и гильдии, издавна присягнувшие на верность Стюартам и монархии Стюартов. Оно проникло из Шотландии в Англию при содействии Якова I, шотландского короля, который, как полагают, был членом масонской ложи. Старые «Хартии Синклера» открыто признают покровительство и защиту, которые обеспечивала масонам корона. А в документе середины девятнадцатого века от масонов требовалось хранить верность королю и сообщать о всех случаях предательства и обмана. То есть масонам приписывалось давать клятву верности монарху.
Отсутствие открытых заявлений в поддержку Стюартов на протяжении первых трех четвертей семнадцатого века вряд ли может служить доказательством политической апатии, безразличия или нейтральности масонства. До начала гражданской войны в таких заявлениях не было необходимости: положение Стюартов на английском троне казалось незыблемым, а верность династии была такой очевидной и воспринимаемой как должное, что не требовала открытого выражения. Во времена протектората любое проявление лояльности к Стюартам было чрезвычайно опасным. Определенные люди могли, конечно, заявлять о своей приверженности монархии, если они не выступали против власти парламента или режима Кромвеля. Однако маловероятно, что Кромвель разрешил бы наполовину тайной сети лож распространять политические взгляды, которые он считал вредными. Масонство и так уже попало под подозрение из за своего свободомыслия, толерантности и эклектичности, что являло собой разительный контраст с суровым пуританским правительством. Объявить о своей верности Стюартам в этих условиях было бы самоубийством, а отдельные масоны уже привлекли к себе внимание печально известных следователей, которые занимались обвинениями в колдовстве. Поэтому масонство – в той степени, в которой его деятельность вообще можно проследить в эпоху Протектората – старательно и даже упорно отказывалось связывать себя какими бы то ни было политическими обязательствами.
Короче говоря, во времена гражданской войны и Протектората масоны никогда не отрекались от своей верности Стюартам. Они просто хранили благоразумное молчание. За этим молчанием скрывались старинные привязанности, не претерпевшие никаких изменений. Вряд ли можно считать совпадением, что в 1660 году, после того как монархия была восстановлена и трон занял Карл II, масонство – как само по себе, так и через Королевское общество – заняло подобающее ему место.
Тем не менее, оставаясь верным монархии Стюартов, масонство было способно протестовать – при необходимости даже силой оружия – против злоупотреблений Стюартов. В 1629 году Карл I распустил парламент. В 1638 году, обеспокоенные диктаторскими действиями короля, наиболее влиятельные дворяне, представители духовенства и бюргеров Шотландии составили так называемый «Национальный Ковенант». В этом документе выражался протест против деспотичного правления монарха и подтверждались законные права парламента. Подписавшие ковенант дали обещание защищать друг друга и начали собирать армию. Видное положение среди этих людей занимал граф Роте. Запись в его дневнике, датируемая 13 октября 1637 года, является первым известным упоминанием о «масонском слове».
В августе 1639 года в Эдинбурге под защитой «Национального Ковенанта» собрался парламент. Разъяренный этим актом неповиновения, Карл собрал армию и приготовился выступить против Шотландии. Но его опередила шотландская армия под предводительством графа Монтроза, которая двинулась на юг, разбила англичан и в августе 1640 года заняла Ньюкасл. Стороны заключили перемирие, но шотландцы оставались в Ньюкасле до 1641 года, когда был подписан официальный мирный договор.
На фоне событий 1б41 года, когда шотландская армия оккупировала Ньюкасл, произошло еще одно событие, которое масоны считают одним из поворотных пунктов в своей истории. Это первое документально подтвержденное посвящение в масоны на английской земле. 20 мая 1641 года сэр Роберт Морей в самом Ньюкасле или в его окрестностях был принят в старинную ложу Эдинбурга. Принятие Морея в ложу предполагает, разумеется, что сама ложа и некая система лож в то время уже существовала и была действующей. Именно так обстояли дела в ту эпоху. Генерал Александр Гамильтон, присутствовавший на церемонии посвящения Морея, сам был посвящен в масоны за год до этого. Тем не менее многие комментаторы последующих эпох называют Морея «первым полноценным масоном». Даже если это не соответствует действительности, его посвящение оказалось достаточно важным событием, чтобы привлечь к себе внимание ученых и вывести масонство из тени на свет, который постепенно становился все более ярким.
Точная дата рождения Морея не установлена; известно лишь, что он родился в начале семнадцатого века в Пертшире в благополучной семье и умер в 1673 году. Молодым человеком он находился на военной службе во Франции в составе какого то шотландского подразделения – считается, что это была восстановленная шотландская гвардия – и дослужился до чина лейтенанта. В 1643 году, через полтора года после посвящения в масоны, он получил из рук Карла I рыцарское звание, а затем вернулся во Францию для продолжения военной карьеры; в 1645 году его произвели в полковники. В этом же году он становится тайным посланником, уполномоченным вести переговоры между Францией и Шотландией о восстановлении на троне Карла I, свергнутого в 1642 году. В 1646 году Морей участвует в еще одном заговоре, пытаясь организовать побег короля из тюрьмы, в которую тот был заточен по решению парламента. Примерно в 1647 году он женился на Софии, дочери Дэвида Линдсея, лорда Балкареса. Подобно Синклерам, Сетонам и Монтгомери, с которыми они поддерживали тесные связи, семья Линдсей принадлежала к шотландской знати, интересовавшейся «эзотерической» традицией. Сам лорд Балкарес был герметиком и практикующим алхимиком. Его женой стала дочь Александра Сетона из ветви Сетонов Монтгомери, которая впоследствии сыграла ключевую роль в масонстве. Именно в этот круг благодаря своей женитьбе попал Морей, хотя его посвящение в масоны состоялось за шесть лет до этого.
После казни Карла I Морей продолжил свою военную и дипломатическую карьеру во Франции. Он был доверенным лицом будущего Карла II и занимал различные посты при дворе сосланного монарха. В 16 54 году он и его шурин Александр Линдсей, который унаследовал титул лорда Балкареса, жили вместе с Карлом в Париже. Затем, с 1657 по 1660 год, Морей находился в ссылке в Маастрихте, посвящая все свое время, как он сам выражался, «занятиям химией».
Вскоре после Реставрации брат Морея сэр Уильям Морей Дрегхорн стал «управляющим работами», то есть мастером «практикующих» каменщиков при дворе нового короля. Сам Морей вернулся в Лондон и занимал разные должности в суде, хотя сам никогда не был судьей. В 1661 году он стал лордом казначеем Шотландии. На протяжении следующих семи лет он, король и герцог Лодердейл управляли Шотландией по собственному усмотрению, хотя Морей также поддерживал тесные отношения с шотландской ветвью семьи Гамильтон. До самой смерти он оставался одним из самых близких советников короля. «Карл всецело доверял ему, и его советы всегда призывали к благоразумию и умеренности». Король нередко наносил частные визиты в его лабораторию в Уайтхолле и отзывался о нем как о «главе своей собственной церкви». Среди его коллег были такие люди, как Эвелин, Гюйгенс и Пепис, и все отзывались о нем только в превосходной степени. По утверждению энциклопедии, «его бескорыстие и возвышенность его целей признавались всеми. Он был лишен честолюбия и сам признавался, что не любил публичных мероприятий».
По свидетельству других современников, Морей был «известным химиком, страстным защитником розенкрейцеров и превосходным математиком». Именно его компетентность оказала огромное влияние на будущие поколения. Дело в том, что Морей являлся не только одним из основателей Королевского общества. Он также был его направляющей силой, или, как говорил Гюйгенс, «душой». По словам Фрэнсис Йейтс, «Морей больше любого другого человека сделал для того, чтобы основать Королевское общество и убедить Карла II взять его под свое покровительство». Морей до конца жизни считал Королевское общество своим самым главным достижением и «прилежно пекся о его интересах».
Учитывая тот факт, что сохранилось очень мало документов о масонстве семнадцатого века, можно лишь догадываться об интересах, деятельности и ориентации общества по связанным с ним выдающимся личностям. Именно таким индикатором и является Морей. Похоже, он был типичным представителем масонов семнадцатого века. Если это действительно так, то масонство этого периода может быть охарактеризовано как сплав традиций, сохранившихся благодаря шотландской гвардии и знатным шотландским фамилиям, таким как Линдсеи и Сетоны, алхимии и учения розенкрейцеров, проникших из континентальной Европы, а также различных научных и философских интересов, преобладавших в «Невидимом колледже», а впоследствии и в Королевском обществе.
Можно, конечно, возразить, что Морей был исключением, необыкновенно разносторонней и уникальной личностью, а вовсе не типичным представителем масонов. Однако в анналах масонства, относящихся к тому периоду, есть еще одна выдающаяся фигура, демонстрировавшая тот же спектр интересов и склонностей, что и Морей. Сегодня эта фигура известна в основном по названию музея, носящего его имя. Это Элиас Ашмол.
Ашмол родился в Личфилде в 1617 году. Во время гражданской войны он активно выступал на стороне роялистов, а в 1644 году удалился в родной город, где Карл I назначил его сборщиком акцизов. Служебные обязанности часто приводили его в Оксфорд. Здесь он попал под влияние капитана (впоследствии сэра) Джорджа Хортона, который на всю жизнь заразил его страстью к алхимии и астрологии. В 1646 году Ашмол уже вращался среди лондонских астрологов, но одновременно поддерживал тесные связи с «Невидимым колледжем», который начиная с 1648 года стал собираться в Оксфорде. В то время его членами были Роберт Бойль, Кристофер Рен и доктор Джон Уилкинс (еще один основатель Королевского общества).
Ашмол владел как минимум пятью оригинальными манускриптами Джона Ди и в 1650 году издал один из них – трактат по алхимии – под анаграмматическим псевдонимом Джеймс Хасолл. За этой книгой последовали другие герметические и алхимические труды, которые оказали влияние на Бойля, а впоследствии и на Ньютона. Сам Ашмол стал известен тем, что часто появлялся в обществах розенкрейцеров. В 1б5б году был опубликован перевод одного из важных текстов розенкрейцеров; этот перевод был снабжен посвящением: «…единственному философу нашего времени… Элиасу Ашмолу».
Карл II серьезно интересовался алхимией, и работы Ашмола произвели на него большое впечатление. Среди первых назначений, которые сделал вернувшийся на трон монарх, было назначение Ашмола на пост герольда Виндзора. Благосклонность королевского двора к Ашмолу со временем только усиливалась, и он занимал все новые и новые должности. Вслед за этим последовало и международное признание. В 1655 году он принялся за главный труд своей жизни, историю ордена Подвязки – а попутно и других рыцарских орденов Запада. Его работа, до сих пор считающаяся выдающейся в своей области, была опубликована в 1672 году и получила восторженные отклики не только в Англии, но и за рубежом. В 1677 году Ашмол подарил университету7 в Оксфорде собрание антиквариата, которое он унаследовал от друга, а затем дополнил предметами из собственной коллекции. В обмен Оксфорд обязался содержать его коллекцию, которая, по свидетельству современников, едва умещалась на двенадцати телегах. Ашмол, вызывавший восторг и восхищение современников и считавшийся одним из величайших магов своей эпохи, умер в 1692 году.
Ашмол был посвящен в масоны в 1б4б году, через пять лет после Морея. Это событие описывается в его дневнике:
«164б, 16 октября, 4 часа 30 минут пополудни. Меня приняли в масонское братство в Уоррингтоне в Ланкашире вместе с полковником Генри Мейнуорингом из Карипгема, Честер. Имена присутствовавших членов ложи: мистер Рич. Пенкет, У орден, мистер Джеймс Колъер, мистер Рич. Сэнки, Генри Литлер, Джон Эллем, Рич Эллем и Хью Бревер».
Тридцать шесть лет спустя, в 1682 году, в дневнике Ашмола появляется еще одна запись о собрании ложи, на этот раз в Лондоне, в Доме мастеров, а в списке присутствовавших фигурировали фамилии известных в Сити людей. Таким образом, дневник Ашмола может служить подтверждением нескольких фактов: его собственной верности масонству на протяжении тридцати шести лет, распространенности масонства в Англии, и высокого положения людей, которые были связаны с масонством в 80 х годах семнадцатого века.
Фрэнсис Йейтс считает важным тот факт, что «два человека, о которых достоверно известно, что они были одними из первых членов масонских лож, одновременно являлись членами Королевского общества». И действительно, Ашмол вместе с Морсем являлся одним из основателей Королевского общества. Во времена гражданской войны и протектората Кромвеля он, как и Морей, оставался ревностным роялистом, беззаветно преданным делу реставрации монархии Стюартов. Ашмол в гораздо большей степени, чем Морей, проявлял интерес к рыцарским орденам. В истории ордена Подвязки он ссылается на тамплиеров, становясь первым писателем, который после запрещения ордена благосклонно отзывается о нем. Именно при помощи Ашмола – известного антиквара, знатока истории рыцарства, видного масона, одного из основателей Королевского общества – мы имеем возможность узнать об отношении к тамплиерам масонов и розенкрейцеров семнадцатого века. Именно с Ашмола – по крайней мере, в глазах широкой публики – началась настоящая «реабилитация» тамплиеров. Однако Ашмол в этом отношении не был одинок.
В 1533 году немецкий маг, философ и алхимик Генрих Корнелий Агриппа фон Неттесгейм впервые опубликовал свой знаменитый труд «Об оккультной философии». Эта работа считается одной из основ «эзотерической» литературы и подтверждает репутацию Агриппы как выдающегося «чародея» своего времени, реального прототипа – в большей степени, чем историк Георг или Иоганн Фауст – главного героя пьесы Марло и драматической поэмы Гёте. В оригинальном издании своей работы на латинском языке Агриппа мимоходом упоминает и тамплиеров. Его комментарии говорят о том, что в Германии – в отсутствие противоположных свидетельств или преданий – преобладало мнение об «отвратительной ереси тамплиеров».
В 1651 году появился первый перевод произведения Агриппы. Он содержал краткое поэтическое посвящение алхимика и «натурфилософа» Томаса Вогхэма (Vaugham) – друга и последователя Морея – и продавался в книжной лавке во дворе собора св. Павла. В труде Агриппы, насчитывавшем более 500 страниц, тамплиерам было уделено лишь несколько слов. Однако неизвестный английский переводчик был обижен или смущен имеющимися в тексте ссылками и решил исправить их. Так, в английском издании речь идет об «отвратительной ереси» не тамплиеров, а «духовенства тех времен». Это явное свидетельство того, что в 1б51 году, через два года после смерти Карла I, «реабилитация» тамплиеров шла уже полным ходом. В Англии существовали определенные интересы, нашедшие отражение в труде переводчика книги Агриппы и, вероятно, в ожиданиях будущих читателей, которые не были готовы принять строчки, порочащие тамплиеров – даже мимоходом и даже из уст такой известной личности, как маг Неттесгейм.
Реставрация Стюартов и масонство
Если Морей считался «душой» Королевского общества, то доктор Джон Уилкинс являлся его движущей и организующей силой. Уилкинс был тесно связан с «розенкрейцерским» двором Фридриха, пфальцграфа Рейнского и Елизаветы Стюарт. Поэтому он стал духовником их сына, когда тот был отправлен в Англию учиться. В конечном счете Уилкинса назначили епископом Честера. В 1648 году он опубликовал самый главный труд своей жизни под названием «Математическая магия», в значительной степени опиравшийся на работы Роберта Фладда и Джона Ди, дань восхищения которым отдавалась в предисловии к книге. В том же году Уилкинс начал проводить собрания в Оксфорде, с которых официально берет начало Королевское общество. Именно в Оксфорде с этой группой ученых познакомился Ашмол.
Собрания в Оксфорде проводились на протяжении одиннадцати лет, до 1659 года, а затем были перенесены в Лондон. В 1660 году после реставрации монархии Морей обратился к вернувшемуся на трон королю с просьбой о покровительстве. В результате в 1661 году было образовано Королевское общество, патроном и действительным членом которого стал король. Первым президентом новой организации избрали Морея. В числе других основателей общества были Ашмол, Уилкинс, Бойль, Рен, хроникер Джон Эвелин и два видных розенкрейцера, беженцы из Германии Самуэль Хартлиб и Теодор Хаак. В 1б72 году действительным членом Королевского общества стал Исаак Ньютон. В 1703 году он был избран президентом и оставался на этом посту до самой своей смерти в 1727 году.
В период президентства Ньютона и некоторое время после него связь Королевского общества с масонами была особенно заметной. Членом Королевского общества в то время был знаменитый шевалье Рамсей, который еще займет важное место в нашем повествовании. В число членов общества входил также Джеймс Гамильтон, лорд Пейсли и седьмой граф Аберкорн, соавтор нашумевшего «Трактата о гармонии» и Великий Магистр английских масонов. Однако самым показательным можно считать членство в Королевском обществе близкого друга Ньютона Джона Дезагюлье, который в 1714 году стал действительным членом, а вскоре и членом правления общества. В 1719 году его избрали третьим Великим Магистром Великой Ложи Англии, и на протяжении следующих двадцати лет он оставался одной из самых заметных фигур в английском масонстве. В 1737 году он посвятил в масоны Фредерика, принца Уэльского, духовником которого он был.
В первые годы после Реставрации Королевское общество оставалось единственным проводником идей и взглядов масонов. Спектр деятельности масонов семнадцатого века был чрезвычайно широк и включал в себя естественные науки, философию, математику и геометрию, учения неоплатоников, герметиков и розенкрейцеров. Те же интересы просматриваются в литературных трудах большинства видных писателей того периода – к примеру, братьев близнецов Томаса и Генри Вогана и так называемых «кембриджских платоников» Генри Мора и Ральфа Кадворта. Не сохранилось никаких документальных свидетельств, что эти люди были действительными членами одной из лож. Тем не менее они абсолютно точно отразили направленность масонских интересов. В круг общения Генри Мора входил выдающийся врач, ученый и алхимик Фрэнсис ван Гельмонт. Томас Воган, который был известен как алхимик и «натурфилософ», стал близким другом и протеже сэра Роберта Морея.
Чуть раньше, в период гражданской войны, Томас Воган и его брат активно выступали на стороне роялистов. Во время протектората Кромвеля Томас перевел – под псевдонимом Филалет – несколько «эзотерических» работ из континентальной Европы, включая знаменитые «розенкрейцерские манифесты». Близкие отношения Вогана с Мореем предполагают, что он, даже не будучи масоном, был близок к господствующим тенденциям масонской мысли. Эти интересы разделял и его брат Генри, который, судя по высказываниям потомков, отличался большим красноречием. Поэзия Генри Вогана – одного уровня с произведениями Эндрю Марвелла и Джорджа Герберта – может рассматриваться как обобщение течение и влияний, характерных для масонства семнадцатого века.
Братья Воган увековечивали свои убеждения посредством литературы, но наиболее впечатляющий памятник английскому масонству семнадцатого века остался в архитектуре Лондона.
В 1666 году большой пожар уничтожил 80 процентов старого города, включая восемьдесят семь церквей, и столицу нужно было практически построить заново. Это требовало громадных и сконцентрированных усилий со стороны гильдий «практикующих» каменщиков. Таким образом, «практикующее» масонство проникло в общественное сознание, и их мастерство проявилось в таких сооружениях, как собор Святого Павла и дворец Святого Иакова, площадь Пиккадилли и Королевская биржа. По мере того как прямо на глазах населения рос город, его архитекторы и строители приобретали невиданное до сих пор уважение, и это уважение отразилось также на «спекулятивном» масонстве, приверженцы которого с готовностью подчеркивали свои связи с «практикующими» братьями. Самой главной фигурой в этой обстановке, вне всякого сомнения, был Кристофер Рен. Как мы уже видели, Рен был постоянным участником заседаний «Невидимого колледжа» в Оксфорде, а затем стал одним из основателей Королевского общества. Говорят, что в 1685 году его избрали Великим Магистром английских масонов. Однако он был не только мыслителем, но и практикующим архитектором. Именно поэтому он стал ключевым звеном, связывающим «спекулятивное» масонство с «практикующими» гильдиями.
Таким образом, сразу же после реставрации монархии в философии и религии, в искусстве, науке и, самое главное, в архитектуре для масонства наступили спокойные времена. Расцветая, масонство само оказывало благотворное и конструктивное влияние на общество. Можно даже утверждать, что оно – благодаря все более широкому распространению и большей открытости – внесло существенный вклад в лечение нанесенных гражданской войной ран.
Тем не менее нельзя сказать, что масоны не подвергались критике. В одной из сатирических пьес однодневок, изданной в 1676 году, содержалось такое шутливое объявление:
«Обращаем ваше внимание, что современные маги Зеленой Ленты вместе с братьями Розового Креста, знатоками герметики и Обществом действительных масонов дают обед 31 ноября на улице Ветряных мельниц…»
Однако такие веселые пасквили не могли нанести существенного вреда масонству. В то время они играли роль современных отделов светской хроники в газетах, пробуждая интерес публики и, по всей видимости, только упрочняя репутацию тех, кого они пытались очернить. В равной степени это относится и к работе доктора Роберта Плота, хранителя музея Ашмола в Оксфорде, который в 1686 году опубликовал свое произведение «Описание Стаффордшира». Плот стремился высмеять – и даже осудить – масонство. Вместо этого он обеспечил масонам рекламу, которая оказалась чрезвычайно привлекательной для современников. Кроме того, он снабдил последующие поколения важными фактами, а также свидетельствами влиятельности института масонства.
Доктор Плот довольно подробно описывает все, что ему известно о ритуалах масонов, о собраниях лож, процедурах посвящения, а также о честности «практикующих» масонов, проявляемой при ведении строительства. В конце автор обрушивается на масонов с различными нападками. Однако атака эта получилась неудачной. Большинство читателей Плота – и это совсем не удивительно – игнорировали остроумный заключительный пассаж (или так и не добирались до него). Наоборот, они воодушевлялись тем, что предшествовало ему – древние знаменитые корни, о которых говорили масоны, участие «самых знаменитых людей», выгоды членства, взаимная поддержка, добрые дела, престиж профессии строителя и архитектора. После всего этого жестокая критика выглядела всего лишь вспышкой раздражительности и, возможно, досадой от того, что самого автора отказались принять в ложу.
Период с 1660 по 1688 год можно считать золотым веком масонства. Оно уже утвердило себя – возможно, даже в большей степени, чем англиканская церковь – как объединяющая сила английского общества. Оно уже начало обеспечивать существование «демократического» форума, где «король и простолюдин», аристократ и мастеровой, интеллектуал и ремесленник могли собираться вместе и в безопасности ложи обсуждать предметы, представляющие взаимный интерес. Однако такое положение продлилось недолго. В течение четверти века масонство пережило такой же болезненный раскол, как и само английское общество.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ВИКОНТ ДАНДИ
В 1668 году младший брат короля Карла II Джеймс, принц Йоркский, перешел в католицизм. Он сделал это тихо, без лишнего шума и поэтому не встретил особых препятствий. Однако в 1685 году Карл II умер, и английский трон под именем Якова II унаследовал его брат. Новый монарх тут же занялся обращением подданных в свою веру. Иезуитам были пожалованы привилегии, а новообращенным людям знатного происхождения выплачивались значительные суммы. Гражданские, судебные и военные заведения заполнились назначенцами католиков. Более того, Яков II как глава английской церкви имел возможность назначать прокатолически настроенных епископов или оставлять эти должности вакантными.
До 1688 года у Якова родились две дочери, Мария и Анна, причем обе воспитывались в духе протестантской религии. Никто не сомневался, что рано или поздно одна из них станет наследницей престола и Англия вновь обретет протестантского монарха. С учетом этой всеобщей уверенности католицизм Якова воспринимался как временное явление – это неприятно, но все же лучше, чем разрушительная гражданская война, случившаяся сорок лет назад.
Однако в 1688 году у Якова появился сын, который по праву престолонаследия стоял выше наследниц женского пола, и Англия столкнулась с перспективой появления католической династии. Более того, тремя годами раньше во Франции Людовик XIV отменил Нантский эдикт, гарантировавший протестантам свободу вероисповедания. Французские протестанты внезапно – после почти столетия спокойствия – подверглись новым преследованиям и депортации. Боясь повторить их судьбу, протестанты Англии оказали сопротивление своему монарху.
Трения между парламентом и королем усиливались. Затем Яков потребовал, чтобы англиканское духовенство заявило о терпимости к католикам и различным диссентерам, но семеро епископов отказались выполнить его волю. Их обвинили в неподчинении королевскому указу, но затем оправдали, что явилось явным вызовом власти монарха. В тот же день парламент предложил английский трон дочери Якова Марии, которая была настроена против католиков, и ее мужу Вильгельму, принцу Оранскому. Голландский принц ответил согласием. 5 ноября 1688 года он высадился в Торбее, чтобы стать новым английским королем.
К счастью, опасения по поводу новой полномасштабной гражданской войны не оправдались. Яков решил не бороться за власть и 23 декабря бежал, отправившись в изгнание во Францию. Тем не менее в марте 1689 года он высадился в Ирландии с французским войском и военными советниками. Здесь он созвал собственный парламент и стал набирать армию из католиков ирландцев под командованием Ричарда Тальбота, графа Тирконнела.
Вслед за этим последовали спорадические стычки. 19 апреля католические войска Якова осадили Лондондерри, и осада была снята только 30 июля. Тем не менее прошел еще год, прежде чем армии Якова и Вильгельма встретились в решающем сражении. 1 июля 1б90 года на реке Бойн Яков был наголову разбит и вновь отправился в изгнание во Францию – на этот раз навсегда. Его приверженцы оказывали сопротивление еще целый год, пока 12 июля 1691 года не потерпели второе поражение в битве при Огриме. Разбитые католические войска отступили в Лимерик, где были окружены и 3 октября капитулировали. Так закончилась английская «Славная революция», а с ней и эпоха правления династии Стюартов. Во время событий, которые стоили ему трона, Яков, по словам одного историка, «проявил политическую несостоятельность в почти что героических пропорциях».
Если события 1688 года можно вообще считать революцией, то эта революция была относительно цивилизованной. Строго говоря, это была не революция, а государственный переворот, причем бескровный. Тем не менее он расколол английское общество не менее сильно, чем гражданская война за несколько десятилетий до него. Второй раз, меньше чем за пятьдесят лет, династия Стюартов была низложена, и это привело к переоценке ценностей – как для отдельных людей, так и общества в целом. Несмотря на все прегрешения конкретного короля, многие в Англии считали, что династия Стюартов легитимна, что она имеет местные корни, что она истинно британская – качества, которыми не обладал дом герцогов Оранских, еще двадцать пять лет назад бывших злейшими врагами Англии. В Шотландии верность прежней правящей династии пересилила религиозные убеждения. В Ирландии переход Якова в католицизм только увеличил его популярность среди населения. Трещины, появившиеся в английском обществе, нашли отражение в отношениях внутри знатных шотландских семей, уже фигурировавших в нашем повествовании. Так, например, при осаде Лондондерри Гамильтоны сражались на стороне обеих противоборствующих армий. Лорд Джеймс Синклер оставался «верным короне», независимо от того, на чью голову она была надета, тогда как его брат был заточен в тюрьму, а его сын, офицер шотландской гвардии, погиб в сражении на реке Войн.
В Шотландии самым активным сторонником Стюартов был Джон Грэм Клаверхаус, которому в 1688 году Яковом II был пожалован титул первого виконта Данди. Подобно многим другим знатным шотландским семьям, Грэмы из Клаверхауса состояли в родстве со Стюартами и, значит, вели свою родословную от Брюса: в 1413 году сэр Уильям Грэм женился на сестре Якова I Шотландского, правнучке Марджори Брюса и Уолтера Стюарта. Впоследствии один из членов семьи женился на сестре кардинала Битона, тайно представлявшего интересы Лотарингского дома и де Гизов. Однако большая часть истории этой семьи ничем не примечательна.
Джон Грэм Клаверхаус, виконт Данди, родился в 1б48 году. Он был высокообразованным человеком: в 1661 году он окончил университет Сент Эндруса со степенью магистра искусств. Впоследствии виконт служил как Карлу II, так и Якову II. С 1672 по 1674 год он служил добровольцем во Франции – вместе с герцогом Монмаутом и Джоном Черчиллем, впоследствии герцогом Мальборо. В 1683 году он был в Лондоне при дворе Карла, а два года спустя при дворе Якова. В 1684 году Яков пожаловал ему поместье и замок Дадхоуп, и Клаверхаус женился на леди Джин Кохрейн, дочери известного масона лорда Уильяма Кохрейна. В 1686 году ему было присвоено звание генерал майора кавалерии. Одним из его ближайших друзей был Колин Линдсей, третий граф Балкарес, внук знаменитого алхимика.
В апреле 1689 года, когда в Ирландии войска католиков приступили к осаде Лондондерри, Клаверхаус, руководивший сторонниками Стюартов в Шотландии, поднял флаг короля Якова в Данди. 27 июля в ущелье Киллекранки в тридцати милях от Перта его войска встретились с армией Вильгельма, которой командовал генерал майор Хью Маккей. Битве предшествовали длительные маневры, но само сражение продолжалось около тридцати минут. Солдаты Маккея успели дать один залп, прежде чем были опрокинуты атакой Клаверхауса. В тот момент, когда строй армии Вильгельма рассыпался, Клаверхаус, скакавший во главе своего победоносного отряда, замертво упал с лошади. Пуля попала ему в левый глаз – странное эхо того удара копья, которым Габриэл де Монтгомери убил короля Франции Генриха II за столетие с четвертью до сражения при Киллекранки. С гибелью Клаверхауса сторонники Стюартов в Шотландии лишились своего лидера. Армия продолжала сражаться и начала наступление на Данкелд, но была разбита. В мае следующего года второе поражение при Кромдейле положило конец организованному сопротивлению в Шотландии – по крайней мере, на целое поколение.
По свидетельству одного из историков, в то время ходили упорные слухи, что в сражении при Киллекранки Данди стал жертвой нечестной игры. Говорили, что Данди вовсе не «пал в бою», а был убит во время суматохи наступления двумя людьми короля Вильгельма, которые присоединились к армии Клаверхауса и проникли в окружение виконта. В этом не было ничего экстраординарного. Наоборот, убийство опасного врага вполне соответствовало традициям той эпохи. Для нас важно не то, погиб ли Данди в бою или был преднамеренно убит, а то, что на его теле, подобранном с поля боя, нашли крест тамплиеров.
Магистр шотландских тамплиеров?
Известный историк «эзотерики» А. Э. Уэйт писал:
«Говорили, что… его преосвященство аббат Кальме освятил своим авторитетом три важных заявления: (1) что Джон Клаверхауз, виконт Данди, был Великим Магистром ОРДЕНА ТАМПЛИЕРОВ в Шотландии; (2) что когда он пал в бою при Киллекранки 2 7 июля 1689 года, на нем был падет Большой крест ордена; (3) что этот крест был передай Кальме его братом. Если эта история правдива, то мы сталкиваемся с фактом выживания или возрождения тамплиеров, который никак не связан с мечтами или деятельностью шевалье Рамсеем… и самим масонством… Мы знаем, насколько желанным будет любое свидетельство в пользу сохранения старого ордена тамплиеров и его связи с масонством, и что легенды подобного рода таят в себе признаки подделки… Но если большой крест тамплиеров был действительно найден на теле виконта Данди, это доказывает, что в 1689 году ОРДЕН ХРАМА на самом деле сохранился или возродился в Шотландии».
Уэйт писал эти строки в 1921 году, когда большинство документальных свидетельств, которые мы приводим здесь, были еще неизвестны. Так, например, он не знал, что шотландская гвардия могла быть средством сохранения традиций тамплиеров. Не знал он и о сложных семейных связях, также способствовавших поддержанию этих традиций. Тем не менее общий смысл его утверждений остается верным. Если Клаверхаус носил настоящий крест тамплиеров, который был явно старше 1307 года, это являлось впечатляющим свидетельством того, что в 1689 году орден сохранился или был восстановлен в Шотландии. К сожалению, Уэйт не указывает источника, из которого он почерпнул эти сведения. Поэтому придется поискать информацию в другом месте.
В 1920 году, за год до появления рассказа Уэйта, в масонском журнале «Quatuor Coronati», издававшемся в Великобритании, появилась следующая ссылка:
«В 1689 году в сражении при Киллекранки… погиб лорд Данди, руководитель шотландской партии Стюартов. Но свидетельству аббата Кальме, он был Великим Магистром ордена тамплиеров в Шотландии».
Точно такое же утверждение встречается и раньше. В 1872 году исследователь истории масонства Джон Яркер писал:
«…этот лорд Map был Великим Магистром шотландских тамплиеров в 1715 году, преемником лорда Данди, который Погиб в битве при Киллекранки в 1689 году и который носил на теле крест ордена, как об этом сообщает его преосвященство аббат Кальме».
Еще до Яркера эта история появилась в опубликованной в 1843 году брошюре. Автор брошюры неизвестен, но им мог быть шотландский поэт и академику. Э. Эйтаун:
«По свидетельству аббата Калъме, он получил от Дэвида Грэма, носящего титул виконта Данди, Большой крест ордена, который носил на себе его доблестный и несчастливый брат в битве при Киллекранки. «Он был, – говорит аббат Калъме, – Великим Магистром ордена тамплиеров в Шотландии».
Таким образом, перед нами возникают три важных вопроса. Кто такой лорд Map, преемник – по словам Яркера – Клаверхауза на посту Великого Магистра тамплиеров? Кто такой аббат Кальме, слова которого являются важнейшим доказательством правдивости этой истории? Кто такой этот таинственный брат Клаверхауза Дэвид, который якобы снял с тела мертвого брата крест и передал его французскому аббату?
Джон Эрскин, граф Map, это широко известный лидер якобитов. Он стал графом в 1689 году, в год битвы при Киллекранки. Вначале он являлся противником якобитов и в 1705 году исполнял должность министра по делам Шотландии. На протяжении следующих десяти лет он так часто менял свои политические пристрастия, что заслужил прозвище «Попрыгунчик Джон». К 1715 году он наконец окончательно присоединился к партии изгнанных Стюартов и в этом же году сыграл видную роль в восстании, которое было поднято сторонниками бывшего короля. После подавления мятежа он лишился всех своих поместий и вместе с Яковом II жил в изгнании в Риме. В 1721 году граф Map был назначен Яковом «министром при французском дворе», то есть послом Стюартов во Франции. В Париже он подружился с шевалье Рамсеем, одним из главных пропагандистов масонства в восемнадцатом веке.
Его преосвященство аббат Августин Кальме был одним из наиболее известных и уважаемых ученых и историков своего времени. Он родился в 1672 году, а в 1688 м в возрасте шестнадцати лет стал монахом бенедиктинского ордена. В 1704 году он занимал высокую должность в аббатстве Мюнстера, расположенном на французском берегу Рейна. В 1718 году Кальме стал аббатом монастыря св. Леопольда в Нанси, а в 1728 году аббатом Синоном, где и умер в 1757 году. После него остались многочисленные труды. Он писал комментарии ко всем книгам Ветхого и Нового Заветов, объемистую историю всей Библии, историю церкви в Лотарингии, введение к прославленной «Histoire ecclesiastique» кардинала Флери и – в перерывах между такими солидными трудами – стандартные работы о вампирах. Из опубликованных писем Кальме видно, что с мая 1706 по июль 1715 года он жил в Париже и вращался в кругах изгнанников якобитов.
Судьбу Дэвида Грэма, младшего брата Клаверхауса, проследить гораздо сложнее. Известно, что он принимал участие в сражении при Киллекранки и остался жив, но через несколько месяцев был заключен в тюрьму. В 1690 году ему удалось бежать из заточения, и он объявился во Франции, где Яков И пожаловал ему титул Данди, который ранее носил его брат. В качестве виконта Данди он присутствует в списках шотландской бригады, расквартированной в Дюнкерке в 1692 году находившейся под командованием генерал майоров Бьюкена и Кэнона. Среди офицеров подразделения мы находим сэра Александра Млейна, отца сэра Гектора Маклина, а также шестого графа Вигтона Джона Флеминга, третьего барона Данкелда Джеймса Галлоуэя и четвертого графа Данфермлина Джеймса Сетона. Последний был особенно близок с Клаверхаусом, командовал его кавалерией в битве при Киллекранки и входил в состав отряда, который тайно вывез тело своего командира с поля боя и, возможно, похоронил его.
Еще раз имя Дэвида Грэма появляется в списках французской армии в 1693 году. Последний раз о нем упоминается в антиякобитском памфлете, опубликованном в 1696 году в Лондоне. В памфлете говорится, что он и другие известные изгнанники заняли командные посты во французской армии. После этого Дэвид Грэм просто исчез из всех исторических документов. «Это довольно странно, – замечает один из историков, – поскольку как третий виконт Данди он был важной персоной». Когда мы связались с архивом французской армии, то получили от генерала Роберта Бассака ответ, что он не нашел никаких упоминаний о Дэвиде Грэме. Однако он пишет следующее:
«… некий виконт Грэм был офицером в полку Огилви [то есть графа Арли] в 1747 году. Этот полк был сформирован Дэвидом, графом Арли, и состоял из остатков корпуса, разбитого при Куллодене. Возможно, это его сын или племянник».
Шотландская бригада, расквартированная в Дюнкерке в 1692 году, может пролить дополнительный свет на судьбу Грэма. В мае того же года:
«… шотландские офицеры, придя к выводу, что с потерей французского флота реставрация короля Якова на некоторое время откладывается, и они стали обузой для короля Франции, получая полное жалование в своих гарнизонах и не исполняя никаких обязанностей… смиренно просили короля Якова превратить их в рядовое подразделение стражи и назначить офицеров из их числа».
Подразделение было соответствующим образом реорганизовано. Среди его офицеров были два Рамсея, два Синклера, два Монтгомери и Гамильтон. Полк сначала перевели на юг Франции, а в 1693 году в Эльзас, в окрестности Мюнстерского аббатства. В 1697 году шотландцы вновь сражались в окрестностях аббатства, где в 1704 году его преосвященство аббат Кальме был назначен на должность «помощника настоятеля». Таким образом, Кальме имел две возможности познакомиться с Грэмом. Первая представилась ему в Эльзасе между 1693 и 1706 годами, а вторая в Париже после мая 1706 года, когда аббат стал завсегдатаем якобитских кругов французской столицы.
С учетом всей этой дополнительной информации стоит вновь обратиться к рассказанной выше истории. Суть ее состоит в следующем:
1. Джон Клаверхаус, виконт Данди, был Великим Магистром какой то тамплиерской или неотамплиерской организации в Шотландии, которая действовала, по крайней мере, до 1689 года.
2. После гибели Клаверхауса в сражении при Киллекранки его преемником на посту Великого Магистра стал граф Map.
3. Когда тело Клаверхауса вынесли с поля боя, обнаружилось, что на нем был надет какой то древний – то есть старше 1307 года – знак отличия тамплиеров, о котором говорят как о «Большом кресте ордена».
4. Этот предмет перешел в руки брата Клаверхауса Дэвида, а затем был передан аббату Кальме.
Если все это правда, то перед нами самое ценное из всех свидетельств сохранения ордена тамплиеров в Шотландии конца шестнадцатого века, когда таинственный Дэвид Сетон якобы объединил вокруг себя членов ордена после того, как его земли были незаконно проданы сэром Джеймсом Сэндилендсом.
Тем не менее эта версия вызывает определенные вопросы. Если шотландские тамплиеры действительно выступили на стороне Стюартов, то почему преемником Клаверхауса на должности Великого Магистра стал граф Map, похоже, поддерживавший английский парламент и сделавшийся Убежденным якобитом только в 1715 году? И если регалия тамплиеров была такой ценной, то почему она перешла не к следующему Великому Магистру, кем бы он ни был, а к Французскому священнику, ученому и историку? В ответ на Эти вопросы можно выдвигать лишь гипотезы и догадки.
Тем не менее если бы история о принадлежавшем Клавер хаусу кресте тамплиеров была выдумкой, то в ней вряд ли присутствовали эти противоречия. В отличие от реальной истории, фантазия и выдумка способны избавить себя от подобных противоречий.
В любом случае – и независимо от возникающих вопросов – эта история вполне правдоподобна. Преподобному аббату Кальме не было никакого смысла придумывать ее, а если бы он и сделал это, то гораздо искуснее. Более того, Кальме имеет безупречную репутацию как свидетель. Если Клаверхаус на самом деле владел крестом или другими регалиями ордена тамплиеров, то они вполне могли перейти в руки его брата, а у брата, как мы уже видели, было достаточно возможностей доверить их французскому священнику. В сохранности части оригинальных регалий тамплиеров нет ничего необычного. Мы сами видели другие такого же рода предметы, которые тщательно и любовно сохранялись в Шотландии; мы держали в руках оригинальный устав ордена, датируемый 1156 годом. Само существование этих реликвий является красноречивым свидетельством того, сколько их ускользнуло от внимания исследователей и историков.
Однако существует еще одно важное свидетельство в пользу истории о принадлежавшем Клаверхаусу кресте тамплиеров. Как мы уже видели, собственность тамплиеров в Шотландии сохранялась в неприкосновенности в составе владений ордена св. Иоанна до 1564 года, когда управляющий этой собственностью сэр Джеймс Сэндиленс ухитрился присвоить ее. В пятнадцатом веке предок Клаверхауса Роберт Грэм женился на дочери коннетабля Данди. В результате этого брака он стал шурином Джона Сэндиленса, дедушки сэра Джеймса. Таким образом, семьи Грэмов и Сэндиленсов оказались связанными между собой, и предмет, переданный на сохранение последним, вполне мог перейти в руки Грэмов.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ФОРМИРОВАНИЕ ВЕЛИКОЙ ЛОЖИ
Трудно со всей определенностью сказать, в какой степени развитие масонства в Шотландии было обязано наследию тамплиеров и их древним традициям. Если такая связь и существовала, то в начале восемнадцатого века она была давно утеряна, а новая еще не успела сформироваться. Масоны еще не делали попыток публично объявить себя наследниками тамплиеров. И хотя Клаверхаус и его брат, скорее всего, были масонами, никаких документальных свидетельств на этот счет не сохранилось. Если крест тамплиеров действительно перешел от Клаверхауса к его брату, а затем к аббату Кальме, это может свидетельствовать о выживании ордена тамплиеров, но не имеет никакого отношения к масонству. Когда загадка тамплиеров вновь стала предметом всеобщего внимания, это произошло преимущественно во Франции. Однако масонство играло гораздо большую роль в общественной жизни Англии.
В эпоху правления Вильгельма и Марии протестантская религия восстановила свое главенство в стране. Актом парламента, который не утратил своей силы и поныне, английский трон было запрещено занимать лицам католического вероисповедания, а также тем, кто состоял в браке с католиком. Таким образом исключалось повторение ситуации, Предшествовавшей революции 1688 года.
В 1702 году, через восемь лет после смерти жены, умер Вильгельм Оранский. На престол вступила королева Анна, его свояченица и младшая дочь Якова П. Ее в 1714 году сменил Георг I, внук Елизаветы Стюарт и Фридриха, пфальцграфа Рейнского. После смерти Георга в 1727 году трон перешел к его сыну, Георгу II, который правил страной до 1760 года. На протяжении шестидесяти лет после восшествия на престол Вильгельма изгнанные Стюарты не теряли надежды вернуть себе трон. Свергнутый Яков II умер в 1701 году, и его наследником стал сын Яков III, которого называли «старым Претендентом». Якова III сменил, в свою очередь, его сын Карл Эдуард, который получил прозвище «молодой Претендент» или «добряк принц Чарли». При этих трех монархах в изгнании якобитские круги на континенте оставались рассадником тайных заговоров и политических интриг. Нельзя сказать, что эти усилия были бесплодными. В 1708 году было предпринято давно задуманное вторжение в Шотландию – при поддержке французской армии и участии французского флота. Англия, большая часть войск которой участвовала в войне за Испанское наследство, оказалась плохо подготовленной к отражению этой угрозы, и вторжение вполне могло завершиться успехом, если бы не сочетание невезения, крайнего возбуждения якобитов и апатии французов. В результате кампания потерпела неудачу, но через семь лет, в 1715 году, в Шотландии вспыхнуло полномасштабное восстание, возглавил которое граф Map – тот самый, который якобы унаследовал от Клаверхауса титул Великого Магистра новых тамплиеров. К восставшим также присоединился лорд Джордж Сетон, граф Уинтон, и в результате его титул был упразднен, земли перешли в другие руки, а сам он был приговорен к смерти. Однако в 171 б году ему удалось бежать из лондонского Тауэра, и он присоединился к Стюартам, жившим в изгнании во Франции. До конца своей жизни он принимал активное участие в делах якобитов, а в 1736 году стал магистром влиятельной масонской ложи якобитского толка в Риме. Мятеж был подавлен, хотя и с большим трудом, но Стюарты еще на протяжении тридцати лет оставались серьезной угрозой. Только после вторжения и полномасштабной военной кампании 1745 1746 года эта угроза наконец была устранена.
Революция 1688 года вызвала к жизни множество назревших реформ, важное место среди которых занимал билль о правах. В то же время британское общество было расколото надвое. Это произошло не потому, что сторонники Стюартов в массовом порядке покидали страну, оставляя ее в руках своих врагов. Наоборот, интересы свергнутых монархов были широко представлены в английском обществе. Не все симпатизирующие Стюартам были готовы действовать насильственными методами. Не все были готовы бросить вызов парламенту. Многие из этих людей, несмотря на свои политические симпатии, оказались добросовестными государственными чиновниками во времена правления Вильгельма и Марии, королевы Анны и Ганноверской династии. К таким личностям относится, например, Исаак Ньютон. Но если Вильгельм и Мария, а также Анна были популярными монархами, то этого нельзя было сказать о Ганноверской династии. Многие в Англии открыто и публично – но так, чтобы их нельзя было обвинить в государственной измене – выступали против ненавистных немецких правителей и ратовали за возвращение Стюартов, которых они считали законной королевской династией.
Именно из этих сочувствующих Стюартам людей сформировалась партия «тори». Тори начала восемнадцатого века возникли в конце 70 х годов семнадцатого столетия из роялистов дореволюционных времен. Большинство принадлежали к англиканской церкви или были католиками. Точно так же большинство были землевладельцами и хотели, чтобы власть сосредоточилась в руках нетитулованного мелкопоместного дворянства.
Их противники, получившие прозвище «виги», тоже стали заметной политической силой в 70 е годы семнадцатого века. Эта партия состояла в основном из торговцев и лиц свободной профессии, которые играли активную роль в коммерции, промышленности, в банковском деле и в армии. Они поощряли религиозное многообразие, и в их рядах было много диссентеров и людей, отличавшихся свободомыслием. Виги ставили власть парламента выше королевской. Как выразился Свифт, они «предпочитали денежные интересы земельным». Являясь тайными и открытыми сторонниками пуританской этики, они представляли нарождающийся средний класс, чье лидерство сначала в торговой, а затем в промышленной революции определит ход британской истории и утвердит деньги в качестве главного арбитра. Виги не испытывали особой любви к Ганноверской династии, но были готовы терпеть немецких правителей в качестве цены за свои ширящиеся успехи.
Раскол в британском обществе нашел отражение и в масонстве. Судя по дошедшим до нас документам, революция 1688 года, по всей видимости, никак не отразилась на масонстве. Ложи не только продолжали регулярно собираться, но и увеличивались числом. Вполне возможно, что многие старые ложи или старейшие члены новых лож симпатизировали Стюартам или тори, но не существует никаких свидетельств того, что на этом этапе истории масонство служило для якобитов орудием шпионажа, тайных заговоров или пропаганды. Насколько это было возможно, большинство английских лож оставались – или старались оставаться – в стороне от политики. По мере того как все больше и больше вигов занимали видное положение и начинали играть важную роль в коммерции и внутренней политике, они неизбежно проникали в систему лож, накладывая отпечаток лояльности к Ганноверской династии на все масонство.
Тем не менее масонство с самого начала было неразрывно связано со Стюартами. В семнадцатом веке от масонов требовалась не только «верность королю», но они должны были проявлять активность, выявляя заговорщиков и сообщая о них. Таким образом они становились частью административного и государственного аппарата Стюартов. Подобная преданность укоренилась очень глубоко. Поэтому не стоит удивляться, что основное направление масонства оставалось связанным с политическим курсом Стюартов, последовало за ними в изгнание и из за границы пыталось защитить их интересы в Англии. На протяжении первой трети семнадцатого века масонские ложи могли состоять либо из вигов, либо из тори, из сторонников Ганноверской династии, либо из якобитов, но хранителями истории общества и наследниками его традиций были именно тори в Англии и якобиты за границей. Это течение масонства было основным, тогда как остальные представляли собой всего лишь боковые ветви.
Видные английские масоны, например герцог Уортон, являлись откровенными якобитами. За границей большая часть лидеров якобитов – например генерал Джеймс Кейт, граф Уинтон (Александр Сетон) и графы Дервенуотер (сначала Джеймс Рэдклиф, а затем его младший брат Чарльз) – были не только масонами, но и активно способствовали распространению масонства в Европе. После подавления восстания 1745 года многих известных масонов приговорили к смерти за сотрудничество с якобитами: Дервенуотер, который был Великим Магистром французских масонов, и графы Килмарнок и Кроматри, в разное время занимавшие пост Великого Магистра Шотландии. Только последнему удалось избежать смерти – остальных казнили в лондонском Тауэре.
По свидетельству одного из историков:
«Нет никаких сомнений в том, что якобиты сыграли ключевую роль в развитии масонства – до такой степени, что многие даже представляют масонство как гигантскую тайную организацию якобитов».
Мы утверждаем, что якобиты не только «сыграли ключевую роль в развитии масонства». Мы утверждаем, что они были, по крайней мере сначала, – его основными проводниками и пропагандистами. А создание Великой Ложи в 1717 году – впоследствии она стала главным представителем английского масонства – явилось не чем иным, как попыткой вигов или Ганноверской династии нарушить монополию якобитов.
Централизация английского масонства
Великая Ложа Англии была основана 24 июня 1717 года – в день св. Иоанна, который считался священным у тамплиеров. Сначала в нее входили четыре лондонские ложи, которые в своем стремлении к централизации объединились в единую организацию и избрали руководящий орган, Великую Ложу. Вскоре к ним присоединились и другие ложи, число которых в 1723 году возросло до пятидесяти двух.
Обычное объяснение объединения масонов в Великую Ложу звучит на редкость неубедительно – или неискренне. По выражению одного из авторов, объединение произошло «вследствие необходимости обеспечить возможность встречи для членов нескольких лондонских лож». Утверждают также, что в то время пышно расцветали различные клубы и общества и что распространение и разрастание английского масонства явилось следствием этого процесса. Однако среди различных клубов той эпохи, а также антикварных, библиографических и научных обществ не наблюдалось похожего стремления к централизации. Только у масонов проявилась тенденция не только к расширению, но, что еще важнее, к централизации. Так, например, из пятидесяти двух лож, составлявших Великую Ложу в 1723 году, не менее двадцати шести образовались еще до основания Великой Ложи в 1717 году. Другими словами, то, что масоны остались в анналах истории, явилось результатом не их распространения, а готовности к централизации.
Историк масонства Дж. Р. Кларк в 1967 году писал: «Думаю, что в 1717 году была более веская причина для объединения: необходимость его диктовалась политическим положением в стране». Кларк подчеркивает шумную демонстрацию верности Ганноверской династии во время организационного собрания ложи – тосты за короля Георга и верноподданнические песни. Он справедливо заключает, что такое преувеличенное выражение патриотизма может рассматриваться как попытка доказать, что масоны не являются якобитами – в такой демонстрации не было бы необходимости, если бы не существовало причин для подозрений.
Современные историки склонны рассматривать шотландский мятеж 1715 года и основание Великой Ложи в 1717 году как два не связанных между собой события, разделенные двухгодичным временным промежутком. На самом деле мятеж 1715 года был окончательно подавлен лишь после казни лордов Кенмура и Дервентуотера в 1716 году, а планы объединения масонов существовали задолго то того, как оно произошло, то есть летом и осенью 171 б года. Таким образом, мятеж в Шотландии и основание Великой Ложи разделяло не два года, а всего лишь от шести до девяти месяцев. Поэтому вполне вероятно, что между этими событиями существовала причинная связь. Создается впечатление, что лояльный к Ганноверской династии истеблишмент, завидуя сети масонских лож, действовавшей в интересах мятежников якобитов, решил сознательно ускорить создание собственной параллельной сети – как будто стремился к конкуренции в духе свободного предпринимательства, характерного для начала эпохи короля Георга. Чтобы усилить свою привлекательность, Великая Ложа не стала вбирать в себя соперничающие ложи.
Доказательством этого может служить сложный, запутанный и противоречивый вопрос о масонских «градусах», или, как их еще называют, степенях посвящения. В современном масонстве различают три «цеховые» степени и несколько «дополнительных» «высших градусов». Три «цеховые» степени – ученик, подмастерье, мастер каменщик – находятся под юрисдикцией Объединенной Великой Ложи Англии. Высшие степени управляются другими масонскими организациями, такими, как Верховный совет Древнего и Принятого шотландского обряда или Великий капитул Царственного свода. Сегодня большинство английских масонов проходят через три степени, предлагаемые Великой Ложей, а затем выбирают один из «высших градусов» – подобно тому как студент, сдавший экзамены на степень бакалавра по английской литературе в одном университете, может поступить в другой для получения степени бакалавра по французской и немецкой литературе. В начале восемнадцатого века это было запрещено. Для английских масонов того времени, которые не хотели подвергать сомнению свою лояльность короне, были доступны только три степени, предлагаемые Великой Ложей. «Высшие градусы» находились исключительно в ведении якобитских лож, и масонские организации, предлагающие эти степени, считались в лучшем случае подозрительными, а в худшем изменническими. Этот вопрос и сегодня вызывает бурные споры, однако общепризнанным является тот факт, что «высшие градусы» не только ведут свое происхождение от якобитской ветви масонства, но и всегда принадлежали ей. Другими словами, это не поздние изобретения, а неотъемлемая часть кладезя традиций, легенд и символики, из которых Великая Ложа в 1717 году взяла лишь малую долю. По словам одного из масонских историков:
«… наши братья якобиты просто взяли другие части из того же Кладезя, приспособили их служению тому Делу, которое для них было священным… Делу, которое давно исчезло, но многие градусы, освобожденные от политических ассоциаций, остались».
Другими словами, «высшие градусы» вобрали в себя те аспекты масонских ритуалов, традиций и истории, которые были просто неизвестны или недоступны Великой Ложе – или принять которые для Великой Ложи было опасно с политической точки зрения, и поэтому пришлось отречься от них. Однако после 1745 года, когда Стюарты окончательно перестали представлять угрозу для занявшей английский трон Ганноверской династии, Великая Ложа стала, хотя и неохотно, признавать «высшие градусы». И действительно, определенные аспекты «высших градусов», очищенные от потенциально противоречивых элементов, в конечном итоге были включены как дополнительные в собственную систему степеней Великой Ложи. В результате в 1813 году – для этого потребовалось слияние с параллельными и конкурирующими альтернативами Великой Ложи – образовалась Объединенная Великая Ложа.
Сегодня история английского масонства в основном изучается специалистами, работающими под покровительством Объединенной Великой Ложи. Они рассматривают якобитскую ветвь масонства и многочисленные «высшие градусы» как раскольнические и еретические – как отклонения от главного направления, представителями которого они себя считают. На самом деле все обстоит прямо противоположным образом , якобитское направление изначально было основным, а Великая Ложа представляла собой боковую ветвь, которая вследствие исторических обстоятельств и превратностей судьбы в конечном итоге превратилась в основную.
Великая Ложа начиналась, скорее всего, как отклонение от основного направления. И точно так же она вытеснила это основное направление и сама заняла главенствующее положение. Процесс этот был непростым, и Великая Ложа оставалась на подозрении у властей, благосклонности которых добивалась. Как отмечает один из масонских историков, «быть членом масонского братства в тот период означало навлечь на себя подозрения в сочувствии якобитам».
Влияние английского масонства
Герцог Уортон, ставший Великим Магистром Великой Ложи в 1722 году, почти ничего не сделал для ее признания со стороны общественности и властей. Он был не только откровенным сторонником якобитов. За три года до этого он основал знаменитый (или печально известный) «Клуб адского пламени», члены которого первоначально встречались в таверне «Грейхаунд» неподалеку от собора Святого Иакова. Одним из его компаньонов в этом предприятии был человек, которому вскоре будет суждено сыграть видную роль в масонском движении. Это Джордж Ли, граф Личфиллд, чей отец погиб в битве на реке Бойн, сражаясь на стороне Стюартов, а мать, Шарлотта Фицрой, была незаконнорожденной дочерью Карла II. Таким образом, в его жилах текла кровь Стюартов, и он приходился кузеном двум другим незаконнорожденным внукам Карла II, Джеймсу и Чарльзу Рэдклифам, впоследствии графам Дервенуотер. Неудивительно, что он считался влиятельной фигурой среди якобитов. В 1716 году его усилиями был организован успешный побег из ньюгейтской тюрьмы Чарльза Рэдклифа и тринадцати его товарищей, которые были заточены туда за участие в восстании 1715 года. К этому времени Джеймса Рэдклифа уже успели казнить.
Терпение властей – и это вполне предсказуемо – в конечном итоге иссякло. В 1721 году был издан эдикт, направленный против «определенных возмутительных клубов или обществ». Без лишнего шума, хотя и временно, «Клуб адского пламени» был закрыт. Понимая, что находится под подозрением, Великая Ложа посчитала себя обязанной заверить правительство в своей «безопасности».
В 1722 году на ежегодном собрании Великой Ложи лорду Уортону, несмотря на все обвинения, вновь удалось добиться избрания Великим Магистром. Впоследствии его обвинили в том, что он хочет «поставить масонство на службу якобитам». На следующий год Уортон внезапно и «без каких либо церемоний» оставил свой пост, и его сменил лояльный к Ганноверской династии граф Далкейт. Если при предшественниках графа Далкейта и существовали какие нибудь официальные протоколы ложи, то они исчезли без следа. Официально протоколы Великой Ложи ведут свой отсчет с 25 ноября 1723 года, когда он стал Великим Магистром.
В сентябре 1722 года был раскрыт амбициозный, хотя и нелепый якобитский заговор – поднять восстание в Лондоне, захватить Тауэр и удерживать его до тех пор, пока к мятежникам не придет подкрепление из Франции. Среди заговорщиков был доктор Джон Арбетнот, известный масон и бывший королевский лекарь при дворе королевы Анны. В круг близких друзей Арбетнота входили многие известные масоны, в том числе Поп и Свифт, которые хотя и не имели отношения к заговору, но тем не менее запятнали себя знакомством с его участниками. Сентябрьский заговор серьезно подорвал то доверие, которое Великой Ложе удалось завоевать за предыдущие месяцы, и поэтому потребовались новые уверения в лояльности.
В 1723 году, как будто специально для того, чтобы раз и навсегда снять всякие подозрения в подрывной политической деятельности, появились знаменитые «Конституции» Джеймса Андерсона. Андерсон, священник шотландской церкви и капеллан ярого приверженца Ганноверской династии графа Бьюкена, был членом необыкновенно влиятельной ложи «Хорн», к которой принадлежали такие столпы общества, как герцог Куинсборо, герцог Ричмонд, лорд Пейсли, а в 1725 году и приятель Ньютона Джон Дезагюлье. Подобные рекомендации и связи ставили Андерсона вне всяких подозрений. Более того, в 1712 году он опубликовал несколько ядовитых антикатолических памфлетов, прославляя королеву Анну и взывая к Господу:
«…чтобы он развеял тщетные надежды наших общих врагов и распространил протестантскую религию среди нас, укрепил протестантское наследование трона Ганноверским домом…»
Позднее, в 1732 году, Андерсон опубликовал еще одну, прославляющую Ганноверскую династию работу, «Королевская генеалогия». Среди ее читателей были граф Далкейт, граф Аберкорн, полковник (впоследствии генерал) сэр Джон Лигоньер, полковник Джон Питт, доктор Джон Аберкорт, Джон Дезагюлье и сэр Роберт Уолпол.
«Конституции» Андерсона стали, по существу, библией английского масонства. В этой книге формулируются положения, которые теперь известны как основные принципы Великой Ложи. Первая статья отличается некоторой туманностью и по сей день служит предметом споров, интерпретаций и разногласий. В прошлом масоны были обязаны заявлять о своей верности Богу и англиканской церкви, однако Андерсон пишет о «верности всеобщей религии». Вторая статья отличается большей откровенностью: «Масон… не примет участия ни в каких замыслах против мира и блага народа». В соответствии с шестой статьей в ложе были запрещены любые споры, касающиеся религии или политики.
Тем не менее «Конституции» не смогли очистить масонов от всех подозрений. В 1737 году в двух лондонских журналах было напечатано письмо, в котором масоны объявлялись опасными для английского общества, поскольку они тайно служили делу Стюартов. В тексте письма содержались зловещие намеки на «особые» ложи, якобы владевшие важной информацией и скрывавшие ее от рядовых масонов. Утверждалось, что эти ложи – которые «допускают… к себе даже якобитов, неприсягателей и папистов» – вербуют сторонников Стюартов. Анонимный автор признавал, что многие масоны хранят верность королю, но затем задавался вопросом; «Откуда мы знаем, что те люди, в благонадежности которых мы не сомневаемся, допущены ко всем их тайнам?»
К этому моменту такого рода паранойя, однако, была уже не правилом, а исключением. С «Конституциями» Андерсона Великая Ложа стала респектабельным и верным придатком – как общественным, так и культурным – Ганноверской династии, расширяя свое влияние вплоть до самого трона. В Шотландии, Ирландии и в континентальной Европе продолжали активную деятельность другие течения масонства. В Англии же Великая Ложа установила нечто вроде монополии, и ее политическая ортодоксальность больше никогда не ставилась под сомнение. И действительно, Великая Ложа настолько интегрировалась в английское общество, что ее терминология проникла в разговорный язык и остается там по сей день. Масонству мы обязаны такими выражениями, как «на уровне», «третья степень», а также многими другими.
К тридцатым годам восемнадцатого века Великая Ложа стала проявлять усиленный интерес к Северной Америке и «гарантировать» возникающие там ложи, то есть оказывать им покровительство как собственным отделениям. Так, например, в 1732 году генерал Джеймс Оглеторп основал колонию Джорджия, а два года спустя стал магистром первой масонской ложи Джорджии. Политические пристрастия самого генерала отличались некоторой двойственностью. Почти все члены его семьи были ярыми сторонниками якобитов. Особенную активность проявляли две сестры генерала и его старший брат, отправленный в ссылку за подстрекательскую деятельность. Во время мятежа 1745 года сам Оглеторп командовал одним из подразделений действующей армии и проявил такую вялость при проведении военных операций, что попал под суд. Генерала оправдали, но ни у кого не осталось сомнений, что он разделяет политические симпатии своей семьи. Тем не менее, его затея в Джорджии была встречена с одобрением как режимом Ганноверской династии, так и Великой Ложей. Великая Ложа не только выступила гарантом организованной им масонской ложи, но и «настоятельно рекомендовала» своим английским членам собрать «обильные пожертвования» в пользу своего филиала в Джорджии.
Таким образом, к третьей декаде восемнадцатого века английское масонство под руководством Великой Ложи превратилось в бастион общественного и культурного истеблишмента, и среди самых известных его братьев были такие люди, как Дезагюлье, Поп, Свифт, Хогарт и Босуэл, а также Франсуа Лотарингский, будущий муж австрийской императрицы Марии Терезии. Как мы уже видели, Великая Ложа начиналась как ответвление от основного направления масонства, а затем – по крайней мере, в Англии – сама стала главным направлением. В некоторых отношениях масонство Великой Ложи было «менее полным», чем масонство якобитов, меньше знакомым с его древними тайнами и в меньшей степени унаследовавшим его исконные традиции. Но несмотря на это – а возможно, благодаря этому – масонство Великой Ложи выполняло ту социальную и культурную функцию, которая отсутствовала у его соперников на континенте.
Великая Ложа пронизала всю ткань английского общества и внедрила свои ценности в основы английского мышления. Настаивая на всеобщем братстве, преодолевающем национальные границы, масонство оказало серьезное влияние на великих реформаторов восемнадцатого века – на Дэвида Юма, на Вольтера, Дидро, Монтескье и Руссо во Франции, а также на их последователей в колониях, которые вскоре станут Соединенными Штатами. Именно Великой Ложе и тому философскому климату, который она создавала, мы обязаны всему лучшему в английской истории той эпохи. Под эгидой Великой Ложи вся кастовая система Англии стала менее жесткой, чем в любой другой стране континентальной Европы. Появлялось все больше возможностей для – выражаясь языком социологов – «вертикальной мобильности». Осуждение любых религиозных или политических предрассудков способствовало не только развитию терпимости, но и определенного эгалитарного духа, который производил огромное впечатление на гостей из за границы. Среди таких гостей был, например, Вольтер, впоследствии сам ставший масоном. Он настолько воодушевился английским обществом, что стал прославлять его как образец, к которому должна стремиться вся европейская цивилизация. Антисемитизм в Англии осуждался сильнее, чем в любой другой европейской стране, и евреи здесь не только становились масонами, но и получили доступ к политической и общественной жизни, в котором им отказывали прежде. Растущий средний класс получил пространство для маневра и расширения, что дало мощный толчок развитию Британии, выдвинув ее на передовые позиции в сфере промышленности и торговли. Благотворительная деятельность, в том числе часто подчеркиваемая особо помощь вдовам и сиротам, способствовала распространению новых идей о гражданской ответственности и вымостила дорогу многим последующим социальным программам. Можно даже утверждать, что сплоченность ложи в соединении с обращением к традициям средневековых гильдий явилась предвестницей многих черт тред юнионизма. И наконец, процесс избрания магистров и Великих Магистров способствовал внедрению в сознание англичан разумного разделения между человеком и его должностью, и это понимание вскоре принесет свои плоды в Америке.
Английское масонство во всех отношениях представляло собой некое связующее звено, соединительную ткань общества восемнадцатого века. Помимо всего прочего оно помогало создать в стране более спокойную атмосферу, чем на континенте, где недовольство народа выплеснулось сначала в виде Великой французской революции, а затем восстаний 1832 и 1848 годов. Этот климат распространился и на английские колонии в Северной Америке, сыграв ключевую роль в образовании Соединенных Штатов. Таким образом, та форма масонства, которая распространялась Великой Ложей, заменила первоначальную. При этом она стала одним из самых важных и влиятельных явлений столетия – явления, значительность которого часто недооценивается ортодоксальными историками.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ЯКОБИТСКОЕ ТЕЧЕНИЕ МАСОНСТВА
В то время как Великая Ложа процветала, проякобитские ложи постепенно уходили в подполье. Некоторые из них оказались особенно упорными, особенно на северо востоке, в окрестностях Ньюкасла и фамильных владений Рэдклифов в Дервентуотере, но политическое положение в стране не оставляло им простора для расширения и развития. Тот же самый процесс характерен и для Шотландии, где все документальные свидетельства, относящиеся к масонству в период 1б89 1745 годов были – намеренно или в суматохе бурных событий – утрачены. Совсем иначе обстояли дела в Ирландии.
Еще в 1688 году масонство было широко распространенным явлением в этой стране. В том же году один дублинский оратор, желая привлечь внимание аудитории, говорил о ком то как о «новом масоне», что предполагало наличие и «старого направления». Тогда же разразился небольшой скандал, когда был обнаружен мертвым один человек с сомнительной репутацией, которого знали как антикатолического информатора и шпиона, а на его теле нашли некую «масонскую метку». Правда, не сохранилось никаких сведений о том, что это за метка, была ли она прикреплена или отпечатана на теле и имела ли она вообще отношение к смерти этого человека.
Документальные свидетельства истории Великой Ложи Ирландии носят отрывочный характер, а книги протоколов до 1780 года и все другие записи до 1760 года утрачены. Какую либо информацию можно почерпнуть только из внешних источников, таких, как газеты и письма. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства указывают на то, что Великая Ложа Ирландии была основана в 1723 или в 1724 году, через семь лет после ее английской соперницы. Первым Великим Магистром стал герцог Монтегю, который в 1721 году председательствовал в Великой Ложе Англии. Монтегю был крестником Георга I и стойким приверженцем Ганноверской династии. Учитывая многочисленность и упорство сторонников Стюартов в Ирландии, неудивительно, что он столкнулся с многочисленными шпионами, и Великая Ложа Ирландии была раздираема внутренними противоречиями. Промежуток между 1725 и 1731 годами – это белое пятно в истории ложи, и большинство историков сходятся на том, что она была безнадежно расколота на якобитов и сторонников Ганноверской династии.
В марте 1731 года под руководством Великого Магистра графа Росса, по всей видимости, произошло объединение фракций. Через месяц Росса сменил лорд Джеймс Кингстон. В 1728 году он тоже руководил Великой Ложей Англии, но в 1730 году, когда английская Великая Ложа утвердила некоторые общие изменения, «обратил свое усердие на ирландское масонство». Кингстон персонифицировал ориентацию Великой Ложи Ирландии. У него было якобитское прошлое, и он происходил из якобитской семьи. Его отец служил при дворе Якова II и последовал за свергнутым королем в изгнание. В Ирландию он вернулся только в 1693 году, где его сначала простили, а затем арестовали, обвинив в наборе рекрутов в армию Стюартов. В 1722 году такие же обвинения были выдвинуты против самого Кингстона.
Таким образом, Великая Ложа Ирландии осталась хранилищем тех традиций масонства, от которых отказалась или которые отрицала Великая Ложа Англии. Именно с масонством ирландского толка сталкивались многочисленные британские воинские подразделения, которые проходили через Ирландию или несли в стране гарнизонную службу. Когда в британской армии стала развиваться сеть полковых лож, большинство из них – по крайней мере, на первом этапе – находились под покровительством Великой Ложи Ирландии. Этот аспект крайне важен, хотя результат проявился только четверть века спустя.
Тем временем первоначальное главное направление масонства вместе с изгнанными Стюартами переместилось в континентальную Европу. Наибольшее развитие оно получило во Франции в период, непосредственно предшествовавший 1745 году. Именно во Франции масонство якобитского направления включило в себя древнее наследие тамплиеров– или восстановило с ним связь.
Первые ложи
Масонство пришло во Францию, по всей видимости, с подразделениями разбитой якобитской армии между 1688 и 1691 годами. В соответствии с документальными свидетельствами восемнадцатого века первая масонская ложа во Франции была основана 25 марта 1688 года королевским пехотным ирландским полком, который был сформирован Карлом II в 1661 году, сопровождал его в Англию при неудачной попытке реставрации, а затем вновь отправился в изгнание с Яковом II. В восемнадцатом веке этот полк назывался «пехотным полком Уолша» – по имени его командира. Уолш происходил из известной семьи ссыльных ирландских судовладельцев. Один из членов семьи, капитан Джеймс Уолш. предоставил Якову II судно, которое в целости и сохранности доставило его во Францию. Впоследствии Уолш вместе со своими родственниками основал крупную судостроительную компанию в Сен Мало, которая специализировалась на постройке военных кораблей для французского флота. В то же время они оставались преданными сторонниками Стюартов. Через два поколения внук Уолша Энтони Винсент Уолш вместе с другим влиятельным коммерсантом и судовладельцем Домиником О'Хэгерти предоставил свои суда Карлу Эдуарду Стюарту для вторжения в Англию. В знак признательности за оказанную услугу находящиеся в изгнании Стюарты пожаловали Энтону Уолшу графский титул, который был официально признан французским правительством.
Во Франции ирландские военные, благодаря которым произошла трансплантация масонства на континент, вращались в тех же кругах, что и сторонники Стюартов, бежавшие из Шотландии, такие, как Дэвид Грэм, брат Джона Клаверхауса, на теле которого якобы нашли крест тамплиеров. Если масонство на некоторое время и утратило связь с традициями тамплиеров, то в первой четверти восемнадцатого столетия во Франции этот контакт восстановился. Франция оказалась благодатной почвой как для самого масонства, так и для мистики тамплиеров.
Во многих отношениях именно француз Рене Декарт в начале семнадцатого века впервые сформулировал доктрину, которая стала основой мышления в восемнадцатом веке. Однако во Франции эти идеи столкнулись с враждебным отношением церкви и государства, и картезианское мировоззрение постепенно переместилось в Англию, проявившись во взглядах таких личностей, как Локк, Бойль, Юм и Ньютон, а также через такие организации, как Королевское общество и само масонское братство. Именно к Англии прогрессивные французские мыслители Монтескье и Вольтер обращались за новыми идеями. Они и их соотечественники оказались особенно восприимчивыми к масонству.
Если масонство действительно пришло во Францию в 1688 году, то должно было пройти еще тридцать пять лет, прежде чем появилась первая официально зарегистрированная французская ложа. Большинство источников указывают 1725 год как дату ее основания, но один – но, возможно, самый надежный – называет 1726 год. Основателем ложи стал Чарльз Рэдклиф, граф Дервентуотер, чей старший брат Джеймс был казнен за участие в мятеже 1715 года. Вместе с Рэдклифом в организации ложи принимали участие сэр Джеймс Гектор Маклин, глава клана Маклинов, а также Доминик О'Хэгерти, богатый эмигрант, который вместе с Энтони Уолшем предоставил Карлу Эдуарду суда для вторжения в Англию в 1745 году, и еще один человек, чье имя в документах звучит как «Хью» или «Харк». Один из историков упорно придерживается мнения, что это искаженное написание фамилии «Харри». В 1650 году в Эдинбурге был казнен некий сэр Джон Харри, сторонник Стюартов. Его семья оставалась преданной якобитам, и Карл II пожаловал ей дворянское звание. Возможно, один из живших в изгнании детей или внуков этого человека вместе с Рэдклифом, Маклином и О'Хэгерти основал первую французскую ложу.
К 1729 году французские ложи быстро разрастались, оставаясь в рамках якобитской ветви масонства. Чтобы не отстать от соперников, английская Великая Ложа в этом же году начала открывать свои филиалы во Франции. Некоторое время две масонские системы существовали параллельно, конкурируя между собой. Однако якобитская система постепенно заняла главенствующее положение, хотя и не смогла добиться полной монополии. Из нее в конечном итоге образовалась самая значительная масонская организация во Франции, Великий Восток.
Одной их самых известных якобитских лож во Франции была в то время «Ложа де Бюсси», расположенная на улице с тем же названием, которая вела к площади перед Сен Жер мен де Пре. Другая улица, выходящая на туже площадь, называлась рю де Бушери, и на ней располагалась ложа, основанная Рэдклифом. Другими словами, две эти ложи находились буквально в нескольких шагах друг от друга, и это соседство являло собой настоящий якобитский анклав. Вскоре французские якобиты раскинули свои сети еще дальше. В сентябре 1735 года, к примеру, в ложу Бушери приняли лорда Чьютона, сына графа Уолдгрейва, британского посла во Франции (он сам был членом ложи «Хорн» с 1723 года), а также графа де Сен Флорентин, министра Людовика XV. Среди присутствовавших на церемонии посвящения были Дезагюлье, Монтескье и кузен Рэдклифа герцог Ричмонд. В конце этого же года герцог Ричмонд основал собственную ложу в своем замке Обиньи сюр Нер.
Несмотря на то, что Рэдклиф был одним из основателей первой официально зарегистрированной ложи во Франции, он не стал Великим Магистром. Судя по самым старым сохранившимся документам, в 1728 году первым Великим Магистром был избран не кто иной, как бывший Великий Магистр Великой Ложи Англии герцог Уортон. Еще больше укрепившись в своих симпатиях к якобитам, Уортон, после того как его выжили из Великой Ложи, отправился в Вену, надеясь убедить австрийских Габсбургов предпринять вторжение в Англию, чтобы помочь Стюартам. Дальнейшие странствования привели его сначала в Рим, а затем в Мадрид, где он основал первую масонскую ложу в Испании. Будучи в Париже, он, по всей видимости, некоторое время жил у Уолша. После возвращения из Испании Уортон уступил пост Великого Магистра товарищу Рэдклифа сэру Джеймсу Гектору Маклину. В 1736 году Маклина сменил Рэдклиф, этот «серый кардинал», который вышел из за кулис, чтобы занять центральное место на сцене.
Рэдклиф был одним из тех двух людей, которые сыграли главную роль в распространении масонских идей во Франции. Другой – это эклектичная и перипатетическая личность по имени Эндрю Майкл Рамсей.
Рамсей родился в Шотландии в 80 х годах семнадцатого века. Молодым человеком он вступил в квази розенкрейцерское общество под названием «Филадельфийцы», а также учился вместе с одним из близких друзей Исаака Ньютона. Впоследствии Рамсей познакомился с другими товарищами Ньютона, в том числе и с Джоном Дезагюлье. Кроме того, он был близким другом Дэвида Юма, и они оказывали серьезное влияние друг на друга.
В 1710 году Рамсей находится в Камбрэ, где у него складываются близкие отношения с человеком, которого он считал своим наставником – либеральным католическим философом и мистиком Франсуа Фенелоном. В 1715 году после смерти Фенелона Рамсей перебирается в Париж. Здесь он становится доверенным лицом французского регента Филиппа Орлеанского, который сделал его кавалером неорыцарского ордена св. Лазаря, и с этих пор Рамсей стал известен как «шевалье». Точно неизвестно, когда он познакомился с Рэдклифом, но к 1720 году он присоединился к якобитам и некоторое время был учителем у юного Карла Эдуарда Стюарта.
В 1729 году, несмотря на свои связи с якобитами, Рамсей вернулся в Англию. Здесь, невзирая на отсутствие должной квалификации, его быстро приняли в Королевское общество. Кроме того, он стал членом еще одной престижной организации, модного «Джентльменского клуба Сполдинга», в который входили герцог Монтегю, граф Аберкорн, граф Далкейт, Дезагюлье, Поп, Ньютон и Франсуа Лотарингский. К 1730 году он вернулся во Францию и стал принимать активное участие в делах масонства, все больше сближаясь с Чарльзом Рэдклифом.
26 декабря 1736 года – дата предположительного избрания Рэдклифа Великим Магистром французских масонов – Рамсей произнес речь, которая станет одной из важных вех в истории масонства и источником бесконечных споров. Эта речь в слегка измененном виде была вновь представлена широкой публике 20 марта 1737 года и стала известна под именем «Речи» Рамсея. В основе ее появления лежат скрытые политические мотивы. В то время Францией правил двадцатисемилетний Людовик XV. Реальная власть была сосредоточена в руках главного советника короля кардинала Андре Эркюля де Флери – как за столетие до этого в руках кардинала Ришелье. Уставший от войны Флери стремился установить долговременный мир с Англией. По этой причине он враждебно относился к рассаднику направленных против Ганноверской династии заговоров, в который превратилась якобитская ветвь масонства во Франции. Стюарты, со своей стороны, надеялись уговорить Флери отказаться от своего замысла и сохранить Францию, которая традиционно поддерживала королевский дом Шотландии, в качестве союзника для осуществления своей мечты по возвращению на английский трон. «Речь» Рамсея была направлена – по крайней мере, отчасти – на то, чтобы смягчить неприязнь Флери к масонству, убедить его и в конечном итоге обеспечить масонству во Франции покровительство короля. Рамсей надеялся, что Людовик XV сам станет членом ложи. Приняв в свое лоно короля, масонство получит возможность создать франко шотландский фронт и предпринять еще одну попытку вторжения в Англию, чтобы вернуть Стюартам английский престол. Эти цели заставили Рамсея рассказать о ценностях и взглядах якобитской ветви масонства в начале восемнадцатого века больше, чем осмеливался сделать любой другой человек, а также разгласить больше тайн, чем было разглашено за всю историю организации.
В своем заявлении, почти дословно позаимствованном у Фепелона, Рамсей утверждает: «Мир – это огромная республика, в которой каждая нация есть семья, а каждый человек ребенок». Это заявление не произвело особого впечатления на католического кардинала Флери, убежденного националиста и монархиста, который к тому же недолюбливал Фенелона. Однако оно оказало огромное влияние на других мыслителей, причем не только во Франции и в Европе, но и в северо американских колониях. Далее Рамсей добавляет: «Интересами братства должны стать интересы всей человеческой расы». Он называет Великую Ложу и все другие формы масонства, отличные от якобитской, «еретическими, ренегатскими и республиканскими».
Рамсей подчеркивает, что корни масонства лежат в мистических школах и сектах древности:
«Само слово масон, таким образом, не должно пониматься в его буквальном, основном и материальном значении, как будто наши основатели были простыми каменщиками или странными гениями, которые стремились к совершенству в своем деле. Они были не просто искусными архитекторами, жаждущими направить свои таланты и способности на сооружение материальных храмов; они также были религиозными и военными деятелями, стремящимися просветить, укрепить и защитить живые храмы Всевышнего».
Однако несмотря на свое происхождение от мистических школ античности масоны, настаивал Рамсей, оставались ревностными христианами. В то время в католической Франции было бы неблагоразумным открыто упоминать тамплиеров, но Рамсей подчеркивал, что масонство возникло на Святой Земле в среде «крестоносцев».
«Во времена крестовых походов в Палестину многие государи, лорды и граждане объединялись и давали клятву восстановить Храм христианства на Святой Земле, посвятить себя тому, чтобы вернуть архитектуру к ее истокам. Они установили несколько древних знаков и символических слов, позаимствованных из религиозных источников, чтобы узнавать друг друга среди язычников и сарацинов. Эти знаки и слова сообщались только тем, кто давал торжественную клятву – иногда перед алтарем – не разглашать их. Это тайное обещание, таким образом, было не страшной клятвой, как его иногда называли, а вполне респектабельным обязательством, которое объединяло христиан всех национальностей в единое братство. Через некоторое время наш орден вступил в близкие отношения с рыцарями ордена св. Иоанна Иерусалимского. С этого момента наши ложи носят название лож св.Иоанна».
Излишне говорить, что иоанниты никогда не подтверждали такого рода союза. Это, вполне возможно, могли бы сделать тамплиеры, если бы орден сохранился в виде признанного общественного института. Сам Рамсей, рисуя предполагаемую историю масонства, поспешно возвращается из Святой Земли в Шотландию, к Кельтскому королевству, которое существовало там незадолго до Брюса:
«Во времена последних крестоносцев множество лож уже было создано в Германии, Италии, Испании, Франции. Джеймс, главный королевский камергер Шотландии, был Великим Магистром ложи, основанной в Килвиннинге на западе Шотландии в 1286 году, вскоре после смерти короля Шотландии Александра 111 и за год до того, как трон занял Баллиол. В его ложу были приняты графы Глостер и Ольстер, один англичанин, а другой ирландец».
И наконец, явно намекая на шотландскую гвардию, Рамсей заявляет, что масонство «сохранило свое величие в среде тех шотландцев, кому короли Франции на протяжении нескольких веков доверяли охрану собственных персон».
Вкратце оценим смысл и значение «Речи» Рамсея. Для начала достаточно отметить, что попытка завоевать симпатии кардинала Флери провалилась. За два года до появления речи, в 1735 году, полиция предприняла рейды против масонов в Голландии. В 1736 году то же самое повторилось в Швеции. Через несколько дней после «Речи» Рамсея Флери приказал французской полиции предпринять такие же меры. Немедленно было начато расследование деятельности масонов. Четыре месяца спустя, 1 августа 1737 года, полицейский отчет был закончен. Масонство объявлялось невиновным в «провокационной деятельности», но потенциально опасным «вследствие безразличия ордена к религии». 2 августа масонство было запрещено во Франции, а Великие Секретари арестованы.
В результате серии полицейских облав были конфискованы многочисленные документы и списки членов общества. Флери и его соратники, вне всякого сомнения, были шокированы количеством высокопоставленных дворян и духовенства, которые на поверку оказались масонами. Так, например, капеллан роты королевских телохранителей был членом якобитской масонской ложи де Бюсси. Масоном оказался и квартирмейстер телохранителей. В сущности, практически все члены ложи были офицерами, чиновниками или людьми, близкими ко двору.
Рим тоже был встревожен, и Флери, вне всякого сомнения, оказал давление на своих церковных коллег и начальников. Папа Клемент XII начал действовать еще до окончания расследования во Франции. 24 апреля 1738 года вышла папская булла «In eminenii apostolatus specula», которая под страхом отлучения запрещала католикам вступать в масонские братства. Два года спустя в папских владениях за членство в масонской ложе была предусмотрена смертная казнь.
По мнению одного из историков, первый результат папской буллы – это смещение Рэдклифа с поста Великого Магистра французских масонов. Через год его место занял французский аристократ герцог Д'Антен. Герцога, в свою очередь, в 1743 году сменил граф Клермон, являвшийся принцем крови. Таким образом, папская булла не смогла предотвратить вступление французских католиков в масонские ложи. Наоборот, после появления буллы масонами стали многие известные во Франции люди. В какой то момент в ложу собирался вступить сам король. Папа, похоже, ничего не добился, за исключением того, что сместил якобитов с ведущих позиций во французском масонстве. С момента выхода папской буллы якобиты начинают играть все менее заметную роль в делах масонства во Франции и больше не оказывают влияния на его эволюцию и развитие. В конечном итоге появился Великий Восток, ставший основной организацией французских масонов.
В некотором отношении действия церкви выглядели – да и теперь выглядят – загадочными. Большая часть лидеров якобитов были урожденными католиками или перешли в католическую веру. В таком случае зачем папе выступать против них – особенно с учетом того, что в результате масонство попадает под влияние антикатолической Великой Ложи Англии? Задним числом нам легче ответить на этот вопрос, чем тем – католикам или масонам – кто жил в ту эпоху. Дело в том, что Рим боялся, и не без оснований, реальной возможности появления философской, теологической и моральной альтернативы церкви.
До лютеранской Реформации церковь выступала«в роли, и не безуспешно, некоего международного суда. Короли и князья, несмотря на то, что их государства воевали друг с другом, номинально оставались католиками и действовали под прикрытием церкви; их люди могли грешить, но грешили они в рамках, установленных Римом. Пока «зонтик» церкви оставался на месте, он обеспечивал каналы связи между воюющими сторонами, и Рим имел возможность выступать, по крайней мере, теоретически, в качестве арбитра. После Реформации церковь уже не могла выполнять эту функцию, потеряв свое влияние в протестантских государствах на севере Европы. Но она еще имела значительную власть в Италии, на юге Германии, во Франции, Испании, Австрии и во владениях Священной Римской империи.
Масонство угрожало предложить такой же международный суд, как Рим до начала Реформации: предоставить арену для диалога, коммуникационную сеть, наметки европейского единства, затрагивавшие сферу влияния церкви и делавшие саму церковь ненужной. Масонство угрожало стать организацией, чем то похожей на Лигу Наций или ООН. В этой связи уместно еще раз привести одно из положений «Речи» Рамсея: «Мир – это огромная республика, в которой каждая нация есть семья, а каждый человек ребенок».
Вряд ли масонство добилось больших успехов в деле достижения единства, чем церковь, но результаты деятельности ордена в этом направлении тоже значительны. Так, например, через два года после выхода папской буллы началась война между Пруссией и Австрией. И прусский король Фридрих Великий, и австрийский император Франц были масонами. С учетом этого ложа обеспечивала возможность диалога и давала надежду на мир. Это была попытка – тщетная, случайная и, возможно, контрпродуктивная – предотвратить наступление Рима на масонство. Якобиты и якобитское течение масонства на континенте были лишь случайными жертвами гораздо более глубоких процессов. В конечном итоге утрата ими влияния обошлась Риму дороже, чем если бы они сохранили свое положение.
Как мы уже видели, папская булла, направленная на то, Чтобы не допустить католиков в масонские братства, оказалась абсолютно неэффективной. И действительно, именно в странах, входивших в сферу влияния Рима, масонство на протяжении следующих пятидесяти лет распространялось наиболее быстро, а также принимало свои самые крайние и экзотические формы. С еще большим воодушевлением масонов брали под свою защиту монархи, например, австрийский император Франц. Наибольшее влияние масонство приобрело в таких бастионах римско католической церкви, как Италия и Испания. Объявив масонство злом, Рим превратил его в убежище и объединяющую силу для своих противников.
В Англии Великая Ложа все больше отдалялась от политики. Она пропагандировала дух умеренности, терпимости и гибкости и часто действовала рука об руку с англиканской церковью, значительная часть духовенства которой состояла в масонских ложах, не видя в этом никакого противоречия. В католической Европе масонство стало пристанищем для воинствующих антиклерикальных, направленных против истеблишмента и в конечном итоге даже революционных взглядов. Не подлежит сомнению, что многие ложи оставались бастионами консерватизма и даже реакции, однако было гораздо больше таких, которые принимали участие в радикальных движениях. Во Франции, например, такие видные масоны, как маркиз де Лафайет, Филипп Эгалите. Дантон и Саейс, действуя в соответствии с идеями масонства, стали движущей силой событий 1789 года и всего, что за ними последовало. В Баварии, Испании и Австрии масонство превратилось в центр сопротивления диктаторским режимам и сыграло заметную роль в развитии движений, которые привели к революциям 1848 года. Вся кампания, направленная на объединение Италии – от революционеров конца восемнадцатого века до Мадзини и Гарибальди – может рассматриваться как масонская. А из рядов масонов девятнадцатого века выдвинулась фигура, на которую возлагали вину за грех терроризма не только в ту эпоху, но и в наше время – человек, которого звали Михаил Бакунин.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
МАСОНЫ И РЫЦАРИ ХРАМА
Несмотря на запрет папы, якобитская ветвь масонства продолжала идти своим путем, оставаясь преданной Стюартам и делу их реставрации на английском престоле. Более открыто, чем раньше, якобиты стали использовать масонство и расширяющуюся сеть лож по всей Европе сначала для набора сторонников, а после поражения для поддержки бедствующих братьев. В 1746 году английские якобиты прибыли во Францию с письмами, в которых содержалась просьба о помощи, обращенная ко всем масонам.
Якобиты не только использовали масонство в политических целях, но и открыто объединяли его с теми элементами его же происхождения и наследия, которые были «отсеяны» Великой Ложей. Под влиянием Фенелона Рамсей вернул якобитской ветви масонства мистический характер. И что более важно, в своей «Речи» он подчеркивал рыцарский аспект ордена, выделяя роль «крестоносцев». Впоследствии он называл кампанию по реставрации Стюартов не иначе как «крестовым походом». В письмах, которыми обменивались ложи в это время, много говорилось о «нововведениях.., которые были направлены на преобразование братства из «общественной организации» в «рыцарский орден». В памфлетах и даже полицейских рапортах появились слова о «новых рыцарях» и «об этом рыцарском ордене».
Если Великая Ложа становилась связующим звеном общества, то якобитская ветвь масонства стремилась к чему то более драматическому, романтическому и грандиозному – к созданию нового поколения таинственных рыцарей и воинов, на которых возложена благородная миссия вернуть королевство и восстановить на троне священную династию. Параллели с тамплиерами были настолько очевидны, что их нельзя было не заметить, и объявление рыцарей Храма предшественниками масонов стало лишь вопросом времени.
Точно неизвестно, когда впервые прозвучало открытое признание связи масонов и тамплиеров, поскольку секретные документы лож, если они когда либо и существовали, были давно утрачены. Вполне возможно, это произошло еще в 1б89 году, когда Дэвид Клаверхаус прибыл во Францию с крестом тамплиеров, якобы снятым с тела его брата, а затем передал этот крест аббату Кальме. Об этом можно лишь строить догадки, однако не вызывает никаких сомнений тот факт, что в 30 е годы восемнадцатого века при содействии Рэдклифа и Рамсея преемственность по отношению к тамплиерам активно пропагандировалась. В 1738 году вскоре после появления «Речи» Рамсея маркиз Д'Аржан опубликовал посвященную масонству статью. В этой работе утверждается, что якобитские ложи пытались присвоить себе наследие тамплиеров. На протяжении следующего десятилетия тамплиеры – по крайней мере, для всех форм масонства, не связанных с Великой Ложей – привлекают к себе все большее внимание. Так, например, в 1743 году в Лионе был введен так называемый градус «мести», или «кадош». Имеется в виду месть масонства за смерть последнего Великого Магистра тамплиеров Жака де Моле. Мы уже отмечали, какое значение приобретет впоследствии эта тема.
Основная ответственность за публичное объявление связей масонства с тамплиерами лежит на немецком дворянине, бароне Карле Готлибе фон Хунде. Хунд, ставший членом масонской ложи во Франкфурте, был светским человеком и вращался в различных масонских кругах. С декабря 1742 по сентябрь 1743 года он жил в Париже. В начале 50 х годов он стал усиленно пропагандировать «новую» форму масонства, которая, по его словам, являлась наследницей традиций тамплиеров. Чтобы его заявления не выглядели голословными, Хунд объявил, что во время девятимесячного пребывания в Париже он был принят в братство «тамплиерских масонов». Он прибыл во французскую столицу за три месяца до смерти Рамсея и за три года до смерти Рэдклифа. Хунд утверждал, что был посвящен в «высшие градусы» и пожалован в «рыцари Храма» неизвестным главой ордена, к которому обращались как к «Рыцарю Красного Пера». На этой церемонии, говорил Хунд, среди прочих присутствовал лорд Клиффорд (вероятно, юный лорд Клиффорд Чадлей, который своим браком был связан с Рэдклифом) и граф Килмарнок. Вскоре после посвящения Хунд удостоился личной аудиенции Карла Эдуарда Стюарта, которого он считал одним из «неизвестных старших», если не тайным магистром всех масонов.
Та форма масонства, которую ввел Хунд, стала известна под названием системы «Строгого послушания». Это название связано с клятвой, которая требуется от братьев – клятвой беспрекословного послушания «неизвестным старшим». Основной догмат «Строгого послушания» заключается в том, что эта система является прямой наследницей рыцарей Храма. Члены братства считают, что имеют законное право именовать себя «рыцарями Храма».
Когда от Хунда потребовали дополнительной информации и доказательств, он не смог ничем подтвердить своих заявлений. Поэтому многие из современников считали его шарлатаном и обвиняли в фабрикации истории своего посвящения, встречи с «неизвестными старшими» и Карлом Эдуардом Стюартом, а также своих полномочий в распространении системы «Строгого послушания». На все эти обвинения Хунд лишь печально отвечал, что «неизвестные старшие» бросили его. Он говорил, что они обещали вновь связаться с ним и снабдить дальнейшими инструкциями, но Не сделали этого. До конца жизни он продолжал клясться в своей честности, настаивая на том, что был брошен на произвол судьбы своими покровителями.
Теперь нам ясно, что Хунд стал жертвой не столько преднамеренного предательства, сколько обстоятельств, которые были ему неподвластны. Его посвятили в 1742 году, когда акции якобитов котировались еще достаточно высоко, когда Стюарты пользовались уважением и влиянием в континентальной Европе и когда существовала вероятность реставрации Карла Эдуарда на английском престоле. Через три года обстоятельства коренным образом изменились.
2 августа 1745 года «добряк принц Чарли» без поддержки французов, которая была ему первоначально обещана, высадился в Шотландии. На военном совете голосованием было принято решение двигаться на юг, и якобиты предприняли марш, который должен был привести их к Лондону. Они заняли Манчестер и 4 декабря достигли Дерби. Однако к ним присоединились лишь немногие добровольцы – всего 150 человек в Манчестере – а стихийные восстания, на которые они рассчитывали, так и не вспыхнули. Пробыв два дня в Дерби, якобиты поняли, что единственно возможный выход для них – это отступление. Преследуемые верными Ганноверской династии войсками, якобиты отошли, и на протяжении следующих четырех месяцев положение их продолжало ухудшаться. Наконец, 16 апреля 1746 года они были окружены в окрестностях Каллодена армией герцога Камберленда и менее чем за тридцать минут полностью уничтожены. Карл Эдуард Стюарт вновь отправился в унизительное изгнание и остаток жизни провел в полном забвении. Некоторые якобиты, в том числе граф Килмарнок, были казнены. Такая же участь постигла Чарльза Рэдклифа, захваченного на французском корабле неподалеку от Доггер банк. С мечтой якобитов о восстановлении на британском троне династии Стюартов было покончено навсегда.
В свете этих событий неудивительно, что «неизвестные старшие» Хунда, которые были видными якобитами, больше не связывались с ним. Большинство были мертвы, находились в тюрьме, в ссылке или затаились. Не осталось ни одного влиятельного лица, кто мог бы подтвердить его заявления, и Хунд был вынужден пропагандировать систему «Строгого послушания» на свой страх и риск. Однако он явно не был шарлатаном и не сочинял своего рассказа о посвящении в «тамплиерское масонство». Только недавно обнаружились весомые свидетельства в его пользу.
Личность тайного магистра Хунда
Часть доказательств, свидетельствующих о происхождении системы «Строгого послушания», может быть почерпнута из списков Великих Магистров ордена тамплиеров, начиная с его основания в 1118 году. До недавнего времени существовало большое количество таких списков, не совпадавших друг с другом и подозрительных с научной точки зрения. Только в 1982 году нам удалось составить список, который мы считаем действительным перечнем всех первых Великих Магистров ордена (до потери Иерусалима). Этот список был составлен на основе информации и документов, недоступных в то время, когда жил Хунд, и поэтому он просто не мог основываться на тех же источниках. Тем не менее, его список, якобы полученный от «неизвестных старших», практически полностью – за исключением одного единственного имени – совпадает с нашим. Список Хунда мог быть составлен только на основе «внутренних источников», то есть тех, которые были посвящены в историю тамплиеров и (или) знакомы с документами, недоступными для «посторонних».
Второй, и особенно важный, аспект, свидетельствующий в пользу Хунда, заключается в личности «Рыцаря Красного Пера», который в 1742 году якобы посвятил его в «рыцари Храма». До настоящего времени личность этого человека оставалась тайной, а некоторые считали его чистейшей выдумкой. Сам Хунд, как мы видели, сначала полагал, что «Рыцарем Красного Пера» был Карл Эдуард Стюарт. Другие комментаторы называют имя графа Килмарнока, который был в то время Великим Магистром французских масонов, однако выдвигая это предположение, они забывают – или сознательно игнорируют – заявление Хунда о том, что Килмарнок присутствовал в зале одновременно с таинственным незнакомцем. Мы сами в предыдущей работе выдвинули гипотезу, что это мог быть Рэдклиф, которого Хунд не перечислил среди присутствующих. В настоящее время появилась возможность почти точно сказать, кем был этот «Рыцарь Красного Пера».
В 1987 году мы получили доступ к документам организации под названием «Stella Templum», которая на протяжении двух столетий хранила архивы якобитов. Среди них находилось письмо, датируемое 30 июля 1846 года – за девятнадцать дней до столетней годовщины казни Килмарнока в лондонском Тауэре, состоявшейся 18 августа 1746 года. Подписано письмо «X. Уайт», а ниже стоит восковая печать в форме креста тамплиеров. К адресату обращаются просто как к «Уильяму». В тексте упоминается о регалиях, в том числе и о том самом мече, которым был посвящен Хунд:
«Обрати внимание, что меч и другие предметы теперь перешли на хранение к тебе. Граф был не способен взять их. Мы с мистером Гриллзом считаем, что ты лучше всех позаботишься о них. Бедный старый Килмарнок – упокой Господи его душу – получил этот меч от Александра Сетона, Рыцаря Красного Пера.
Я не знаю, что случится теперь, но с божьей помощью ты и Гарднер сохраните его еще сто лет.
Помни о К. – 18 числа следующего месяца».
Если верить этому письму – а сомневаться в его подлинности нет никаких оснований, – то автор его знал, что «Рыцарем Красного Пера» был Александр Сетон.
Александр Сетон был больше известен как Александр Монтгомери, десятый граф Эглинтон. В 1600 году Робер Сетон стал первым графом Уинтоном. Он женился на леди Маргарет Монтгомери, дочери и наследнице Хью Монтгомери, третьего графа Эглинтона, и титул Эглинтона унаследовал младший из их сыновей, наследники которого взяли фамилию Монтгомери. Таким образом, Александр Сетон, о котором идет речь, на самом деле был Александром Монтгомери, активным деятелем якобитской ветви масонства в континентальной Европе. Так, например, когда в 1743 году умер шевалье Рамсей, его смерть засвидетельствовали Александр Монтгомери (граф Эглинтон), Чарльз Рэдклиф (граф Дервентуотер), Майкл де Рамсей (кузен шевалье Рамсея), Александр Хоум и Джордж де Лесли.
Почему именно Александр Монтгомери (Сетон), а не Рэдклиф, Рамсей, Килмарнок, Карл Эдуард Стюарт или кто то другой посвятил барона фон Хунда в «рыцари Храма»? Несомненно, это произошло потому, что он происходил из семьи, вокруг которой (в лице таинственного Дэвида Сетона) объединились тамплиеры, оставшиеся в Шотландии после того, как в 15б4 году сэр Джеймс Сэндилендс продал принадлежавшие им земли. И если информация, которую мы получили от ныне здравствующего члена семьи, точна, «орден тамплиеров» сохранился среди Монтгомери и по сегодняшний день.
Следствием восстания 1745 года стала гибель якобитской ветви масонства, с его конкретной политической ориентацией и верностью королевскому дому Стюартов. Тем не менее некоторые его разновидности, очищенные от политической составляющей и смягченные умеренностью Великой Ложи Англии, сохранились и до наших дней. Отчасти их выживание обусловлено так называемыми «высшими градусами» масонства, предлагаемыми такими организациями, как Великая Ложа Ирландии. Важнее, однако, что они сохранились в составе системы «Строгого послушания», которую пропагандировал фон Хунд – в ней высшим градусом считается степень «Рыцаря Храма». Система «Строгого послушания» со временем распространилась по всей Европе. Еще более важным следует признать тот факт, что она нашла для себя благодатную почву среди колонистов – многие из них были скрывавшимися от преследований или ссыльными якобитами – в стране, которая вскоре станет Соединенными Штатами.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МАСОНСТВО И НЕЗАВИСИМОСТЬ АМЕРИКИ
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ПЕРВЫЕ АМЕРИКАНСКИЕ МАСОНЫ
Наверное, не стоит удивляться, что относительно происхождения масонства в Америке существует больше мифов, легенд и слухов, чем точных фактов и достоверной информации. По преданию, определенная форма масонства, или его прототип, появилась в Новом Свете еще в 1607 году вместе с поселением Джеймстаун и обосновалась в Вирджинии, направляя свои усилия на создание некоего идеального общества, описанного двадцать лет спустя Фрэнсисом Бэконом в «Новой Атлантиде». Такую возможность полностью исключать нельзя. Розенкрейцеры начала семнадцатого века прекрасно осознавали потенциал Америки для претворения в жизнь тех планов идеального общества, которыми изобиловали их работы. Понимали это и члены «Невидимого колледжа», который в конечном итоге был преобразован в Королевскую академию. Было бы крайне удивительным, если бы одна из их идей не проложила себе путь через Атлантику. В любом случае трансплантация масонства в Америку – независимо от того, где и когда это произошло – была делом неизбежным, обычным, предсказуемым и не повлекла никаких немедленных последствий, точно так же, как перенос других английских социальных установок и институтов. Никто не мог предвидеть той огромной роли, которую в недалеком будущем сыграет эта трансплантация.
Что касается документально подтвержденных данных, то первым масоном, поселившимся в американских колониях, считается Джон Скин. Его имя было внесено в список братьев абердинской ложи в 1б70 году, а в 1682 он эмигрировал в Северную Америку. Скин обосновался в Нью Джерси, где впоследствии стал заместителем градоначальника. Однако масонство, которое он привез с собой, в Ныо Джерси оказалось в вакууме. Здесь не было ни братьев, с которыми мог бы общаться, ни структуры, в которую он мог бы влиться. Не создал он и собственной организации. Во всяком случае, об этом не сохранилось никаких документальных свидетельств.
Скин стал масоном до отъезда в Америку. Первым американским поселенцем, принятым в братство, был Джонатан Белчер, который во время визита в Англию в 1704 году стал членом масонской ложи. Через год Белчер вернулся в колонии, сделался процветающим торговцем, а в 1730 году был назначен губернатором Массачусетса и Нью Гемпшира. К тому времени масонство твердо стало на ноги в колониях, и активное участие в его распространении принял сын Белчера.
Вероятно, в те времена было множество людей, похожих на Скина и Белчера – тех, которые уже были масонами к моменту эмиграции в колонии, или тех, кто во время визитов в Англию вступал в масонские ложи. Сохранился даже документ 1719 года, в котором упоминается о судне с названием «Масон», выполнявшем каботажные рейсы у берегов Америки. Однако до конца 20 х годов восемнадцатого века не встречается никаких упоминаний о масонских ложах на территории американских колоний. 8 декабря 1730 года в «Пенсильванской газете» Бенджамина Франклина появилось первое упоминание о масонстве в Северной Америке. Статья Франклина, в которой содержалось в основном общее описание масонства, предварялась замечанием, что «в этой провинции появилось несколько масонских лож…».
Сам Франклин стал масоном в феврале 1731 рода, а в 1734 году его избрали Великим Провинциальным Магистром Пенсильвании. В том же году он отдал в печать первую масонскую книгу в Америке, «Конституции» Андерсона. Тем временем в Филадельфии была основана первая американская ложа. Ее самые ранние документы, обозначенные как «вторая книга протоколов», датируются 1731 годом. Таким образом, первая книга – если предположить, что она существовала – должна была охватывать как минимум предыдущий год.
Многие из первых лож в Америке – включая, вполне возможно, те, документальных свидетельств о которых не сохранилось, и мы ничего о них не знаем – были, выражаясь языком масонов, «нерегулярными». Для того чтобы стать «регулярной», ложа должна была стать «уполномоченной», то есть получить патент от высшего органа – от Великой Ложи или, так сказать, от материнской ложи. Так, например, Великая Ложа Англии выдавала такие патенты собственным филиалам или новым ложам в американских колониях. Однако полномочия выдавали и другие масонские организации, к примеру, Великая Ложа Ирландии, предлагавшая так называемые «высшие градусы» и другие аспекты якобитской ветви масонства, которое после 1745 года утратило политическую ориентацию на Стюартов, но сохранило присущие только ему рыцарские черты.
Первой официально уполномоченной ложей в Америке стала бостонская ложа св. Иоанна, основанная в 1733 году и получившая патент от Великой Ложи Англии. Как отмечалось выше, в том же году Великая Ложа собирала средства для своих братьев в колонии Оглеторпа в Джорджии, хотя нет никаких документальных свидетельств о существовании там лож, как регулярных, так и нерегулярных, до 1735 года, когда масонская ложа была основана в Саванне. Тем временем в Массачусетсе уже существовала уполномоченная Провинциальная Великая Ложа, магистром которой был Генри Прайс. Его помощником стал Эндрю Белчер, сын Джонатана Белчера, который был инициирован в Англии в 1704году.С 1733 по 1737 год Великая Ложа Англии выдала патенты Провинциальным Великим Ложам Массачусетса, Нью Йорка, Пенсильвании и Южной Каролины. Не сохранилось никаких документов по Вирджинии, но там, вполне вероятно, имелись ложи, уполномоченные не только Великой Ложей Англии, но и Великой Ложей Йорка, исповедовавшей якобитскую систему масонства.
Военные ложи
Одновременно с распространением масонства в колониях – почти исключительно при содействии Великой Ложи Англии – имел место и другой процесс, оказавший гораздо более сильное влияние на историю Америки. Начиная с 1732 года масонство начало распространяться в британской армии в виде полковых лож. Эти ложи были мобильными и перевозили свои регалии и снаряжение в сундуках вместе с полковыми знаменами, серебром и другим чисто военным имуществом. Очень часто командир полка выступал в качестве первого мастера ложи, а затем его на этом посту сменяли другие офицеры. Полковые ложи оказали огромное влияние на армию в целом. Они обеспечивали коммуникационный канал для обмена мнениями и настроениями. Точно так же, как гражданские ложи объединяли людей различного происхождения, принадлежавших к разным социальным слоям, военные ложи объединяли офицеров и рядовых, подчиненных и начальников. Следствием этого явилось создание такой атмосферы, в которой энергичные молодые офицеры – такие, к примеру, как Джеймс Вулф – получали возможность продвижения по службе независимо от касты, к которой они принадлежали.
Первая ложа в британской армии была организована в 1 м пехотном полку (впоследствии королевский шотландский полк) в 1732 году. В 1735 году таких лож было уже пять, а к 1755 году – двадцать девять. Среди подразделений, имевших собственные масонские ложи, были Королевские нортумберлендские стрелки, Королевские шотландские стрелки, Дорсетский полк и многие другие известные подразделения.
Особо следует подчеркнуть тот факт, что эти ложи не были уполномоченными Великой Ложи Англии. Они получили патенты от Великой Ложи Ирландии, которая предлагала «высшие градусы», характерные для якобитской системы масонства. Более того, это произошло еще до 1745 года, когда «высшие градусы» впервые начали освобождаться от ориентации на якобитов.
Одновременно масонство укрепляло свои позиции в высших эшелонах армии и государственного аппарата. Масонами были многие видные фигуры того времени. Так, например, младший сын Георга II герцог Камберленд был масоном. То же самое можно сказать и о генерале сэре Джоне Лигоньере, самом известном британском военачальнике в 40 е годы восемнадцатого века. Во время якобитского восстания 1745 года Лигоньер командовал английской армией в центральных графствах Великобритании. Через год его перебросили на континент, где он сыграл ключевую роль в войне за Австрийское наследство. Точно неизвестно, к какой ложе принадлежал Лигоньер, однако еще в 1732 году его имя появляется среди первых подписчиков книги Джеймса Андерсона рядом с такими известными масонами, как Дезагюлье, граф Аберкорн и граф Далкейт, которые в разное время были Великими Магистрами Великой Ложи.
Среди подчиненных Лигоньера был человек, который впоследствии стал самым выдающимся британским полководцем той эпохи. Это будущий лорд Джеффри Амхерст, который займет видное место в нашем повествовании. Амхерст был направлен в 1 й гвардейский пехотный полк под начало Лигоньера, и вскоре он стал адъютантом командира. Прежде чем отправиться в Америку, он служил вместе с Лигоньером в Европе во время войны за Австрийское наследство. В 1756 году он стал подполковником в 15 м пехотном полку, где взял на себя руководство полковой масонской ложей, созданной двумя годами раньше. Затем его назначили командиром 3 го пехотного полка (известного как «буйволы») и 60 го пехотного полка (впоследствии королевские стрелки). В обоих подразделениях при его содействии были созданы полковые масонские ложи.
Покровителем Амхерста – человеком, который платил за офицерские патенты – был друг семьи Лайонел Сэквилл, первый герцог Дорсет, товарищ герцога Уортона, вместе с которым в 1741 году он стал кавалером ордена Подвязки. У Сэквилла было два сына. Старший Чарльз, граф Мидлсекс, в 1733 году основал масонскую ложу во Флоренции. Вместе с сэром Фрэнсисом Дашвудом он также являлся основателем «Общества дилетантов», членами которого являлись многие масоны. В 1751 году и он, и Дашвуд стали членами известного сообщества масонов при дворе принца Уэльского Фредерика, который сам был членом братства.
Младший сын Сэквилла Джордж тоже принимал активное участие в делах масонов. В 1746 году он стал полковником 20 го пехотного полка (впоследствии ланкаширские стрелки), принимал активное участие в деятельности полковой ложи и даже стал ее мастером. Одним из двух надзирателей ложи был подполковник Эдвард Корнуэльс (брат близнец будущего архиепископа Кентерберийского), который в 1750 году занял пост губернатора Новой Шотландии и основал там первую масонскую ложу. Среди подчиненных Корнуэльса был молодой капитан Джеймс Вулф, который уже завоевал репутацию блестящего и смелого офицера, служа в Европе под началом герцога Камберленда, а затем сэра Джона Лигоньера. Вместе с Армхерстом Вулфу было суждено сыграть важную роль в истории Америки.
Тем временем, сам Джордж Сэквилл в 1751 году был избран Великим Магистром Великой Ложи Ирландии. Восемь лет спустя во время Семилетней войны его обвинили в трусости в битве при Миндене, отдали под суд и отправили в отставку. Однако дружба с Георгом III позволила ему восстановить свою репутацию в правительственных кругах. В 1775 году он, получив титул лорда Сен Жермена, стал военным министром. Именно в этом качестве он прошел всю войну за независимость Америки.
Война с французами и индейцами
Вскоре события выдвинут американское масонство и его отделения в британской армии на первый план истории. Значительная часть подразделений британской армии тесно сотрудничала с колонистами, обучая их военному делу и попутно передавая многие другие вещи, в том числе и систему «высших градусов» масонства (ранее считавшуюся якобитской). Именно масонство стало идеальным каналом распространения чувства общности и братства, которое формируется у товарищей по оружию.
Разумеется, в Америке и раньше велись военные действия, поскольку колониальные интересы Англии и Франции сталкивались с начала восемнадцатого века. Во время войны за Испанское наследство (1701 – 1714) была успешно отбита атака объединенных испанских и французских войск на Чарлстон, штат Северная Каролина. Небольшие стычки между британскими и французскими колонистами происходили в районе канадской границы; французская территория, именовавшаяся Акадией, была захвачена англичанами и получила название Новой Шотландии. Четверть столетия спустя во время войны за Австрийское наследство (1740 – 1748) военные операции в Америке возобновились, на этот раз в несколько большем масштабе. В 1745 году колонисты из Новой Англии захватили французскую крепость Луисбург на острове Кейп Бретон, которая охраняла вход в залив св. Лаврентия. Однако военные действия в Америке считались второстепенными, и целые подразделения перебрасывались на более важные театры военных действий в Европу. В американских операциях, которые оставались преимущественно мелкими стычками, было задействовано немного людей, и руководство ими осуществлялось, как правило, младшими офицерами.
В 1756 году в Европе разразилась Семилетняя война, и полномасштабные сухопутные и морские военные операции распространились далеко за пределы континента – не только в Америку, но и в Индию. Британские войска тоже участвовали в военных действиях на континенте, но их численность значительно уступала численности армий Франции, Австрии и Пруссии. Главным театром военных действий для Англии была Северная Америка; леса и реки Нового Света стали свидетелями столкновений между крупными силами тренированных и обученных европейских армий, причем масштаб этих столкновений казался немыслимым всего за четверть века до этих событий.
С 1745 по 1753 год английское население Северной Америки значительно увеличилось, и не только за счет высланных или беглых якобитов. Еще в 1754 году Бенджамин Франклин предложил план объединения всех колоний, но этот план был отвергнут британским правительством. Но если политическое объединение было отвергнуто, организационные структуры, средства связи и торговля продолжали развиваться быстрыми темпами, а необходимость экспансии на запад становилась все очевиднее. Когда колонисты из Вирджинии стали продвигаться в долину Огайо на западе Пенсильвании, они стали угрожать сообщению между французскими территориями в Канаде в районе залива св. Лаврентия и колониями на Миссисипи. После того, как подразделение милиции колонистов под командованием юного Джорджа Вашингтона было отправлено в этот регион для строительства форта, произошло настоящее сражение. Первые четыре года войны были отмечены военными поражениями, некоторые из которых оказались достаточно серьезными и вызвали шок не только в Америке, но и в Англии. В апреле 1755 года колонна английских войск – она состояла из регулярных частей и милиции – под командованием генерала Эдварда Брэддока была атакована французами и их союзниками индейцами в окрестностях форта Дюкен. Колонна была буквально уничтожена, сам Брэддок получил смертельное ранение, а Вашингтону, который был его адъютантом, с трудом удалось спастись. За этим поражением последовали другие. Один за другим терялись британские форты на территории современного штата Нью Йорк, а выполненная по всем правилам европейского военного искусства массированная атака на форт Тикондерога окончилась неудачей и стоила огромных жертв. Среди погибших были сам командующий английскими войсками генерал Джеймс Аберкромби и лорд Джордж Хоу, один из самых талантливых молодых офицеров британской армии той эпохи. До своей смерти Хоу считался одним из изобретателей партизанской тактики ведения войны, которая станет основной при проведении операций в Северной Америке. Вместе с Амхерстом и Вульфом он внес огромный вклад в дело адаптации армии и перехода ее от отработанных на европейских полях сражений маневров к более гибкой и современной тактике, диктуемой дикими лесами, в которых предстояло сражаться.
По словам известного военного историка: «[Хоу] отбросил все казарменные правила и методы подготовки, присоединил иррегулярные войска с их разведывательными отрядами… оделся, как они, и стал одним из них. Пройдя такую подготовку, он стал внедрять в войсках то, чему научился… Он заставил офицеров и солдат… выбросить все бесполезное и ненужное, он укоротил полы их мундиров и волосы, зачернил стволы их мушкетов, обтянул ноги гетрами, чтобы защитить от колючих кустарников, а освободившееся в их ранцах место заполнил тридцатью фунтами продуктов, чтобы они могли быть независимыми от обозов в течение нескольких недель…»
Гибель Хоу у Тикондероги лишила британскую армию одной из самых творческих и отважных личностей, человека, имевшего задатки великого полководца. В то же время Тикондерога стала последним серьезным поражением британцев в этой войне. В Англии министром иностранных дел назначили Уильяма Питта, впоследствии графа Чатема, который начал крупномасштабную реорганизацию британской армии и британского флота. Придерживавшиеся старых взглядов, узколобые и косные офицеры были отправлены в отставку, понижены в должности или обойдены следующими званиями, а командные посты перешли к более молодым, энергичным, гибким и восприимчивым к новым идеям командирам. В Северной Америке такими людьми были Джеймс Вулф, которому исполнился тридцать один год, и сорокаоднолетний Амхерст, который по совету своего бывшего командира сэра Джона Лигоньера был произведен в генерал майоры и назначен главнокомандующим английскими войсками в колониях. Среди наиболее талантливых подчиненных Вульфа и Амхерста были Томас Дезагюлье, сын известного масона, и Уильям Хоув, младший брат Джорджа Хоува, ставший впоследствии центральной фигурой в войне за независимость Америки.
Как главнокомандующий Амхерст имел больше возможностей для внедрения в армии новых приемов и новой тактики ведения войны. Он принял инновации Хоу и ввел дополнительные нововведения: одел подразделения стрелков и снайперов в зеленые мундиры, сформировал отряды рейнджеров для разведывательных и партизанских операций, а также легкую кавалерию. Один из отрядов легкой кавалерии, созданный специально для разведки и вылазок, был одет в коричневые мундиры без фалд, кружев и каких либо украшений. Некоторые подразделения даже были одеты как индейцы.
Многие офицеры в колониях учились военному делу у Амхерста, и эти люди впоследствии станут заметными фигурами во время войны за независимость Америки. Именно у Амхерста учились дисциплине профессионального военного и тактике, подходящей для условий Северной Америки, такие известные командиры, как Чарльз Ли, Израэль Патнам, Этан Аллен, Бенедикт Арнольд и Филип Джон Снайлер. И хотя Вашингтон в то время уже уволился из армии, он тоже испытал на себе глубокое влияние Амхерста.
В июле Амхерст и сопровождавшие его одаренные молодые офицеры вернули англичанам форт Луисбург, который был сначала захвачен во время войны за Испанское наследство, а затем потерян. Три месяца спустя еще одна британская колонна захватила форт Дюкен; англичане сравняли его с землей, а потом построили на его месте форт Питт – современный Питтсбург. В следующем году Амхерст перешел в наступление в штате Нью Йорк, отбивая у французов один форт за другим, в том числе и Тикондерогу. В сентябре 1759 Вулф, авангардом которого командовал Уильям Хоу, совершил один из самых блестящих маневров в истории войн, с 4 тысячным отрядом поднявшись на судне вверх по заливу св. Лаврентия, а затем вскарабкавшись по отвесным скалам высот Авраама в окрестностях крепости Квебек. В завязавшемся сражении погиб и Вулф, и командир французов маркиз де Монкальм, но в войне наступил перелом. Спорадические военные действия продолжались весь следующий год, а затем, в сентябре 1760 года, капитулировал Монреаль, осажденный войсками Амхерста и Уильяма Хоу. Франция уступила Британии свои колонии в Северной Америке.
Приток регулярных британских частей в Северную Америку привел к распространению масонства, и особенно масонства «высших градусов», находящегося под покровительством Великой Ложи Ирландии. Из девятнадцати пехотных подразделений, находившихся в подчинении у Амхерста, как минимум в тринадцати действовали масонские ложи. Подполковник Джон Янг – он командовал батальоном 60 го пехотного полка, который находился в личном подчинении Амхерста и под Луисбургом, и под Квебеком – еще в 1736 году был назначен сэром Уильямом Синклером из Росслина заместителем Великого Магистра Великой Ложи Шотландии. В 1757 году он стал Провинциальным Великим Магистром всех шотландских лож в Америке и Вест Индии. В 1761 году Янга в 60 м пехотном полку сменил подполковник (впоследствии генерал майор) Августин Прево. В том же году Прево стал Великим Магистром всех масонских лож британской армии, находящихся под покровительством еще одной масонской организации, Древнего и Принятого шотландского обряда.
В 1756 году полковник Ричард Гридли был уполномочен «собрать всех Свободных и Принятых масонов в поход против Кроун Пойнта [впоследствии взятого Амхерстом] и сформировать из них одну или несколько лож». Когда в 1758 году был захвачен Луисбург, Гридли основал в нем еще одну ложу. В ноябре 1759 года, через два месяца после взятия Вулфом Квебека, шесть полковых лож из подразделений, расквартированных в крепости, собрались вместе. Поскольку в гарнизоне Квебека насчитывалось такое количество лож, было принято решение объединить их все в Великую Ложу и выбрать Великого Магистра. В соответствии с этим решением Великим Магистром провинции Квебек стал лейтенант Джон Гине из 47 го пехотного (впоследствии ланкаширского) полка. Через год его сменил полковник Саймон Фрэзер, командир 78 го пехотного полка. Весьма примечательно, что Фрэзер был сыном лорда Ловата, известного якобита, который принимал участие в восстании 1745 года и приобрел печальную славу последнего человека, казненного в Тауэре. В 1761 году Саймона Фрэзера на посту Великого Магистра Квебека сменил Томас Спан из 47 го пехотного полка. За Спаном последовал капитан Милборн Уэст из того же полка; в 1764 году Уэст стал Великим Магистром всей Канады.
Одним их самых интересных аспектов этого процесса можно считать относительно низкие чины, невысокое происхождение и неприметность людей, занимавших такие высокие посты. Большая часть из них не были аристократами, никогда не приобретали известность в обществе и не сделали блестящей карьеры в армии. В основном это были «простые солдаты». Из назначения таких фигур, как лейтенант Гине и капитан Уэст, можно понять, каким образом функционировали военные ложи, как они сосуществовали с субординацией, и почему они были такими популярными. Младший офицер, такой, как лейтенант Гине, ежедневно общался с рядовым составом, который внутри ложи мог держаться с ним на равных. Одновременно как Великий Магистр Квебека он стоял выше старших по званию офицеров. Таким образом, военные ложи обеспечивали гибкость взаимодействия и общения, которая в те времена являлась необычным, а возможно, и уникальным общественным явлением.
Неудивительно, что масонство, столь распространенное в британской армии, проникло в среду колониальных чиновников, а также в возглавляемые ими учреждения. Американские командиры и чиновники использовали любую возможность, чтобы стать не только братьями по оружию, но и объединиться в масонское братство. Поощрялись связи между регулярными британскими войсками и их коллегами в колониях. Ложи процветали, а масонские ранги и титулы раздавались направо и налево подобно медалям или повышениям в должности. Такие известные люди, как Израэль Патнам, Бенедикт Арнольд, Джозеф Фрай, Хью Мерсер, Джон Никсон, Дэвид Вустер и, разумеется, сам Вашингтон, снискали себе не только воинскую славу. Они также – если до этого не состояли в братстве – были приняты в масонские ложи. И даже тот, кто непосредственно не стал масоном, постоянно испытывал влияние масонства, распространявшегося из британской армии и смешивавшегося с уже основанными в колонии ложами. Таким образом, масонство пронизало всю колониальную администрацию, все общество и культуру американских колоний.
Это относится не только к самому масонству – то есть обрядам, ритуалам, традициям, возможностям и привилегиям – по и к атмосфере, менталитету, иерархии взглядов и ценностей, для которых масонство было чрезвычайно эффективным каналом распространения. Масонство того времени стало прибежищем волнующего и энергичного идеализма, который был заразителен сам по себе. Большинство колонистов не читали Локка, Юма, Вольтера, Дидро или Руссо – как, впрочем, и английские солдаты. Однако через систему лож философские идеи, ассоциировавшиеся с этими мыслителями, становились доступны всем. Именно через ложи «простые» колонисты узнавали о таких возвышенных понятиях, как «права человека». Именно через ложи они знакомились с идеями совершенствования общества. Новый Свет, казалось, представлял собой чистый лист, нечто вроде лаборатории для социальных экспериментов, в Которой принципы, проповедуемые масонством, можно было применить на практике.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ПОЯВЛЕНИЕ ЛИДЕРОВ МАСОНОВ
Один из ключевых вопросов войны за независимость Америки заключается в следующем: каким образом и почему Британия умудрилась потерять свои колонии. Дело в том, что война была не столько «выиграна» американскими колонистами, сколько «проиграна» Британией. Британия могла – независимо от усилий колонистов – в одиночку победить или проиграть в этом конфликте. Если она активно не выбрала победу, то своим бездействием обрекла себя на поражение.
В большинстве конфликтов – к примеру, в войне за Испанское наследство, в Семилетней войне, в войнах наполеоновской эпохи, в Гражданской войне в Америке, во Франко прусской войне и двух мировых войнах двадцатого столетия – победу или поражение одной из противоборствующих сторон можно объяснить с военной точки зрения. В большинстве таких конфликтов историки могут назвать один или несколько конкретных факторов – тактические или стратегические решения, те или иные кампании, сражения, вопросы тылового обеспечения (такие, как пути подвоза или объем промышленного производства) или просто истощение ресурсов. Любой из этих факторов, по отдельности или в сочетании с другими, способствует поражению одного из противников или делает его неспособным продолжать борьбу. Однако в войне за независимость Америки нельзя найти подобных факторов, на которые мог бы указать историк. Даже два сражения, которые обычно считаются «решающими» – под Саратогой и Йорктауном – могут рассматриваться как решающие только с точки зрения боевого духа американцев или с высоты нашего времени в смысле неуловимого «водораздела» истории. Эти сражения ни в коей мере не подорвали силы Британии и не лишили ее способности продолжать войну. В них участвовала лишь малая часть британских войск, размещенных в Северной Америке. Война продолжалась еще четыре года после битвы под Саратогой, и за это время поражение Британии было компенсировано серией побед. А когда Корнуоллис капитулировал под Йорктауном, большая часть британских войск сохранилась. Более того, они были способны к продолжению военных действий на всей территории колоний, а также обладали стратегическим преимуществом и перевесом в численности. В войне за независимость Америки не было ни одной решительной победы, сравнимой с Ватерлоо, и ни одного неотвратимого «поворотного пункта», сравнимого с Геттисбергом. Как будто англичане просто устали – им стало скучно, они потеряли всякий интерес к войне, собрались и отправились домой.
В американских учебниках истории приводятся стандартные объяснения поражения Британии – разумеется, причины эти носят военный характер, что является доказательством доблести американских солдат. Так, например, часто высказывается предположение, а иногда и открыто утверждается, что вся Северная Америка взяла в руки оружие и оказала сопротивление Британии – ситуация, подобная наполеоновскому или гитлеровскому вторжению в Россию, когда весь народ объединился, чтобы дать отпор агрессору. Чаще, однако, говорится о том, что британская армия в Диких лесах Северной Америки чувствовала себя как рыба, вытащенная из воды, что она не была подготовлена к тактике партизанской войны, которая использовалась колонистами и диктовалась характером местности. Нередко можно слышать утверждение, что британские командиры были некомпетентны, глупы, ленивы, коррумпированы, что их перехитрили и обыграли при помощи искусных маневров. Стоит остановиться на каждом из этих положений в отдельности.
В действительности британская армия не сталкивалась с целым континентом или народом, объединившимся против нее. Из тридцати семи газет, выпускавшихся в колониях в 1775 году, двадцать три поддерживали восставших, семь оставались преданными Британии и семь были нейтральными или не определились в своих симпатиях. Если эти цифры отражают настроение населения колоний, то целых 38 процентов колонистов не были готовы поддержать восставших. На самом деле значительное число колонистов сохраняли тесные связи со страной, которую они считали своей родиной. Они добровольно становились шпионами, передавали информацию, предоставляли пристанище и провиант английским войскам. Многие из них взяли в руки оружие и присоединились к регулярной британской армии, выступив против своих соседей по колониям. Во время войны насчитывалось не менее четырнадцати подразделений «роялистов», действовавших в составе британской армии.
Нельзя признать обоснованным и заявление, что британская армия не была готова к тому типу войны, которая шла в Северной Америке. Во первых – и вопреки широко распространенному мнению – большая часть военной кампании не включала в себя партизанских действий. В основном боевые действия представляли собой детально спланированные сражения и осады городов – как раз то, что имело место на европейских театрах военных действий, и в чем была сильна британская армия и входившие в ее состав гессенские наемники. Но даже в условиях партизанской войны британские войска не оказывались в проигрышном положении. Как мы уже видели, Амхерст, Вулф и их подчиненные еще за двадцать лет до этих событий применяли точно такую же тактику, вытесняя французов из Северной Америки. В действительности британская армия первой освоила тактику, которую диктовали леса и реки, заставлявшие отказаться от приемов и боевых порядков, использовавшихся на полях сражений Европы. Возможно, гессенские наемники действительно оказались уязвимыми для подобной тактики, но такие британские подразделения, как 60 й пехотный полк – самое первое стрелковое подразделение Амхерста – были способны побить колонистов их же собственным оружием, то есть теми методами, которым военные лидеры восставших научились у британских командиров.
Остается обвинение в некомпетентности и глупости британских командиров. В отношении одного из них – сэра Джона Бергойна – эти обвинения, возможно, справедливы. Что касается трех высших военачальников – сэра Уильяма Хоу, сэра Генри Клинтона и лорда Чарлза Корнуоллиса – это не соответствует действительности. Хоу, Клинтон и Корнуоллис были не менее компетентны, чем их американские противники. Каждый из этих троих выиграл больше сражений с колонистами, чем проиграл, причем победы эти были более значительными. Все трое уже продемонстрировали свое воинское искусство и имели возможность вновь подтвердить его. Двадцать лет назад Хоу сыграл ключевую роль в войне против французов и индейцев. Он перенял партизанскую тактику у своего брата, погибшего под Тикондерогой, служил под командованием Амхерста под Луисбургом и Монреалем, шел в авангарде войск Вулфа на высотах Авраама под Квебеком.
С 1772 по 1774 год он отвечал за оснащение регулярных войск отрядами легкой кавалерии. Клинтон родился на полуострове Ньюфаундленд, вырос в Ньюфаундленде и Нью Йорке, служил в милиции Нью Йорка, а затем вступил в гвардию и принимал участие в боевых действиях в Европе, где приобрел блестящую репутацию. Корнуоллис также проявил себя во время Семилетней войны. После этого во время войны в Мисоре он одержал ряд побед, которые позволили Британии получить контроль над южной Индией. Одновременно он выступал в качестве наставника юного сэра Артура Уэллесли, будущего герцога Веллингтона. Во время восстания 1798 года в Ирландии Корнуоллис показал Себя не только опытным стратегом, но и мудрым и гуманным человеком, который постоянно обуздывал чрезмерную жестокость своих подчиненных. Этих людей никак нельзя было назвать некомпетентными или глупыми.
Но если высшее командование британских войск во время войны за независимость Америки не было некомпетентным или глупым, то оно проявило странную медлительность, бестолковость, апатию и даже бездеятельность, причем в такой степени, что этому не могут найти объяснения историки. Игнорировались благоприятные возможности, за которые с радостью ухватился бы гораздо менее квалифицированный человек. Военные операции проводились крайне вяло и равнодушно. Война просто напросто не велась с той решительностью, которая необходима для победы – решительностью, которую проявляли те же самые командиры в борьбе против других врагов.
На самом деле причины поражения Британии носили совсем не военный характер. Война была проиграна в результате действия совсем других факторов. Это была абсолютно непопулярная война, как война во Вьетнаме для Соединенных Штатов два столетия спустя. Против нее выступало британское общество, почти все британское правительство и все британские силы, принимавшие в ней непосредственное участие – солдаты, офицеры и военачальники. Клинтон и Корнуоллис сражались по обязанности и с явной неохотой. Хоу проявил еще большую неуступчивость, постоянно выражая свой гнев, недовольство и разочарование теми приказами, которые он получал. Его брат адмирал Хоу испытывал точно такие же чувства. Колонисты, заявлял он, были «самыми притесняемыми и несчастными людьми на земле».
Позиция Амхерста была еще более непримиримой. Когда начались военные действия, ему исполнилось пятьдесят девять лет – Амхерст был на пятнадцать лет старше Вашингтона и на двенадцать лет старше Хоу, но все еще мог руководить войсками. После успехов в Семилетней войне он стал губернатором Вирджинии и продолжал оттачивать свое искусство в ведении партизанской войны во время восстания индейцев под руководством вождя Понтиака. К моменту начала войны за независимость Америки он был главнокомандующим британской армии и с раздражением отзывался о бюрократии и скуке «канцелярской работы», которой ему приходилось заниматься. Если бы Амхерст принял па себя командование войсками в Северной Америке и (вместе со своим бывшим подчиненным Хоу) принялся за дело с такой же энергией, какую он демонстрировал в войне против французов двадцать лет назад, события могли принять совсем другой оборот. Но Амхерст проявил такое же отвращение к этой войне, как и те, кто принимал участие, хотя и неохотно, в боевых действиях. Высокий чин Амхерста давал ему возможность отказаться. Первое предложение поступило в 1776 году, и Амхерст отклонил его. В январе 1778 года к нему обратились снова. На этот раз его даже не спрашивали. Король Георг III просто назначил его главнокомандующим британскими войсками в Америке и потребовал, чтобы он взял военные действия под контроль. Угрожая подать в отставку, Амхерст отказался выполнять прямой приказ короля. Попытки убедить его, предпринятые некоторыми членами парламента, оказались такими же безрезультатными.
Амхерст, Хоу, большая часть британских военачальников, а также подавляющее большинство всего британского общества воспринимала войну за независимость Америки как разновидность гражданской войны. В сущности, они, к собственному неудовольствию, чувствовали, что их натравливают на противника, которого они могут считать соотечественником, связанным с ними не только общим языком, историей, традициями и взглядами, но и во многих случаях родственными узами. Существовал, однако, и еще один аспект. В восемнадцатом веке масонские ложи в Британии представляли собой настоящую сеть, пронизавшую все общество и особенно его культурные слои – людей свободных профессий, государственных служащих и чиновников, преподавателей, то есть людей, которые формировали и определяли общественное мнение. Кроме того, масонство определяло общий психологический и культурный климат, атмосферу, которая характеризовала мышление той эпохи. С особой силой это проявлялось в армии, где полковые ложи служили скрепляющей силой, привязывающей людей к своим подразделениям, к своим командирам и друг к другу. В еще большей степени этот процесс был заметен для «простых солдат», у которых не было кастовых и семейных связей, как у офицерского клана. Во время войны за независимость Америки большинство участвовавших в ней офицеров и солдат – как с той, так и с другой стороны – либо сами были масонами, либо разделяли взгляды и ценности масонства. Широкое распространение полковых лож приводило к тому, что даже не члены братства постоянно соприкасались с идеалами организации. И многие из этих идеалов явно совпадали с тем, за что сражались колонисты. Принципы, которые провозгласили колонисты и за которые они сражались, были – возможно, случайно – преимущественно масонскими. И поэтому британское командование вместе с рядовым составом оказалось втянутым в войну не просто с соотечественниками, а с братьями масонами. В таких обстоятельствах нелегко быть безжалостным. Конечно, это не означает, что британских командиров можно обвинить в измене. В любом случае они были профессиональными военными, готовыми, хотя и с неохотой, исполнить свой долг. Но они изо всех сил старались максимально сузить круг своих обязанностей и не делать ничего сверх этого.
Влияние военных лож
К сожалению, не сохранилось никаких реестров, поименных списков или других документов, которые позволили бы точно сказать, кто из высшего британского командования был действительным членом масонской ложи. Как правило, большинство военных вступали сначала в полковые ложи. известные своей крайней небрежностью по части ведения протоколов и передачи их вышестоящим ложам. Получив официальный патент, полковая ложа обычно теряла связь с ложей, которая взяла ее под свое крыло. Особенно сильно эта тенденция проявлялась у тех полковых лож, находившихся под покровительством Великой Ложи Ирландии, у которой хватало забот с собственными протоколами. Большинство первых полковых лож относилось именно к Великой Ложе Ирландии. В некоторых случаях одни полковые ложи выдавали патенты другим, а вышестоящая ложа ничего об этом не знала. По мере того как армейские подразделения расформировывались или сливались, полковые ложи мигрировали, видоизменялись, перемещались, а иногда переходили под патронаж другой вышестоящей ложи. Даже вне армии сохранившиеся документы носят крайне отрывочный характер. Известно, к примеру, что все трое братьев Георга III были масонами, а один из них, герцог Камберленд, в конечном итоге стал Великим Магистром Великой Ложи Англии. Однако до нас дошли лишь документы, свидетельствующие о том, что 1 б февраля 1766 года в масонскую ложу был принят герцог Глостер. Нет никаких указаний на то, когда, где и кем был принят в братство герцог Йорк, который к тому времени уже был масоном. Один из историков, правда, вскользь упоминает, что он «был посвящен за границей». Если даже в отношении принцев королевской крови документальные свидетельства случайны и беспорядочны, то что уж говорить о военных.
Поэтому неудивительно, что невозможно достоверно установить, были ли Хоу, Корнуоллис и Клинтон масонами. Однако есть масса оснований полагать, что были. Из четырех полков, в которых служил Хоу, прежде чем стать генералом, в трех имелись полковые масонские ложи, и как командир полка он должен был если и не руководить ими, то хотя бы закрывать глаза на их деятельность. Более того, Хоу служил под командованием Амхерста и Вулфа в армии, где масонство получило широкое распространение. Во время войны за независимость Америки его позиция и взгляды в точности совпадают со взглядами масонов. Из тридцати одного полка, находившихся в его подчинении в Северной Америке, в двадцати девяти действовали масонские ложи. Даже если сам Хоу и не был масоном, он никак не мог избежать влияния братства вольных каменщиков.
Все вышесказанное справедливо и в отношении Корнуоллиса, у которого сложились особенно близкие отношения с Хоу. Корнуоллис служил в двух полках, прежде чем получил звание генерала, и командовал одним из них. В обоих полках имелись масонские ложи. Дядя Корнуоллиса Эдвард, который впоследствии был произведен в генерал лейтенанты, стал губернатором Новой Шотландии и в 1750 году основал там масонскую ложу. Практически все члены семьи Корнуоллисов на протяжении восемнадцатого и девятнадцатого века были известными масонами.
В отношении Клинтона имеющиеся сведения не позволяют сделать такого же определенного вывода. До производства в генералы он служил не в строевых частях, а в гвардии, где в то время еще не было полковых лож. С другой стороны, во время Семилетней войны он был адъютантом герцога Брауншвейгского Фердинанда, одного из самых активных и влиятельных масонов своего времени. Фердинанд стал масоном в 1740 году в Берлине. В 1770 году его избрали Великим Магистром герцогства Брауншвейгского, находившегося под покровительством Великой Ложи Англии. Через год Фердинанд перешел в систему «Строгого послушания». В 1776 году вместе с принцем гессенским Карлом он основал престижную ложу в Гамбурге. В 1782 году он созвал Конвент в Вильгельмсбаде, большой конгресс всех масонов. Будучи адъютантом Фридриха, Клинтон не мог не соприкасаться с масонством и его идеалами. Более того, сохранился документ с описанием празднования дня св. Иоанна, которое устроили мастер и братья ложи № 210 25 июня 1781 года, когда британская армия заняла Нью Йорк. Во время праздника провозглашались тосты:
«За короля и за братство,
За королеву… и леей масонов.
За сэра Генри Клинтона и всех верных масонов.
За адмирала Арбетнота… и всех попавших в беду масонов.
За генералов Книпхаузена и Райдезеля… и приезжих братьев.
За лордов Корнуоллиса и Роудена… и древнее братство».
Таким образом, масонство было распространено как в британской армии, так и в мятежных колониях. Здесь следует особо подчеркнуть, что все приведенные выше факты ни в коем случае не свидетельствуют о существовании организованного «масонского заговора». До сих пор в отношении масонства большинство историков, занимавшихся изучением войны за независимость Америки, делились на два противоположных лагеря. Некоторые – их не очень много – рассматривали войну исключительно как «масонское событие» – движение, которое было задумано, организовано и осуществлено кучкой масонов в соответствии с тщательно разработанным планом. Такие историки в качестве доказательства обычно приводят длинный список масонов, который ничего не доказывает, за исключением того, что недостатка в таких списках не было и нет. С другой стороны, большинство специалистов, придерживающихся традиционной точки зрения, вообще обходят вопрос о роли масонов в этом конфликте. Они регулярно ссылаются на таких философов, как Юм, Локк, Адам Смит и французские мыслители семнадцатого века, но игнорируют масонское окружение, которое подготовило почву для появления этих идей, которое служило им питательной средой и популяризировало их.
В действительности не существовало никакого масонского заговора. Из пятидесяти шести человек, поставивших свои подписи под Декларацией независимости, только о девяти точно известно, что они были масонами, а еще десять могли принадлежать к братству вольных каменщиков. Судя по сохранившимся документам, из семидесяти четырех армейских генералов и офицеров членами масонских лож являлись только тридцать три.
Не подлежит сомнению, что масоны имели, как правило, больше возможностей влиять на ход событий, чем их не принадлежавшие к братству коллеги. Но они не предпринимали никаких согласованных действий по выполнению заранее составленного грандиозного плана. Такое было бы просто невозможно. Общественное движение, которое привело к независимости Америки, в сущности представляло собой непрерывную цепь импровизаций – то, что на современном языке называется «критическим управлением». В соответствии с неожиданным свершившимся фактом проводился необходимый анализ и принимались те или иные решения – до тех пор, пока новый свершившийся факт не диктовал новую последовательность изменений и действий. В этом процессе масонство в целом играло роль сдерживающей и смягчающей силы. Так, например, в 1775 году некоторые радикалы начали агитировать за разрыв всяких связей с Британией. Генерал Джозеф Уоррен, будущий командующий войсками колонистов при Банкер Хилл, будучи масоном, делал заявления, похожие на заявления современных юнионистов Ольстера – он не признавал власть парламента, но оставался верным короне. Точно такую же позицию занимал Вашингтон. Даже в декабре 1777 года, через год после подписания Декларации независимости, Франклин был готов отказаться от мыслей о независимости, если несправедливости, предшествовавшие войне, будут устранены. Глупо говорить о «масонском заговоре», но не менее глупо вообще отрицать влияние масонства. В конечном итоге идеи, распространяемые масонами, оказались более важными и долговечными, чем само масонство. Республика, которая образовалась в результате войны, не была в буквальном смысле «масонской республикой», то есть созданной масонами, для масонов и в соответствии с идеалами масонов. Однако она вобрала в себя эти идеалы, она испытала влияние этих идеалов и она в гораздо большей степени была обязана этим идеалам, чем это принято считать. Один из масонских историков писал:
«..масонство оказало гораздо большее влияние на формирование и развитие этого [американского] правительства, чем на любой другой институт власти. Ни историки, ни члены Братства со времен первого Конституционного Конвента не осознавали, чем Соединенные Штаты обязаны масонству, и какую огромную роль оно сыграло в рождении нации и формировании основ этой цивилизации…»
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
СОПРОТИВЛЕНИЕ БРИТАНИИ
Как уже отмечалось выше, «ортодоксальная», или «официальная», форма масонства, представленная Великой Ложей Англии, предлагала, как правило, только три «цеховые» степени. Так называемые «высшие градусы» обычно связывались с более старой якобитской ветвью масонства. После восстания 1745 года «высшие градусы» масонства не исчезли. Они просто утратили свой сугубо якобитский, политический характер и продолжали существовать. Очищенные от связи со Стюартами, они больше не рассматривались Великой Ложей как подрывные. В конечном счете Великая Ложа постепенно, хотя и неохотно, стала официально признавать «высшие градусы». Вскоре для лояльного, честного и обладающего чувством гражданского долга английского джентльмена стало считаться респектабельным после специального обучения получить степень Мастера Метки, Царственного Свода или Мореходов Ковчега. Это можно было сделать в Великой Ложе Ирландии, Великой Ложе Шотландии или в системе «Строгого послушания» барона фон Хунда. Именно Хунд впервые открыто заявил о том, что масоны являются преемниками тамплиеров.
До начала Семилетней войны (или войны с французами и индейцами) большинство масонов в Северной Америке принадлежали к ортодоксальному, лояльному к Ганноверской династии направлению, которое олицетворяла Великая Ложа Англии. Однако во время Семилетней войны «высшие градусы» масонства благодаря полковым ложам проникли в американские колонии и быстро укоренились там. Ярким примером этого процесса и трений, которые он иногда вызывал, может служить Бостон – колыбель американской революции.
Бостонская ложа св. Андрея
Первые масонские ложи появились в Массачусетсе в 1733 году, когда Генри Прайс, имевший полномочия от Великой Ложи Англии, стал Великим Магистром основанной им Массачусетской Великой Провинциальной Ложи св. Иоанна. Его помощником был Эндрю Белчер, сын губернатора провинции. К 1750 году в Бостоне существовали уже две другие ложи. И они, и их головная ложа св. Иоанна собирались в таверне «Гроздь винограда», расположенной в районе современных улиц Стейт стрит и Килби стрит. Полковые ложи британских войск, находящиеся под покровительством Великой Ложи Англии, тоже собирались в этом помещении. Следовательно, ложа св. Иоанна взяла под свое крыло более сорока лож. Тем временем в 1743 году Великая Ложа Англии назначила видного бостонского торговца Томаса Окснарда Великим Провинциальным Магистром Северной Америки. Таким образом, Бостон превратился в масонскую столицу британских колоний за океаном.
Однако в 1752 году была основана еще одна, «нерегулярная» ложа, не имевшая патента от Великой Ложи Англии. Эта ложа собиралась в другой таверне, которая называлась «Зеленый дракон», а в 1764 году была переименована в Дом Масонов. Возмущенные члены ложи св. Иоанна начали жаловаться, и тогда «нерегулярная» ложа получила соответствующий патент, но не от Великой Ложи Англии, а от Великой Ложи Шотландии, которая предлагала своим членам «высшие градусы». Уполномоченной ложа смогла стать только после 1756 года, когда в Америку начали прибывать британские войска, в которых действовали полковые ложи, уполномоченные Великими Ложами Ирландии и Шотландии. «Нерегулярная ложа» вскоре была официально зарегистрирована как ложа св. Андрея. Затем она стала выдавать патенты новым ложам и потребовала для себя статуса Великой Провинциальной Ложи – под эгидой Великой Ложи Шотландии. Таким образом, в Бостоне одновременно действовали две соперничающие Великие Провинциальные Ложи: ложа св. Иоанна, которой покровительствовала Великая Ложа Англии, и ложа св. Андрея, гарантом которой выступала Великая Ложа Шотландии. Поэтому неудивительно, что возникали противоречия, вспыхивали ссоры, а разделение на «их и нас» привело к своего рода гражданской войне между оскорбленными масонами. Ложа св. Иоанна с подозрением смотрела на ложу св. Андрея и с мстительной страстью постоянно принимала резолюции, направленные против соперницы. Однако эти резолюции не оказывали должного эффекта, и ложа св. Иоанна продолжала сердиться и запретила своим членам посещать собрания ложи св. Андрея. На такого рода склоки многие видные граждане Бостона тратили массу времени и сил.
Не обращая внимания на все выдвигавшиеся против нее обвинения, ложа св. Андрея продолжала собираться и привлекать новых членов, и даже переманивала к себе некоторых членов ложи св. Иоанна. 28 августа 1769 года ложа св. Андрея объявила о введении новой масонской степени, получившей название Градуса Рыцаря Храма. Точно неизвестно, откуда была позаимствована эта степень. Никаких документов на этот счет не сохранилось, но считается, что этот градус масонства был привезен в Бостон 29 м пехотным полком, полковая ложа которого получила полномочия от Великой Ложи Ирландии за десять лет до этого события. Первое упоминание об этом градусе содержится в уставе Старой ложи Стерлинга от 1745 года. В любом случае наследие тамплиеров, которое присвоили себе якобиты и которое пропагандировалось Хундом, стало приобретать сторонников за пределами их ритуалов.
Однако введение степени рыцаря Храма – это не единственное достоинство ложи св. Андрея. В 1773 году она заняла позицию в авангарде бурно развивавшихся событий. В этот период ее Великим Магистром был Джозеф Уоррен, которого Великая Ложа Шотландии назначила Великим Магистром всей Северной Америки. В числе прочих членами ложи были Джон Хэнкок и Пол Ревир.
В течение восьми лет, предшествовавших 1773 году, противоречия между Британией и ее американскими колониями заметно усилились. Практически обанкротившись в результате Семилетней войны, Британия стремилась пополнить свою казну за счет колоний, обложив их еще большими налогами и пошлинами. Эти действия вызвали новый взрыв негодования и сопротивления в колониях. В 1769 году ассамблея Вирджинии по предложению Патрика Генри и Ричарда Генри Ли (оба были известными масонами) выдвинула официальные обвинения против английского правительства и была распущена губернатором провинции. В 1770 году случилась известная «бостонская резня». Британский караул, окруженный враждебно настроенной толпой, открыл стрельбу, в результате чего погибли пять человек. В 1771 году восстание в северной Каролине было подавлено войсками, а тринадцать мятежников были обвинены в измене и казнены. В 1772 году два известных масона, Джон Браун и Эйбрахам Уиппл, начали на судно таможенников у Род Айленда и сожгли его.
Ситуация стала критической после издания «закона о гербовом сборе», который был предназначен для того, чтобы спасти Ост Индскую компанию от банкротства. В соответствии с этим актом компании предоставлялось право беспошлинного ввоза чая в колонии Северной Америки. Эта мера ставила под удар как легальных торговцев чаем, так и контрабандистов, а также устанавливала монополию на рынке. В сущности, колонистов вынуждали покупать чай только у Ост Индской компании, причем в количестве, превышавшем их желание и потребность.
27 ноября 1773 года первый из трех торговых судов Ост Индской компании прибыл в Бостон с большой партией чая. 29 и 30 ноября состоялись массовые митинги протеста, и «Дартмут» не смог разгрузиться. Больше недели судно простояло в порту. Затем, в ночь на 1 б декабря, группа колонистов (по разным оценкам, их было от шестидесяти до двухсот человек) грубо и демонстративно раскрасив себя на манер индейцев из племени могавков, проникла на корабль и выбросила весь его груз – 342 тюка с чаем стоимостью около 10 тысяч фунтов стерлингов – в Бостонский залив. Это было знаменитое «Бостонское чаепитие». Действия колонистов больше походили на хулиганскую выходку, чем на революционный акт. Сами по себе они не были связаны с насилием и не стали причиной насилия. На протяжении следующих четырнадцати месяцев не наблюдалось никакой вооруженной борьбы. Тем не менее именно «Бостонское чаепитие» знаменует собой начало войны за независимость Америки.
В тот период ложа св. Андрея регулярно собиралась в так называемой «длинной комнате» Дома Масонов, бывшей таверны «Зеленый дракон». Ложа делила эту комнату с большим количеством политических тайных обществ и подпольных квазимасонских братств, ставивших своей целью сопротивление британскому налоговому законодательству. Среди организаций, собиравшихся в «длинной комнате», были «Лонг рум Клаб», членом которой являлся Великий Магистр ложи св. Андрея Джозеф Уоррен, «Корреспондентский комитет» (членами этой группы, занимавшейся согласованием действий местной оппозиции с действиями оппозиционеров в других американских городах, таких, как Филадельфия и Нью Йорк, были Уоррен и Пол Ревир), а также «Северная фракция», объединявшая под своим крылом многих масонов, в том числе и Уоррена. Более радикальной была организация «Сыны свободы», и особенно ее ядро, так называемая «Loyal Nine», которая являлась сторонником насильственных действий и организовывала мятежи, демонстрации и другие формы неповиновения еще с 1765 года. Видное положение среди «Сынов свободы» занимал Сэмюэл Адаме, не принадлежавший к масонскому братству. «Сыны свободы» также не проводили свои собрания в «длинной комнате» Дома Масонов. Тем не менее многие члены организации также являлись членами ложи св. Андрея. Так, например, активную роль в деятельности «Сынов свободы» играл Пол Ревир. Не менее трех членов «Loyal Nine» были также членами масонской ложи св. Андрея.
Показателен протокол собрания ложи св. Андрея накануне «Бостонского чаепития». 30 ноября 1773 года, на второй день массовых протестов против прибытия судна «Дартмут», состоялось собрание ложи, но на нем присутствовало только семь человек. Судя по сохранившимся записям, было решено перенести собрание ложи на вечер следующего вторника – из за отсутствия большинства братьев, которые «отдали свое время получателям чая».
Во вторник, 2 декабря, на собрании ложи, где присутствовали пятнадцать братьев и один гость, было избрано руководство ложи. Через неделю, 9 декабря, на ежемесячном собрании ложи присутствовали четырнадцать членов и десять приглашенных, но все внутренние вопросы были отложены на неделю, до 1б декабря. Именно в эту ночь произошло «Бостонское чаепитие», и на собрании ложи присутствовало всего пять братьев. В протоколе после имен пришедших на собрание имеется запись о том, что ложа закрывается до завтрашнего вечера вследствие малого числа присутствующих.
Вопреки многочисленным утверждениям и легендам, «Бостонское чаепитие» не планировалось на собрании ложи св. Андрея. Скорее всего, его планы разрабатывались Сэмюэлом Адамсом и «Сынами свободы». Тем не менее доподлинно известно, что не менее двенадцати членов ложи принимали участие в «чаепитии». Более того, двенадцать других участников вылазки впоследствии были приняты в ложу св. Андрея.
Кроме того, «Бостонское чаепитие» не могло бы произойти без активного содействия двух подразделений колониальной милиции, которые должны были охранять груз «Дартмута». Капитан одного из этих отрядов Эдвард Проктор являлся членом ложи св. Андрея с 1763 года. Трое его подчиненных – Стивен Брюс, Томас Нокс и Пол Ревир – также были членами ложи, а трое других входили в «Loyal Nine». Во втором отряде милиции еще трое были членами ложи св. Андрея. Доподлинно известно, что из сорока двух человек в двух подразделениях милиции девятнадцать оказали помощь в уничтожении чая, находившегося на борту «Дартмута». Из этих девятнадцати шесть, включая командира одного из отрядов, были членами масонской ложи св. Андрея, а еще трое входили в «Loyal Nine».
Континентальная армия колонистов
На следующий день после «Бостонского чаепития» Пол Ревир отправился в Нью Йорк, откуда новости о произошедшем событии распространились по всем колониям и были с радостью встречены населением. Когда три месяца спустя новость достигла Лондона, власти отреагировали быстро и жестко. Был принят закон, в соответствии с которым накладывалось эмбарго на любую торговлю с Бостоном, а бостонский порт объявлялся закрытым. Гражданская администрация города – ас ним и всей колонии Массачусетс – упразднялась, а в городе и провинции вводилось военное положение. Губернатором Массачусетса назначался военный, генерал Томас Гейдж. Через год, в 1775 году, Гейдж получил серьезное подкрепление в виде английских регулярных войск под командованием сэра Уильяма Хоу.
Медлительность трансатлантического сообщения по прежнему тормозила развитие событий, но они уже получили внутренний импульс. 5 сентября 1774 года в Филадельфии собрался первый Континентальный конгресс. На нем председательствовал Пейтон Рэндолф, видный адвокат и Великий Магистр провинции Вирджиния. Среди бостонских делегатов были Сэмюэл Адаме от «Сынов свободы» и Пол Ревир. Вопреки последующей традиции, на конгрессе не наблюдалось единодушия мнений и взглядов. Большинство делегатов отнюдь не жаждали независимости от Британии, и даже не помышляли о ней. Предложенные конгрессом меры носили не политический, а чисто экономический характер. Кроме того, они были в высшей степени временными – сочетание поспешных действий и блефа. Так, например, была образована «Ассоциация» – номинально для того, чтобы ограничить или вообще оборвать торговые связи с Британией и с остальным миром, закрыть экономику колоний и сделать ее самодостаточной. Подобный проект вряд ли можно было воплотить в жизнь, однако его обнародование должно было подтолкнуть английский парламент к действию.
Однако находившийся за 3500 миль от Америки парламент не понимал действительной ситуации или не интересовался ею, и поэтому отреагировал совсем не так, как следовало бы. Ситуация продолжала ухудшаться, и собравшийся в феврале 1775 года массачусетский Провинциальный конгресс объявил о планах вооруженного сопротивления. Парламент ответил тем, что объявил Массачусетс мятежной провинцией. Среди бурной риторики, которая за этим последовала, Патрик Генри в речи перед Провинциальной ассамблеей Вирджинии произнес свои знаменитые слова: «Свобода или смерть».
Однако кризис уже перерос границы риторики – и даже гражданских и экономических акций. В апреле 1775 года 700 английских солдат были направлены в Конкорд, в окрестностях Бостона, для захвата находившегося там склада оружия местной милиции. Пол Ревир предпринял свой знаменитый рейд, чтобы предупредить о приближении войск. Отряд англичан был встречен в Лексингтоне семьюдесятью семью вооруженными колонистами. В ожесточенной стычке – «звуки выстрелов были слышны по всей округе» – восемь колонистов были убиты и десять ранены. На обратном пути в Бостон колонна англичан с конфискованным оружием была атакована отрядом из 4000 стрелков и потеряла 273 человека убитыми и ранеными. Колонисты потеряли девятнадцать человек.
22 апреля собрался Третий провинциальный конгресс Массачусетса, на котором председательствовал Джозеф Уоррен, Великий Магистр Северной Америки, уполномоченный Великой Ложей Шотландии. Уоррен санкционировал мобилизацию 30 тысяч человек. В то же время в своем «Обращении к Великобритании» он писал:
«В этой колонии уже давно ведутся военные действия войсками под командованием генерала Гейджа… Это, братья, является местью правительства за отказ, вместе с другими колониями, стать рабами; но им еще не удалось отторгнуть нас от нашего монарха. Мы заявляем о том, что остаемся его верными подданными… но тем не менее мы не станем покорно смиряться перед гонениями и тиранией его правительства».
Многие из непокорных колонистов, не принадлежавших к масонскому братству – такие, как Джон и Сэмюэл Адамсы – уже требовали более радикальных мер. Однако Уоррен, объявляя о своей верности королю, но не парламенту, выражал мнение большинства масонов. Именно эта позиция оказалась преобладающей на втором Континентальном конгрессе, собравшемся 10 мая 1775 года. Конгресс – под председательством сначала Пейтона Рэндолфа, а после его смерти Джона Хэнкока из ложи св. Андрея – санкционировал создание полноценной армии. Командующим был назначен Джордж Вашингтон, известный масон из ложи Вирджинии, Великим Магистром которой был Рэндолф. Некоторые историки высказывали предположение, что этим назначением Вашингтон обязан своим связям среди масонов. Разумеется, в распоряжении конгресса имелись и более опытные в военном деле люди, причем все они тоже были масонами. И действительно, в самом начале войны высшее командование колонистов почти полностью состояло из масонов. Стоит вкратце остановиться на их биографиях.
Среди тех, кого могли назначить главнокомандующим вместо Вашингтона, был генерал Ричард Монтгомери.
Монтгомери родился в Ирландии, в окрестностях Дублина. Во время войны с французами и индейцами он был офицером регулярных частей английской армии и служил под командованием Амхерста. При осаде Луисбурга он воевал в 17 м пехотном полку, а затем был переведен в Лестерширский полк, входивший в бригаду Вулфа. После окончания войны Монтгомери поселился в колониях и женился на дочери Роберта Р. Ливингстона, который в 1784 году станет Великим Магистром Великой Провинциальной Ложи Нью Йорка, а в 1789 году будет принимать клятву у Вашингтона на церемонии инаугурации первого президента Соединенных Штатов. Считается, что Монтгомери вступил в масонскую ложу 17 го пехотного полка во время осады Луисбурга. Разумеется, о том, что он масон, знали его современники. «За Уоррена, Монтгомери и Вустера!» – именно так звучал распространенный масонский тост в память известных братьев, которые стали одними из первых жертв разгоревшегося конфликта.
Во время войны с французами и индейцами Дэвид Вустер был сначала полковником, а затем бригадным генералом. Он служил под началом у Амхерста под Луисбургом и, как полагают, там же стал членом полковой ложи – вместе с лордом Блейни, который впоследствии станет Великим Магистром Великой Ложи Англии. Еще в 1750 году Вустер организовал в Нью Хейвене первую ложу Хирама и стал ее первым магистром.
Генерал Хью Мерсер служил фельдшером в армии якобитов Карла Эдуарда Стюарта. После Куллодена он бежал в Филадельфию, где десять лет спустя служил под началом Брэддока и был ранен у форта Дюкен. Через год его перевели в 60 й пехотный полк, где активно действовала масонская ложа. После того, как на месте форта Дюкен был построен форт Питт, Мерсера назначили его начальником в чине полковника. Он был масоном с большим стажем и входил в ту же ложу Фредериксберга, что и Вашингтон.
Генерал Артур Сен Клер родился в Кейтнессе и был потомком сэра Уильяма Синклера, строителя часовни Росслин. Как и Монтгомери, Сен Клер вступил в британскую армию, служил в 1756 – 1757 годах в 60 м пехотном полку, а затем в бригаде Вулфа под началом Амхерста при осаде Луисбурга. Через год он вместе в Вулфом участвовал в захвате Квебека. В 1762 году он вышел в отставку и поселился в колониях. Известно, что Сен Клер был масоном, хотя подробности его вступления в братство или название его ложи не сохранились.
Генерал Горацио Гейтс также был строевым офицером британской армии. Он также сражался под командованием Амхерста под Луисбургом. Гейтс считался одним из ближайших друзей Вашингтона и был женат на дочери Великого Магистра Новой Шотландии. Точно неизвестно, к какой ложе принадлежал Гейтс, однако он часто посещал Великую Провинциальную Ложу Массачусетса.
Генерал Израэль Патнам служил под началом лорда Джорджа Хоу и находился рядом с ним в момент его гибели во время катастрофической лобовой атаки на форт Тикондерога. Впоследствии Патнам служил под командованием Амхерста. Масоном он стал в 1758 году, вступив в полковую ложу в Кроун Пойнт после того, как Амхерст взял этот форт.
Генерал Джон Старк вместе с лордом Джорджем Хоу служил в нерегулярном партизанском соединении «Рейнджеры Роджерса», сражался вместе с Хоу под Тикондерогой, а затем служил под командованием Амхерста. Возможно, он стал масоном именно в этот период, но никаких свидетельств о его вхождении в масонскую ложу до 1778 года не сохранилось.
Это лишь несколько имен из длинного списка, который может быть без труда продолжен. Генерал Джон Никсон воевал вместе с лордом Джорджем Хоу под Тикондерогой, затем вместе с Амхерстом под Дуйсбургом. Точно такой же путь прошел и генерал Джозеф Фрай. Генералы Уильям Максвелл и Элиас Дейтон сражались вместе с Джорджем Хоу под Тикондерогой, а затем вместе с Вулфом брали Квебек. Все они были масонами.
Единственным, кто резко возражал – настолько, что в конечном итоге стал предателем – против назначения Вашингтона, был Бенедикт Арнолд. Он тоже служил под командованием Амхерста и, по всей видимости, вступил в братство примерно в это же время. В 1765 году он присоединился к первой ложе Хирама, основанной Дэвидом Вустером в Нью Хейвене. Приятель Арнолда полковник Этан Аллен служил с Джорджем Хоу под Тикондерогой, а затем с Амхерстом. В июле 1777 года он был посвящен в масонскую степень ученика в одной из лож Вермонта, но, похоже, так и не продвинулся дальше.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ВОЙНА ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ
В тот же день, когда собрался Второй континентальный конгресс, Этан Аллен вместе с Арнолдом, который служил у него лейтенантом, предпринял неожиданную атаку на Тикондерогу, тот самый форт, который приобрел печальную славу у предыдущего поколения. Были захвачены склады с амуницией и оружием, в том числе артиллерией. Пять недель спустя колонисты, действуя под покровом ночи, упредили англичан, намеревавшихся укрепить Бостон, и построили собственные огневые позиции на двух гребнях гор, господствовавших над городом, Бридс Хилл и Банкер Хилл. Официально ими командовал бригадир Артемус Уард, еще один ветеран войны с французами и индейцами, но вдохновлял колонистов Джозеф Уоррен из ложи св. Андрея.
Впоследствии во всем, что случилось, обвиняли генерала Томаса Гейджа, но на самом деле вся ответственность лежит на сэре Уильяме Хоу, который непосредственно командовал войсками. Именно у Хоу были полномочия – после того, как ситуация прояснилась – изменить план сражения или придерживаться первоначальной стратегии, неминуемо заплатив за это высокую цену. Для ветерана, служившего под командованием Амхерста и Вулфа, Хоу повел себя очень странно.
Несмотря на удушающую жару, Хоу приказал своим войскам прямо под огнем колонистов перейти в наступление со всем снаряжением, которое весило более сотни фунтов, и штыковой атакой взять их позиции. Огонь колонистов, который они вели организованными залпами – эту тактику применяла британская армия во время войны с французами и индейцами, – оказался губительным для наступающих, и солдатам Хоу потребовалось четыре атаки, чтобы захватить позиции противника. Когда им это удалось – потери составили 200 человек убитыми и 800 ранеными из 2500 принимавших участие в штурме – ни о каком милосердии не могло быть и речи. От английского штыка погиб Уоррен, а те из колонистов, кто не смог спастись бегством, были буквально уничтожены. Потери колонистов превысили 400 человек.
Значение боя у Банкер Хилл состоит в том, что это было первое открытое столкновение между колонистами и регулярной британской армией. Кроме того, это было первое полномасштабное сражение войны, коренным образом отличавшееся от стычек в Лексингтоне и Конкорде. Примечательно оно также странным поведением Хоу, проводившим эту операцию. Не следует забывать, что Хоу изучал тактику партизанской войны под руководством своего старшего брата Джорджа, а также Амхерста и Вулфа. На протяжении всей своей военной карьеры – как до, так и после Банкер Хилл – он тщательно избегал дорогостоящих лобовых атак на укрепленные позиции противника. Как бы то ни было, а именно в такой атаке у форта Тикондерога в 1758 году погиб его старший брат. В сражении у Банкер Хилл в его распоряжении имелись альтернативные варианты действий. Он мог выбить колонистов с занятых позиций артиллерийским огнем. Он мог просто отрезать их от линий снабжения и ждать, пока у них закончится вода, продовольствие и боеприпасы. Он имел возможность использовать отряды гренадеров и легкой кавалерии, проявив выдумку, которой он научился у Амхерста и Вульфа еще двадцать лет назад; именно так он использовал кавалерию в последующих сражениях этой войны. Более того, сражаясь бок о бок с отрядами колонистов во время войны с французами и индейцами, он лучше других знал, какую стойкость они способны проявить и насколько хорошо они владеют приемами залпового огня, разработанными самой британской армией.
Своими действиями при Банкер Хилл Хоу, неоднократно высказывавший нежелание сражаться против колонистов, как будто бы посылал сигнал своим начальникам в Лондоне: «Вы хотите, чтобы я воевал? Прекрасно, я буду воевать. Но это вам дорого обойдется. Посмотрите, во что вы ввязались. Вы действительно хотите продолжать это безумие?»
Вряд ли это было проявлением цинизма со стороны Хоу. Не похоже, чтобы он ради красивого жеста бездумно пожертвовал тысячами солдат. Наоборот, Хоу, прекрасно понимавший, во что ввязывается Британия, мыслил стратегически. Возможно, именно стратегические соображения заставили его прийти к выводу, что лучше принести в жертву тысячу человек, но предотвратить гибель гораздо большего количества людей в последующих столкновениях.
Но если сражение у Банкер Хилл и было уроком, который Хоу хотел преподать Лондону, этот урок не был усвоен. Возможно, поначалу Хоу даже думал, что добился своей цели – с него самого сняли обвинения за огромные потери при Банкер Хилл. Во всем обвинили Гейджа, и британская армия покинула Бостон. Но затем Хоу оказался в положении, к которому меньше всего стремился – он сменил Гейджа в должности главнокомандующего и был обязан продолжить военные действия против колонистов. Больше никогда он так расточительно не обращался с войсками, как при Банкер Хилл. Наоборот, во всех последующих кампаниях он постоянно пытался сберечь жизни как своих солдат, так и колонистов. Его действия больше не казались ни двусмысленными, ни странными.
Сеть английских шпионов
Несмотря на большие потери при Банкер Хилл – а возможно, благодаря им – колонисты под влиянием многочисленных масонов в их рядах по прежнему стремились избежать окончательного разрыва с Британией. 5 июля Континентальный конгресс принял так называемую «Петицию оливковой ветви» к Георгу III, призывая к мирному разрешению противоречий. Через день за петицией последовала еще одна резолюция, в которой заявлялось, что колонисты не жаждут независимости, но «не потерпят рабства». Однако 23 августа «Петиция оливковой ветви» была отвергнута, и король объявил, что британские колонии в Северной Америке подняли открытый мятеж. Таким образом, события стали развиваться согласно своей внутренней логике, независимо от того, что предполагали или желали их участники.
9 ноября был сформирован специальный комитет конгресса – «Комитет секретной корреспонденции» – с целью установления контактов «с нашими друзьями за границей». В состав комитета входили Роберт Моррис, Джон Джей, Бенджамин Харрисон, Джон Дикинсон и Бенджамин Франклин. Комитет должен был активно использовать масонские каналы и в конечном итоге создать разветвленную шпионскую сеть. Одновременно – причем совершенно случайно – эта сеть частично пересекалась с британской шпионской сетью, которая действовала параллельно по тем же самым масонским каналам. Обе сети базировались, преимущественно, в Париже, который стал центром разветвленной паутины шпионажа, интриг и предательств.
К этому моменту Франклин был уже масоном со стажем; он вступил в ложу почти полстолетия назад, в 1731 году. В 1734 м, а затем повторно, в 1749 году, он избирался Великим Магистром Пенсильвании. В 1756 году Франклин стал членом Королевского общества, которое в то время тоже в значительной степени ориентировалось на масонство. С 1757 по 1762 й, а затем с 17б4по 1775 год он много времени проводил за границей, в Англии и во Франции. В 1776 году, после того, как конфликт в колониях превратился в полномасштабную войну за независимость, Франклин стал, по существу, американским послом во Франции и продолжал выполнять эти обязанности до 1785 года. В 1778 году в Париже он становится членом особенно престижной и влиятельной французской ложи «Девять сестер», в которую также входили такие выдающиеся личности, как Джон Пол Джонс (впервые ставший членом ложи в Шотландии в 1770 году) и Вольтер. Годом позже, 21 мая 1779 года, Франклина избирают магистром «Девяти сестер», а в 1780 году он переизбирается на этот пост. В 1782 году он становится членом более таинственного и загадочного масонского объединения, «Королевской ложи командоров Храма западного Каркассона».
С 1750 по 1775 год Франклин был помощником министра почты в американских колониях. На этой должности он подружился с британским министром почты сэром Фрэнсисом Дэшвудом и графом Сэндвичем. Неизвестно, был ли Дэшвуд масоном. Вполне возможно, что он являлся членом ложи, основанной в 1733 году во Флоренции его близким другом Чарльзом Сэквиллом, графом Мидлсекским. И он, и Сэквилл входили в узкий кружок масонов, объединившихся вокруг принца Уэльского Фредерика. Впоследствии он основал собственную масонскую ложу.
В 1732 году Дэшвуд был одним из основателей квазимасонского «Общества дилетантов». Во время путешествия за границу с 1739 по 1741 год он вращался в кругах якобитов и стал близким другом и верным сторонником Карла Эдуарда Стюарта. Это позволило ему установить связи с видными якобитами в Англии, такими, как Джордж Ли, граф Личфилд, который помог его кузену Чарльзу Рэдклифу бежать из ньюгейтской тюрьмы и который вместе с другим влиятельным масоном и убежденным якобитом герцогом Уортоном основал «Клуб адского пламени». В 1746 году Дэшвуд совместно с графом Сэндвичем и двумя другими людьми основал общество, иронически названное «Орден святого Франциска», которое затем стало известно под тем же именем, что и первая организация Личфилда и Уортона. И действительно, в настоящее время имя Дэшвуда нередко ошибочно связывают с «Клубом адского пламени» – правда, его «францисканцы» были замешаны в таких же неоязыческих и оргастических делах.
В 1761 году Дэшвуд стал членом парламента от Уэймута. В 1762 году он был канцлером казначейства под руководством графа Бьюта. Год спустя он стал вице губернатором Бакингемшира, а также начальником милиции Бакингемшира, в которой одним из его подчиненных был еще один инакомыслящий, пользовавшийся сомнительной славой, член парламента Джон Уилкис. В 17бб году Дэшвуда назначили министром почты. Его первым коллегой на этом посту стал Уиллис Хилл, лорд Хилсборо, который вместе с герцогом Уортоном и графом Личфилдом был основателем первого «Клуба адского пламени». Впоследствии Хилла сменил граф Сэндвич.
Сэндвич познакомился с Дэшвудом примерно в 1740 году, и дружба их продолжалась всю жизнь. Неудивительно, что Сэндвич стал членом сначала «Общества дилетантов» Дэшвуда, а затем «Ордена святого Франциска». Сэндвич оставался министром почты до 1771 года, а затем был назначен военно морским министром и занимал этот пост на протяжении почти всей войны за независимость Америки. В этой должности он проявил выдающуюся некомпетентность – даже такой взвешенный и сдержанный источник, как Британская энциклопедия отмечает, что «коррупция и некомпетентность администрации Сэндвича не имеют себе равных во всей истории британского флота».
Во время летних месяцев 1772, 1773 и 1774 года Франклин жил в доме Дэшвуда в Западном Уайкомбе. Они сотрудничали при подготовке сокращенного издания сборника общей молитвы.
«Проскомидия и службы были составлены Дэшвудом и отредактированы Франклином, а катехизис и псалмы составлял Франклин и редактировал Дэшвуд. Законченная работа была отпечатана на средства Дэшвуда…»
Франклин – этот «табачного цвета маленький человечек», как называл его Д. X. Лоуренс, лицемерный автор «Альманаха бедного Ричарда», поборник терпимости, скромности, трудолюбия, умеренности и чистоты, призывавший своих читателей не «поддаваться похоти» – стал членом «Общества францисканцев» Дэшвуда. Франклин, бывший дома образцом моральной чистоты, в Англии, вероятно, «снял парик», и пещеры в окрестностях поместья Дэшвуда в Западный Уайкомб превратились в будуар для шалостей сладострастных министров почты.
Судя по письму Сэндвича к Дэшвуду, отправленного в сентябре 1769 года, у них практически не было других занятий.
«Мне почти стыдно писать вам по поводу служебных дел после практического бездействия в течение всего лета. Однако так мало дел требуют нашего присутствия, и нам настолько повезло пребывать в согласии почти во всем, что требует нашего мнения, что нам почти не приходится причинять себе беспокойство личным присутствием на службе».
Однако дело было не только в этом. Должность министра почты открывала доступ практически ко всем письмам и другим средствам связи, и поэтому предполагала участие в шпионаже. Во время войны за независимость Америки опыт, приобретенный на этой должности, сослужил Франклину и Дэшвуду хорошую службу.
Франклин, игравший двойную роль шпиона и посла колонистов во Франции, сделал центром своей деятельности Париж. Его сопровождали еще два человека, назначенных комитетом конгресса, Сайлас Дин и Артур Ли. Брат Ли обосновался в Лондоне. Там же проживала сестра Франклина, которая, как полагают, тоже была замешана в шпионаже. Она была близким другом брата Хоу, адмирала лорда Ричарда Хоу, командовавшего морскими операциями на американском театре военных действий. В 1774 году она свела вместе адмирала и Франклина – якобы на партию в шахматы – и они с тех пор часто обсуждали проблемы колонистов. В 1781 году было опубликовано письмо за подписью «Цицерон», в котором братья Хоу обвинялись в принадлежности к фракции, тайно пытавшейся помочь колонистам в борьбе за независимость. «Все поведение Вашингтона, – заявлял «Цицерон», – демонстрирует уверенность, основой которой могла быть только информированность». Он открыто обвинял адмирала Хоу в «тайном сговоре с доктором Франклином». Адмирал ответил через газету, заявив, что «Цицерон» точно излагает факты, но делает из них неверные выводы. В то же время он признался, что скрывал информацию о своих встречах с Франклином от высшего командования флотом, и этот факт заставляет предположить, что ему действительно было что скрывать.
Одним из самых ценных агентов колонистов в Англии был бывший друг Дэшвуда, товарищ по клубу и коллега по парламенту Джон Уилкис. Уилкис вступил в масонское братство в 1769 году, а в 1774 стал лордом мэром Лондона. Пребывая на этом посту, он публично выступал в защиту колонистов. Вместе с тем, начиная с конца 60 х годов он являлся тайным представителем в Британии бостонской организации «Сыны свободы», которая сыграла ключевую роль в «Бостонском чаепитии». Всю войну Уилкис тайно собирал деньги для армии колонистов и передавал их в Париж Франклину. Из Парижа денежные средства отправлялись в Америку или использовались на месте для закупки оружия и амуниции. Датируемое 1777 годом письмо отражает довольно странный факт: шпионская организация Уилкиса была раскрыта, но никаких действий против нее больше не предпринималось.
Центром британской шпионской сети тоже был Париж, и официально руководил ею Уильям Иден, лорд Окленд, еще один видный человек, подробности взаимоотношений с масонством которого историкам не известны. В 1770 году он стал Великим Стюардом Великой Ложи, но не сохранилось сведений о том, когда, где и кем он был принят в братство.
Шпионская сеть Окленда функционировала в основном через капитанов торговых судов, курсировавших между Францией и Америкой, включая тех, которые перевозили корреспонденцию между Франклином и конгрессом. 10 декабря 1777 года один из таких капитанов, некий Хинсон из Мэриленда, сообщал о Франклине следующее: «Если Англия проявит стремление к миру, то он будет первым, кто откажется от независимости». По свидетельству самого Франклина, Сайлас Дин придерживался такого же мнения. Однако Хинсон сообщал, что у Франклина имелись разногласия с Артуром Ли, который «жил в неподобающей роскоши и был очень самолюбив». Ли боялся лишиться своего статуса и хотел, чтобы война продолжалась.
Помимо агентов на море, у Окленда были свои люди в Париже. Самым ценным из них считался доктор Эдвард Банкрофт, выдающийся натуралист и химик. До войны Банкрофт был близким другом Франклина, а в 1773 году он содействовал принятию американца в Королевское общество. Кроме того, он дружил с Сайласом Дином. Не зная, что Банкрофт является английским агентом, направленный в Париж Дин тут же связался с ним. Банкрофт или его хозяева разыграли целый спектакль, согласно которому он вынужден был «бежать» из Англии, чтобы в Париже присоединиться к Дину. Здесь он стал доверенным лицом не только самого Дина, но и Франклина. В 1777 году он даже занял должность личного секретаря Франклина, а в 1779 году стал членом престижной ложи «Девять сестер», магистром который в том году избрали Франклина.
Через Банкрофта английское правительство получало сведения не только о действиях колонистов, но и о планах Франции вступить в войну. Таким образом, Британия – по крайней мере, теоретически – имела возможность предвидеть и помешать таким событиям, как вклад французов в победу колонистов при Йорктауне. Однако военно морские силы Великобритании, руководимые военно морским министром лордом Сэндвичем, командующим североамериканским флотом адмиралом Ричард Хоу, проявили такую же медлительность, как и сухопутная армия.
Оглядываясь назад, следует признать, что Банкрофт передавал весьма ценные разведывательные данные. В 1785 году парламент в знак признания его заслуг пожаловал ему монопольное право на импорт в страну одного из растительных красителей, используемых при производстве ситца в процессе, изобретателем которого был сам Банкрофт. Тем не менее, король, лично знакомившийся с его докладами, не доверял ему, подозревая, что он является двойным агентом колонистов. Особенно сомнительной выглядела тайная миссия Банкрофта в Ирландии в 1779 году. В марте 1780 года английский посол во Франции лорд Стормонт писал королю, что в декабре прошлого года в Париж прибыла тайная делегация ирландцев, состоящая из католиков и сторонников независимости, и эта делегация имела встречу с Людовиком XVI. По словам Стормонта:
«…их целью является создание в Ирландии независимого государства, в котором будет некий парламент, но не будет короля, и в котором государственной религией станет протестантская… но католики будут обладать всеми правами. Делегаты тесно связаны с Франклином, и эта связь, как считает мой информатор, поддерживается через сестру Франклина Миссис Джонстон, которая сейчас находится в Лондоне и снимает небольшую квартиру в Фаунтен Корт в Стрэнде».
Эти семена взошли через двадцать лет, когда под покровительством лорда Эдварда Фицжеральда и Вулфа Тоуна была создана новая, похожая на масонскую, организация, общество «Объединенные ирландцы». Наиболее активно она проявила себя во время ирландских восстаний 1798 и 1803 года.
Тем временем английская шпионская сеть под руководством лорда Окленда продолжала внедряться в такую же сеть колонистов. В этом процессе ключевой фигурой был сэр Фрэнсис Дэшвуд, занимавший должность министра почты. Он постоянно вскрывал корреспонденцию колонистов и передавал ее содержание Окленду. Но самым необычным можно считать тот факт, что все это время Дэшвуд и Франклин, похоже, поддерживали личный контакт при помощи каких то тайных каналов связи. Так, например, один из агентов Дэшвуда, некий Джон Норрис, в письме от 3 июня 1778 года сообщает: «Сегодня передал гелиографическое донесение от доктора Франклина в Уайкомб». Из этого некоторые комментаторы делают вывод, что Франклин был британским агентом! Если это правда, то контакты между Франклином и Дэшвудом обязательно нашли бы отражение в бумагах лорда Окленда, других представителей английских властей и даже самого короля. Отсутствие подобных свидетельств говорит, по крайней мере, о том, что эти контакты не были санкционированы британской разведкой или даже не были известны ей. Скорее всего, что Дэшвуд и Франклин – старые друзья и коллеги – играли в свою собственную безобидную игру, обмениваясь слухами, сплетнями и (или) просто дезинформацией. Несмотря на то, что Дэшвуд был противником войны, нет никаких оснований подозревать его в предательстве. С другой стороны, он достаточно добросовестно – хотя бы на минимально необходимом уровне – исполнял свои обязанности. В этом отношении его поведение ничем не отличается от поведения высшего командования британской армии и британского флота.
Декларация независимости
В Северной Америке события стремительно набирали обороты. К тому моменту, когда был сформирован Комитет секретной корреспонденции конгресса, колонисты уже предприняли амбициозное и ошибочное наступление. Крупные силы под командованием генерала Монтгомери попытались осуществить вторжение в Канаду.
13 ноября 1775 года им удалось захватить Монреаль. Монтгомери, служивший под началом Амхерста и Вулфа, тем не менее попытался взять Квебек штурмом. Атака колонистов была отбита, и они понесли тяжелые потери. Был убит и сам Монтгомери. Однако главнокомандующий британскими войсками в Канаде сэр Гай Карлтон был близким другом Хоу и разделял его негативное отношение к этой войне. Карлтон не только не стал преследовать разбитую армию колонистов, но даже отпустил пленных.
В начале 1776 года в конгрессе ведущую роль по прежнему играли более умеренные масонские фракции. Их позиция была еще раз озвучена в декабре прошлого года, когда Конгресс повторно отказался повиноваться английскому парламенту, но заявил о своей верности короне. Но теперь настроения стали меняться, и на первую роль выдвинулись более радикальные элементы. Большую роль в поляризации мнений сыграл памфлет Томаса Пейна «Здравый смысл»; после его появления многие прежде лояльные колонисты стали выступать за независимость от метрополии. 7 июня брат Артура Ли Ричард Генри Ли выдвинул официальное предложение, чтобы колонии стали «свободными и независимыми штатами». К этому времени посольство Франклина стало также приносить плоды. Французский король Людовик XVI передал в долг колониям амуниции на сумму в миллион ливров, и примерно такой же вклад внесла Испания, другой главный соперник Британии в Европе. Этой амуниции армии повстанцев хватило почти на два года.
11 июня конгресс сформировал комитет по составлению декларации о независимости. Из пяти членов этого комитета двое – Франклин и тесть Ричарда Монтгомери Роберт Ливингстон – точно были масонами, а один, Роджер Шерман, по неподтвержденным данным тоже принадлежал к братству вольных каменщиков. Двое других – Томас Джефферсон и Джон Адаме – не являлись масонами, несмотря на многочисленные заявления историков об обратном. Текст декларации написал Джефферсон. Она была представлена конгрессу и принята 4 июля 1776 года. Из подписавших ее конгрессменов девять были масонами, а еще десять могли ими быть. В их число входили такие влиятельные фигуры, как Вашингтон, Франклин и, разумеется, сам президент конгресса Джон Хэнкок. Более того, армия практически полностью оставалась в руках масонов. Первоначально и в конгрессе, и в армии масоны выступали как противники полной независимости. Но после того, как жребий был брошен, они начали воплощать собственные идеалы, нашедшие отражение в институтах нарождавшейся республики. Наиболее заметно влияние масонства проявилось в конституции Соединенных Штатов.
Обнародованная Декларация о независимости поначалу казалась экзотическим жестом и совершенно безнадежным предприятием. И действительно, положение колонистов в этот момент было незавидным, а вскоре ухудшилось еще больше. В марте Хоу занял Бостон, а 22 августа Нью Йорк. В бруклинском сражении (иногда его называют битвой на Лонг Айленде) его потери составили 65 человек убитыми и 255 ранеными, в то время как потери противника доходили до 2000 человек. Однако он не стал преследовать разбитую армию колонистов и позволил ее остаткам спастись бегством. В последовавшей за этим военной кампании Хоу проявил точно такую же апатию. Так, например, на Гарлемских высотах – там, где теперь расположен Колумбийский университет – он тянул время на протяжении четырех недель, прежде чем приказал атаковать позиции колонистов. После взятия форта Вашингтон гессенские подразделения начали штыками убивать колонистов, и Хоу в гневе обрушился на немецких наемников.
Но даже джентльменское поведение Хоу не смогло спасти армию колонистов от поражения. Вынужденный оставить Бруклин, Вашигтон отступил на Манхэттен, но затем ушел и оттуда, и 15 сентября Хоу занял Нью Йорк. Последующие столкновения заставили Вашингтона отступать через Нью Джерси и Делавэр в Пенсильванию. К этому моменту численность армии колонистов упала с 13 тысяч человек до 3 тысяч. Только у форта Ли они лишились 140 пушек. И вновь Хоу проявил странную нерешительность, продолжая медлить и терять время, что позволило разбитому противнику спастись бегством. Показательно, что весь следующий год – год наиболее серьезных поражений Вашингтона – наступал именно он, а не Хоу. Не Хоу лекал встречи с ним, а он с Хоу. Когда столкновение становилось неизбежным, Хоу реагировал довольно странно – почти как человек, во сне отмахивающийся от мухи и снова погружающийся в сон.
26 декабря 1776 года Вашингтон совершил свой знаменитый рейд, форсировав Делавэр и неожиданно напав на отряд гессенских наемников в Трентоне. Избежав столкновения с главными британскими силами, которыми командовал Корнуоллис, 3 января 1777 года он одержал свою вторую победу, разбив в Принстоне уступавший ему по численности контингент противника. Однако Хоу никак не отреагировал, и его армия, более многочисленная и лучше вооруженная, просто оставила Нью Джерси и передислоцировалась в Пенсильванию. 11 сентября он отбил атаку Вашингтона под Брэндиуайном. И опять Хоу не стал преследовать противника, а вместо этого занял Филадельфию – откуда поспешно бежал конгресс – и расположился там на зимние квартиры. Три недели спустя, 4 октября, Вашингтон предпринял новую атаку, на этот раз в Джермантауне. Хоу вновь отбил атаку колонистов, на этот раз нанеся им тяжелый урон. Континентальная армия колонистов страдала от болезней, дезертирства, низкого морального духа и плохого снабжения, и Вашингтон стал на зимние квартиры в Вэлли Фордж. С благородством истинного джентльмена Хоу оставил его в покое, позволив зализать раны и восстановить разбитую армию.
В этом процессе восстановления Континентальной армии большую роль сыграли масоны. Соблазненные идеями, пропагандировать которые помогали масоны, многие профессиональные военные пересекали Атлантику и присоединялись к колонистам. Среди них был, к примеру прусский ветеран барон Фридрих фон Стубен, которого привлекли на свою сторону Франклин и Дин, и который стал у Вашингтона инструктором по строевой подготовке. Принеся с собой дисциплину и профессионализм армии Фридриха Великого, Стубен практически единолично превратил отряды неопытных добровольцев в боеспособные вооруженные силы. Среди добровольцев из Европы был также француз Иоганн де Кальб, еще один ветеран войн в Европе, ставший одним из самых компетентных и надежных подчиненных Вашингтона. Среди них был беззаветно преданный делу свободы поляк Казимир Пуласки, которому было суждено умереть от ран, полученных при осаде Саванны, а также другой уроженец Польши, Тадеуш Костюшко, построивший сложные фортификационные сооружения Уэст Пойнта и ставший ведущим военным строителем и инженером армии колонистов. И наконец, среди них был маркиз де Лафайет, чей титул и харизма компенсировали отсутствие военного опыта и оказали огромное воздействие на моральный дух солдат, а дипломатическая активность принесла реальные результаты. Именно он внес наибольший вклад в то, что в войну вступила Франция – событие, сделавшее возможным окончательную победу колонистов при Йорктауне. Принадлежность всех перечисленных выше людей – за исключением Костюшко, сведений о котором не сохранилось – к масонскому братству либо документально подтверждена, либо вполне вероятна. Лафайет и Стубен сами считали, что вносят вклад в создание идеальной масонской республики.
Разгром под Саратогой
После поражений при Брэндиуайне и Джерментауне, а также деморализующей зимовки в Вэлли Фордж 1777 год стал самым неудачным для Вашингтона. Однако на северном фронте произошло событие, которое с наших сегодняшних позиций выглядит единственным решающим сражением войны. Но ни Вашингтон, ни Хоу не принимали в нем непосредственного участия. Самим этим фактом Хоу еще раз продемонстрировал странную нерешительность и апатию, которые характеризовали его поведение в этом военном конфликте. Дошедшие до нас свидетельства указывают на то, что он мог – по крайней мере в данном конкретном случае – вести себя иначе.
Мы уже упоминали, что эта война была крайне непопулярной у британского военного командования в Северной Америке – братьев Хоу, Корнуоллиса и Клинтона – а также у членов обеих партий в самой метрополии. Так, например, Эдмунд Берк открыто высказывался против притеснения колонистов. Такой же точки зрения придерживался Чарльз Фокс. Уильям Питт, граф Чатем, который руководил захватом Америки у французов двадцать лет назад, произнес несколько пламенных речей в парламенте, призывая к примирению – и умер во время завершения одной из них. Сын Питта, служивший адъютантом сэра Гая Карлтона в Канаде, получил указание отца выйти в отставку, но только не сражаться против колонистов. В отставку вышел также граф Эффингем Адмирал Август Кеппел, сменивший Сэндвича на посту военно морского министра, во всеуслышанье объявил, что не будет участвовать в военных действиях против людей, которых он считает соотечественниками. Насколько нам известно, один из величайших флотоводцев той эпохи Джордж Родни не делал подобных публичных заявлений, но и он придерживался той же точки зрения и упорно уклонялся от любых операций в водах Америки до окончания войны за независимость, и только потом его флот вошел в Карибское море и нанес сокрушительное поражение французам. Как мы уже видели, главнокомандующий частями британской армии Амхерст, имевший большой опыт боевых действий в Северной Америке, тоже отказывался принимать участие в войне. В Канаде сэр Гай Карлтон проявлял такую же нерешительность, как его друг сэр Уильям Хоу. Среди правящих кругов Великобритании, как военных так и гражданских, сопротивление войне было практически единодушным – как и антипатия к ее главному стороннику в Англии лорду Джорджу Жермену. Нашелся лишь один влиятельный человек, который заискивал перед Жерменом и оправдывал безжалостное притеснение колонистов – сэр Джон Бергойн («джентльмен Джони»), известный денди, писавший не пользовавшиеся особой популярностью пьесы, Бергойн до начала военных действий в 1775 году никогда не был в Северной Америке. Из всех британских командиров для него одного Америка оставалась чужой. Во время Семилетней войны он не покидал Англии и принимал участие лишь в серии нерешительных рейдов на французское побережье. Затем он сформировал собственный отряд легкой кавалерии и отправился с ним в Португалию, где они сражались в качестве добровольцев во время конфликта с Испанией. После разгрома испанской армии при Вилла Велья Бергойн вернулся в Англию с репутацией находчивого и решительного человека. Он никогда не был масоном.
К моменту сражения при Банкер Хилл он служил под началом Хоу в Бостоне. Затем, в феврале 1776 года, получил назначение на пост заместителя командующего к сэру Гаю Карлтону в Квебек и был свидетелем событий, которые происходили во время неудачного вторжения Монтгомери в Канаду. Бергойн категорически не одобрял очевидной «нерешительности», с которой Карлтон – так же, как и Хоу – вел военные действия. Как мы видели, Карлтон отпустил военнопленных, захваченных во время штурма Квебека. В другом случае он отпустил 110 пленных колонистов, в том числе одного генерала, снабдив их продовольствием и обувью и разрешив вернуться домой. Еще один раз – как минимум – он сознательно издавал такие распоряжения, которые давали возможность колонистам бежать. Бергойн считал такое поведение непростительным. Он с презрением относился ко всему «чужому» и к «чужакам», и единственный из британских командиров распространял это определение на колонистов. Он считал, что они представляют собой нечто среднее между вредителями и испорченными детьми, которые крайне нуждаются в том, что в наше время называется «шоковой терапией». Относясь с высокомерным пренебрежением к их жалобам, он без всякого сожаления обращался с ними с той жестокостью, какую только позволяли обстоятельства. По его убеждению, они не заслуживали джентльменского отношения, которое проявляли Карлтон и Хоу.
В ноябре 1776 года Бергойн вернулся в Англию, где он еще больше сблизился со своим другом и покровителем лордом Джорджем Жерменом. Благодаря Жермену он также стал доверенным лицом короля. Это позволило ему действовать за спиной своих непосредственных начальников в Северной Америке и разрабатывать собственный амбициозный план покончить с войной одним решительным ударом. Бергойн должен был лично воплотить этот план в жизнь и насладиться лаврами победителя.
План требовал тщательной организации, подготовки и точного выбора времени. Он предусматривал, что мощная колонна британских войск под командованием Бергойна нанесет удар в южном направлении с территории Канады и двинется к Олбани через старые форты Тикондерога и Кроун Пойнт по холмистой, покрытой лесами местности, где двадцать лет назад прокладывали себе дорогу Амхерст и Вулф, и о которой Бергойн не имел ни малейшего представления. Тем временем Хоу лишат самостоятельности в управлении войсками. Он поведет находящиеся под его командованием части сначала к Манхэттену, где организует базу, а затем на север, чтобы соединиться с Бергойном у Олбани. Таким образом:
«…две армии, одна с севера, с территории Канады, а одна с юга, соединятся вместе, разделив колонии на две отдельные зоны, после чего контроль над каждой зоной будет устанавливаться отдельно».
По существу от южных колоний будет отрезана вся Новая Англия. По словам одного из историков, Бергойн был уверен, что «завоюет себе славу, положение, честь и видное место в истории».
Вне всякого сомнения, план Бергойна был в высшей степени амбициозным. Неизвестно, мог ли он быть осуществлен более компетентным человеком, но даже в этом случае ценность его была бы сомнительна, поскольку к 1777 году основной театр военных действий сместился к югу, и Новая Англия потеряла свое стратегическое значение. Тем не менее, Жермен и король приняли этот план. В марте 1777 года Гаю Карлтону был вручен приказ, что на должность главнокомандующего канадской армией вместо него назначен Бергойн. Карлтон тут же вышел в отставку, но оставался в Квебеке достаточно долго, чтобы снарядить Бергойна и отправить его в поход. Помня о прошлых разногласиях, Бергойн был удивлен готовностью к сотрудничеству, которую проявил Карлтон. Сэр Гай, писал Бергойн, «не мог проявить… большего рвения, чтобы удовлетворить мои желания и потребности в части снаряжения экспедиции». На самом деле Карлтон просто торопился сбыть Бергойна с рук и самому полностью устраниться отдел. Кроме того, Карлтон прекрасно сознавал, что чем раньше Бергойн отправится в поход, тем скорее он придет к своей гибели. Хорошо понимая, что должно произойти, Карлтон ускорял не успех предприятия Бергойна, а его неизбежный крах.
Успех плана Бергойна целиком зависел от усилий Хоу, который в это время был занят операциями в районе Манхэттена. Для достижения успеха Хоу должен был выполнить свою часть задачи, двинув свою армию на север и соединившись с Бергойном в Олбани. Бергойн предполагал, что лорд Жермен, его английский друг и покровитель, издаст соответствующий приказ, который заставит Хоу подчиниться несмотря ни на какие возражения. Это входило в обязанности Жермена, и поэтому именно на нем лежит вина за то, что произошло.
Вне всякого сомнения, Жермен виновен в небрежности. Не желая, чтобы карета ожидала его на улице, он поспешно подписал приказы, касающиеся Бергойна, но просто не заметил те, которые предназначались Хоу, потому что они не были должным образом скопированы. Вот как писал об этом граф Шелбурн, выдвигая одно из стандартных обвинений в адрес Жермена.
«Среди многих особенностей его характера была и такая: он не любил, чтобы нарушались его планы. Он предполагал уехать в Кент или Нортгемптоншир в определенное время и по дороге подписать в канцелярии уже составленные приказы, предназначавшиеся обоим генералам. По какой то ошибке приказы для генерала Хоу не были должным образом скопированы, и при виде его растущего нетерпения помощник, известный своей ленью, пообещал прислать их в деревню. Тем временем другие приказы будут отправлены генералу Бергойну, причем предполагалось, что все распоряжения отплывут на одном корабле, но в результате еще одной ошибки приказы для Бергойна отправились одни, а ветер задержал прибытие судна с приказами для Хоу. Результатом стало поражение Бергойна, французская декларация и потеря тринадцати колоний. Это может показаться невероятным, но данный факт подтвердил мне его собственный секретарь и другие ответственные лица в его канцелярии».
Лорд Шелбурн в своем рассказе не совсем точен. Случившееся можно объяснить и по другому, или, по крайней мере, добавить новые аспекты в версию Шелбурна. Дело в том, что хотя Жермен и не подписал лично необходимые распоряжения, они все равно были подписаны и отправлены Хоу. Под ними стоит подпись человека по имени Д'Ойли, помощника секретаря военного министерства. Известно, что Хоу получил их 24 мая 1777 года. Совершенно неважно, что под распоряжениями не было личной подписи Жермена. Теоретически Хоу все равно был обязан выполнить их.
Более того, Хоу уже заранее знал, что от него потребуют.
«Даже учитывая то обстоятельство, что лорд Джордж не вызывал ни любви, ни уважения, его непростительная небрежность, когда он не удостоверился, что его приказ дошел до сэра Уильяма, это лишь одна сторона злосчастной ошибки. Другая же заключается в том, что генерал Хоу не мог не знать, что американцы окружают двигавшегося на юг Бергойна».
И действительно, Хоу был настолько уверен в том, как будут развиваться события, что даже снабдил Бергойна разведывательными данными на этот счет. Он
«… сообщил Бергойну, что северная армия американцев усилена свежим пополнением из 2500 человек. Хоу также знал… что генерал мятежников Израэль Патнам с отрядом более 4000 солдат находится в Пикскиле, между Клинтоном в Нью Йорке и Бергойном в Форт Эдварде».
Если вкратце проследить последовавшие за этим события, то становится ясно, каким образом Хоу и Карлтон вместе способствовали неудаче Бергойна – неожиданная небрежность Жермена позволила им переложить всю вину на него. В начале 1777 года Хоу решил отдать Нью Джерси Вашингтону и наступать на столицу американских колоний Филадельфию. Он уведомил Жермена о своих намерениях и 3 марта Жермен одобрил их.
Тем не менее 26 марта произошло описанное выше недоразумение. Жермен издал официальное распоряжение, предписывающее Бергойну двигаться маршем на юг, а Хоу должен был соединиться с ним у Олбани. Эти приказы за подписью Жермена были отправлены Бергойну. По данным военного министерства, они были также отосланы – за подписью Д'Ойли – Хоу, который получил их 24 мая. Однако за семь недель до этого, 2 апреля, Хоу уже писал Карлтону в Канаду, что не сможет оказать должной поддержки Бергойну, поскольку, «вероятно, будет в Пенсильвании». Другими словами, Хоу за семь недель до получения приказа уже знал, что от него потребуют, и уже решил не делать этого. Карлтон получил письмо Хоу до того, как 13 июня Бергойн покинул Квебек и двинулся со своей армией на юг. Тем не менее Карлтон не только не потрудился предупредить Бергойна, но даже ускорил его отправку – с «рвением», удивившим благодарного Бергойна. Совершенно очевидно, что Хоу и Карлтон, воспользовавшись медлительностью связи и общей расплывчатостью приказов, стремились снять с себя всю ответственность, одновременно позволяя Бергойну двигаться к неминуемому поражению. Л Жермен, продолжая издавать туманные указания, невольно помогал им найти оправдание своим действиям.
18 мая Жермен написал Хоу. Как это ни странно, он одобрил наступление Хоу на Филадельфию – «веря, тем не менее, что задуманное вами будет осуществлено в сроки, позволяющие оказать поддержку армии, которой приказано наступать из Канады…». Удивительно, как мог Жермен быть таким наивным и полагать, что Хоу способен наступать на юг в Пенсильванию, а затем двинуться на север и вовремя соединиться с Бергойном. Сам Хоу не проявил подобной наивности. Он даже не сделал вид, что торопится. Наоборот – его действия были откровенно неспешными. 16 августа письмо от Жермена застало его на борту судна в Чесапикском заливе на пути в Филадельфию. В этот же день отряд гессенских наемников, двигавшийся в авангарде колонны Бергойна, вступил в бой с колонистами в районе Беннингтона и был уничтожен.
«После того, как Хоу решил не помогать Бергойну… трудно представить, как он мог думать, что Бергойну удастся достигнуть Олбани… не остается почти никаких сомнений, что сэр Уильям Хоу – независимо от приказов Жермена – предполагал, что Бергойн находится на пути к серьезным неприятностям, но не предпринял ничего, что могло бы спасти Бергойна от жестокого, даже сокрушительного поражения».
30 июля Бергойн, двигавшийся через покрытую непроходимыми лесами северную часть штата Нью Йорк, отправил Жермену обеспокоенное письмо, в котором жаловался, что ничего не знает о намерениях Хоу. Похоже, он впервые задумался об опасности. 20 августа, через четыре дня после поражения под Беннингтоном, он отправил второе письмо. К этому времени армия Хоу уже двигалась в Пенсильванию. 30 августа Хоу откровенно писал Жермену, что «у него нет ни малейшего намерения помогать Бергойну». 11 сентября он нанес поражение Вашингтону под Брэндиуайном. 27 сентября Хоу занял Филадельфию, а неделю спустя, 4 октября, вновь разбил Вашингтона, на этот раз в Джерментауне. Тем временем Бергойн все глубже погружался в яму, вырытую собственными руками. 7 октября, через три дня после сражения у Джерментауна, его колонна столкнулась с главными силами колонистов под командованием генерала Горацио Гейтса. Получив отпор и понеся тяжелые потери, Бергойн отступил в свой лагерь в Саратоге, но Гейтс контратакой выбил его оттуда. В конечном итоге 17 октября Бергойн – полностью окруженный с отрезанными путями к отступлению и без всякой надежды на помощь извне – капитулировал, а вместе с ним капитулировала и его шеститысячная армия. Через пять дней Хоу, устроившийся на зимние квартиры в Филадельфии, писал Жермену, отвечая на его письмо от 2 апреля (позволяя себе вольно толковать его смысл): «Я совершенно определенно указывал, что южная армия не в состоянии оказать никакой непосредственной поддержки».
Из всей этой цепочки событий становится ясно, что Хоу еще в марте решил не идти на помощь Бергойну. Он даже сообщил об этом в письме Карлтону. Тем не менее ни тот, ни другой, прекрасно сознавая последствия этого решения, не сделали никаких попыток предотвратить их. Хоу, который был явным противником экспедиции Бергойна, никогда не выражал протеста своим начальникам в Лондоне и не пользовался своим положением главнокомандующего, чтобы доказать несостоятельность плана Бергойна. А Карлтон, ускоряя выступление колонны Бергойна, способствовал ее неминуемой гибели. Однако и Хоу, и Карлтон имели возможность найти себе оправдание, используя медлительность коммуникаций и всем известную некомпетентность Жермена, а также преднамеренно давая неопределенные ответы на невольную неопределенность приказов начальства.
Однако существовал еще один участник драмы, на которого историки не обратили никакого внимания. Не следует забывать, что главнокомандующим всей армии в то время был Амхерст. Он прекрасно знал местность, по которой предполагал двигаться Бергойн, и мог без труда оценить как опасность планируемой затеи, так и некомпетентность Бергойна. Он был не только командиром Хоу на полях сражений, но и его старым другом, и любая жалоба от Хоу находила у него понимание и сочувствие. Теоретически все приказы должны были проходить через руки Амхерста. Строго говоря, они должны были исходить именно от него, а не от Жермена. По крайней мере, он был обязан быть в курсе событий. Тем не менее на протяжении всех этих событий, закончившихся катастрофой под Саратогой, Амхерста как бы не существовало вообще. Не сохранилось никаких свидетельств о его комментариях, предложениях или советах. Он также не издал ни одного приказа. Подобное «отсутствие» говорит о многом. Если Хоу и Карлтон действительно желали Бергойну поражения, то Амхерст должен был участвовать в этом или, по крайней мере, дать свое молчаливое согласие. В любом случае – и независимо от роли Амхерста – выводы однозначны. Нет никакого сомнения, что Хоу и Карлтон хотели, чтобы планы Бергойна провалились. Почему – вот главный вопрос. Была ли это просто личная неприязнь к Бергойну и мстительное желание дискредитировать его? Маловероятно. Совершенно очевидно, что и Хоу, и Карлтон сильно – и не без оснований – недолюбливали Бергойна. Но совершенно непостижимо, чтобы они решили пожертвовать целой армией из за личной неприязни – и особенно с учетом того, что это жертва затруднит им выполнение собственных задач. Как бы Хоу и Карлтон ни относились к Бергойну, они никогда не бросили бы его на произвол судьбы, если бы для этого не существовало более серьезных причин, связанных с общей политической оценкой этой войны. С учетом отношения Хоу и Карлтона к войне их действия выглядят вполне логичными. Историки склонны рассматривать отказ Хоу оказать поддержку Бергойну как чудовищную ошибку, возникшую в результате путаницы в приказах, или как невероятную и загадочную небрежность. В действительности – и это ключевой момент – это укладывалось в схему поведения Хоу (а также Карлтона и Корнуоллиса) на протяжении всего военного конфликта.
Сокрушительное поражение Бергойна дало Хоу ту возможность, которую он давно искал – предлог выйти в отставку, не запятнав себя позором. Он так и сделал – через месяц после сражения под Саратогой. Еще через месяц его примеру последовал брат, адмирал Ричард Хоу.
Как уже отмечалось выше, с чисто военной точки зрения сражение под Саратогой никак нельзя назвать решающим. Оно не привело к ослаблению военной мощи Британии и не уменьшило численность войск, задействованных на главных театрах военных действий. Оно не повлияло на способность других британских командиров проводить операции против колонистов. Наоборот, армия Хоу полностью сохранилась, и ее общее стратегическое положение ничуть не ухудшилось. Если бы Хоу хотел, то он продолжал бы наносить поражения Вашингтону.
Сражение под Саратогой обозначило поворотный пункт в войне за независимость Америки. Во первых, оно подняло боевой дух колонистов, причем именно в тот момент, когда это было крайне необходимо. Во вторых, победа под Саратогой подтолкнула Францию не только признать мятежные колонии независимой республикой, но и вступить в войну на ее стороне. Это привело к серьезному изменению стратегической расстановки сил. В Северной Америке появились регулярные французские войска, а военно морской флот Великобритании столкнулся в североамериканских водах с равным по силе французским флотом. Возникла опасность – правда, временная – морской блокады Британии. Военные действия в Европе заставляли держать в Англии значительные силы, которые в противном случае могли быть, по крайней мере, теоретически, направлены в колонии. Британия была вынуждена укреплять свои подразделения в таких удаленных районах, как Гибралтар, Мальорка и Индия. Короче говоря, результатом явилось распыление ресурсов Британской империи – военных, морских и экономических – что делало войну в колониях контрпродуктивной.
Разумеется, все эти последствия проявились не сразу. Тем временем конфликт продолжался в течение еще двух лет. В 1778 году Франклин, Сайлас Ди и Артур Ли сумели добиться от Франции формального военного союза. Однако в Северной Америке положение колонистов оставалось отчаянным. В мае месяце Хоу сменил сэр Генри Клинтон, а лорд Корнуоллис формально находился у него в подчинении, но фактически обладал независимостью в принятии решений. Армия Вашингтона практически развалилась. Она пережила еще две зимы, не менее трудные, чем в Вэлли Фордж, и после каждой зимы в ней возникали бунты, ослаблявшие ее боеспособность. Но ни Клинтон, ни Корнуоллис не сделали попытки воспользоваться ситуацией. Тем временем центр военных действий переместился на юг.
В декабре 1778 года английские войска захватили Саванну и в октябре следующего года сумели удержать ее, отбив яростную атаку колонистов. На протяжении почти всего 1779 года активных боевых действий не велось, но в мае 1780 го Клинтон захватил Чарлстон в Южной Каролине, нанеся колонистам самое чувствительное поражение за всю войну. Одновременно Бенедикт Арнольд вступил в тайные переговоры с Клинтоном, намереваясь вернуть Уэст Пойнт и Хадсон Вэлли англичанам. 1б августа 1780 года войска Корнуоллиса столкнулись с армией Горацио Гейтса – победителя битвы под Саратогой – у Камдена. Колонисты вновь потерпели поражение. В бою погиб заместитель Гейтса барон де Кальб. Сам Гейтс бежал с поля боя и всю оставшуюся жизнь так и смог смыть с себя этого позора. Военные действия все больше принимали отрывочный характер. За исключением еще одной победы англичан в битве у здания Гилфордского суда 15 марта 1781 года, война превратилась в серию партизанских набегов. Наконец, 7 августа 1781 года Корнуоллис, который совершал рейды по Вирджинии, устроил свой опорный пункт в Йорктауне и позволил себе задержаться там. 30 августа французский флот временно установил контроль над морскими коммуникациями и высадил на побережье войска под командованием Лафайета и барона фон Стубена. Примерно через три недели подошла армия Вашингтона, и Корнуоллис с 6 тысячной армией оказался в окружении 7000 колонистов и 9 тысячное французов. Он держался до 8 октября, а затем капитулировал – даже несмотря на то, что 7 тысячное подкрепление под командованием Клинтона находилось всего в неделе пути от него. Совершенно очевидно, что к этому времени высшее военное командование Великобритании утратило всякий интерес к этой войне.
Как и сражение под Саратогой, победа у Йорктауна не была решающей с военной точки зрения. Армия Клинтона сохранилась, а в апреле 1782 года адмирал Родни загнал в угол французский флот в Вест Индии и наголову разбил его. Если бы Британия хотела продолжать войну, то могла бы помешать Франции оказывать дальнейшую помощь мятежным колониям. Но 27 февраля парламент принял резолюцию, запрещающую дальнейшие действия против колонистов, и начались мирные переговоры. Они продолжались почти год, и в это время все боевые действия – за исключением морских операций против остатков французского флота – были прекращены. Наконец 4 февраля 1783 года новое британское правительство официально объявило о завершении войны. 3 сентября был подписан Парижский договор, согласно которому мятежные колонии признавались независимой республикой, Соединенными Штатами. К ноябрю последние британские части были выведены с территории нового государства, и Континентальная армия колонистов была расформирована. 23 декабря Вашингтон оставил свой пост главнокомандующего.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Симпатии масонов
Влияние масонов на ход войны за независимость Америки было как прямым, так и косвенным, как общим, так и конкретным. В некоторых случаях масонство служило каналом для политический и даже революционной активности. Так, например, ложа св. Андрея в Бостоне сыграла важную роль в «Бостонском чаепитии», а также дала Континентальному конгрессу председателя в лице Джона Хэнкока. Масонство внедрило свои взгляды и ценности в формировавшуюся Континентальную армию колонистов и, вполне возможно, повлияло на назначение Вашингтона главнокомандующим. Кроме того, оно способствовало установлению братских отношений с добровольцами из за границы, такими, как Стубен и Лафайет.
Труднее оценить помощь масонов в создании общей атмосферы, психологического климата, или обстановки, которая формировала мышление не только таких активных масонов, как Франклин и Хэнкок, но и тех, кто не был членом братства. Без масонов восемнадцатого века идеи, лежавшие в основе конфликта – свобода, равенство, братство, терпимость, «права человека», – не получили бы такого широкого распространения. Эти идеи абсолютно справедливо приписываются Локку, Юму, Адаму Смиту и французским философам, но большинство этих мыслителей, если не все, либо сами были масонами, либо вращались в масонских кругах и испытали на себе влияние масонства.
Однако масонство проникло и в среду «простых» людей.
Оно не только помогло сформулировать идеи, лежавшие в основе войны за независимость Америки, не только оказало влияние на мышление политиков и государственных деятелей высшего эшелона, которые занимались стратегическим планированием и принимали решения. Оно не только определило позицию таких людей, как Хоу, Карлтон, Корнуоллис, Вашингтон, Лафайет и Стубен. Оно также проникло в среду «простых солдат», которые находили в нем объединяющие узы и идею солидарности. Особенно заметно это было в Континентальной армии, где в отсутствие полковых традиций масонство стало основой для таких понятий, как «жизненная сила» и «честь мундира». И в британской армии масонство не только сплачивало солдат, но и обеспечивало контакт между рядовыми и офицерами. Так, например, масонская ложа 29 го пехотного полка (впоследствии Вустерширского полка) состояла из двух подполковников, двух лейтенантов и восьми рядовых. Ложа 59 го пехотного полка (впоследствии Ланкаширского полка) состояла из подполковника, майора, двух лейтенантов, военного врача, музыканта, трех сержантов, двух капралов и трех рядовых.
Однако влияние масонства не ограничивалось личным составом внутри двух противоборствующих армий. Связи поддерживались и с противником. История войны за независимость Америки полна примеров преданности масонскому братству, которая иногда даже пересиливала другие обязательства.
Одними из союзников британской армии во время войны с французами были индейцы из племени могавков во главе со знаменитым вождем Джозефом Брантом. Сестра Бранта еще до начала войны за независимость вышла замуж за сэра Уильяма Джонсона, Великого Провинциального Магистра Нью Йорка и приятеля Амхерста. Во время визита в Лондон в 1776 году Брант сам стал масоном. В том же году во время неудачного вторжения колонистов в Канаду соплеменниками Бранта был захвачен в плен некий капитан Маккинстри. Капитана привязали к дереву и обложили хворостом, собираясь поджечь, но он подал «масонский знак», и Брант приказал отпустить его. Маккинстри передали масонской ложе в Квебеке, которая организовала его возвращение на родину.
Среди военнопленных, захваченных во время взятия Хоу Нью Йорка, был местный масон по имени Джозеф Бернхэм. Ему удалось бежать и он, передвигаясь пешком, в одну из ночей нашел укрытие на досках, которые служили потолком помещения местной масонской ложи. Не прибитые гвоздями доски раздвинулись, и Бернхэм с грохотом упал прямо на испуганных британских офицеров, собравшихся в комнате внизу. Они обменялись масонским приветствием, и британские офицеры «проявили благородство по отношению к брату Бернхэму, который впоследствии был тайно и быстро переправлен на побережье Джерси».
В другом случае масон Джозеф Клемент из 8 го пехотного полка (впоследствии Ливерпульского полка), принимая участие в разведывательной вылазке, увидел, что после стычки с противником один из индейцев собирается снять скальп с пленного колониста. Пленник подал масонский знак Клементу, прося его защиты. Клемент приказал индейцу отойти, а затем переправил раненого на ближайшую ферму, где его вылечили и отправили домой. Через несколько месяцев на севере штата Нью Йорк Клемент сам попал в плен и был помещен в местную тюрьму. Оказалось, что его тюремщиком был тот самый человек, которому он недавно спас жизнь. В тот же вечер «к нему пришел друг и по секрету сообщил, что на рассвете дверь камеры будет открыта, а снаружи его будет ждать лошадь, на которой он сможет добраться до границы».
Если такое взаимопонимание существовало среди офицеров и простых солдат, то его не могло не быть и среди командиров. 1б августа 1780 года армия Корнуоллиса в сражении при Камдене столкнулась с силами колонистов под командованием Горацио Гейтса и барона де Кальба. Когда ряды колонистов были опрокинуты, Гейтс бежал с поля боя впереди своей армии. Кальб, который, как полагают, принадлежал к масонскому братству, был смертельно ранен. Его нашел заместитель Корнуоллиса Фрэнсис Роуден, граф Мойра, который десять лет спустя станет Великим Магистром Великой Ложи Англии. Кальба перенесли в палатку Мойра, где Мойра лично ухаживал за ним на протяжении нескольких дней. Когда Кальб умер, Мойра организовал его похороны в соответствии с масонским ритуалом.
В составе обеих армий масонские ложи выполняли роль апелляционного суда, рассматривавшего жалобы и занимавшегося восстановлением справедливости. Так, например, в 1793 году полковая ложа 14 го драгунского полка отправила петицию с просьбой к Великой Ложе Ирландии «вступиться перед лордом наместником или главнокомандующим» за некоего Дж. Стоддарта, полкового квартирмейстера. Петиция была переслана полковнику Крэдоку, командиру полка и члену масонской ложи, с «просьбой Великой Ложи, чтобы он употребил свое дружеское и братское влияние на пользу вышеупомянутого брата Стоддарта».
Во время войны за независимость бывали случаи, когда патенты и регалии полковых лож попадали к противнику, который возвращал их хозяевам. В одном таком случае регалии 4б го пехотного полка – впоследствии второй батальон легкой кавалерии герцога Корнуольского – были захвачены колонистами. По распоряжению Джорджа Вашингтона их отправили назад в сопровождении белого флага и записки, в которой говорилось, что ни он, ни его люди «не ведут войну с благородными организациями». В другом случае в руки колонистов попал патент ложи 17 го пехотного полка (впоследствии Лестерширского полка), который тоже был отправлен назад с сопроводительным письмом генерала Сэмюэла Парсонса. Это письмо может служить ярким примером того духа, который поощрялся масонами в обеих армиях.
«Собратья!
Когда честолюбие монархов или столкновение интересов противоборствующих государств приводят к войне, мы, масоны, безоружны перед этими событиями, которые ведут к неисчислимым бедствиям, но независимо от своих политических убеждений, которые могут вовлечь нас в публичные дискуссии, мы остаемся братьями, и (каков бы. ни был наш профессиональный долг) обязаны способствовать счастью и благополучию друг друга.
Поэтому позвольте вернуть вам устав ложи №18 17 го британского полка, который в результате ваших последних неудач оказался в моих руках.
Остаюсь вашим братом и преданным слугой,
Сэмюэл X. Парсонс».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
РЕСПУБЛИКА
В ноябре 1777 года, вскоре после сражения под Саратогой, Континентальный конгресс пришел к соглашению – по крайней мере, в общих чертах – по поводу того, каким должно быть правительство становящейся на ноги республики. Новое государство представлялось в виде союза штатов, каждый из которых был обязан официально ратифицировать Договор об образовании конфедерации. Споры относительно границ штатов замедлили процесс подписания документа, и все тринадцать колоний ратифицировали договор только к началу марта 1781 года, через семь месяцев после капитуляции британских войск в Иорктауне. Но прошло еще шесть лет, прежде чем дело продвинулось дальше.
Пауза длилась 1783 по 1787 год – как будто колонисты сами изумились тому, что им удалось сделать, и им требовалось перевести дух и критически оценить сложившуюся ситуацию. Выяснилось, что за время войны население колоний уменьшилось на 211 тысяч человек. Это было вызвано в основном тем обстоятельством, что верные британской короне колонисты бежали домой в Англию или – чаще всего – в Канаду.
Наконец, 25 мая 1787 года в Филадельфии открылся Конституционный Конвент, направивший свои усилия на выработку механизма управления новым государством. Первым выступлением, которое обратило на себя всеобщее внимание, было типично масонское заявление, и принадлежало оно Эдмунду Рэндолфу. Почти вся семья Рэндолфа осталась верной британской короне ив 1775 году вернулась в Англию. Однако сам Рэндолф, член масонской ложи Уильямсберга, был адъютантом Вашингтона. Впоследствии он стал сначала главным прокурором, а затем губернатором Вирджинии, а также Великим Магистром Великой Ложи Вирджинии. Во время президентского срока Вашингтона он был первым генеральным прокурором Соединенных Штатов, а потом первым государственным секретарем.
Во время работы Конституционного Конвента Вашингтон не принимал участия в дебатах, хотя и был избран его председателем. Вполне вероятно, что именно Рэндолф – по крайней мере, до известной степени – являлся выразителем его мнения или доверенным лицом. Рэндолф внес предложение, чтобы Конвент не просто пересмотрел, исправил или переделал Договор об образовании конфедерации, который до этого времени удерживал вместе только что получившие независимость колонии. Он предложил создать новую основу для центрального правительства. Это предложение было принято Конвентом, и началась работа по превращению рыхлой конфедерации бывших провинций в единую нацию.
Разумеется, в истории человечества и раньше были республики. Сама идея республики возникла в Древней Греции и Древнем Риме, еще до превращения его в империю. Однако делегаты Конституционного Конвента слишком хорошо знали, что все предыдущие республики точно так же страдали от хронических проблем, как и монархии. Вероятно, самой главной из них была склонность республиканских правительств попадать в руки отдельных людей или династий с диктаторскими замашками и превращаться в тирании, не менее, а иногда и более жестокие, чем любая монархия. Вследствие этой склонности сама идея республики была сильно дискредитирована в сознании философов восемнадцатого века, размышлявших о социальном устройстве общества. Даже самые передовые мыслители эпохи выражали серьезное сомнение, является ли республиканская форма правления жизнеспособной. Юм, к примеру, отбрасывал ее как «опасное новшество». Он говорил, что предпочтительнее абсолютная монархия – даже несмотря на всю ее одиозность. Именно этими проблемами и занялись делегаты Конституционного Конвента. Они выработали и особо подчеркнули два принципа, которые легли в основу создания уникального для своего времени политического института. Первый из этих принципов заключается в том, что властью должна быть обличена должность, а не человек, и что люди посредством голосования должны регулярно сменяться на руководящих должностях. Отдельный человек, занимающий тот или иной политический или государственный пост, исполняет обязанности, связанные с данной должностью, но не является неотделимым от нее. Конечно, этот принцип нельзя назвать новым. Опять таки, каким бы привлекательным этот принцип ни выглядел в теории, на практике он так часто нарушался, что был полностью дискредитирован. В отношении правительства теоретическое разделение личности и должности игнорировалось настолько часто и настолько чудовищно, что не могло вызвать ничего, кроме цинизма. Такие мыслители, как Локк, Юм и Адам Смит даже не потрудились упомянуть о нем. Однако масонство представляло собой одну из немногих организаций восемнадцатого века, в которых этот принцип действительно соблюдался и пользовался определенным уважением. Магистры и Великие Магистры выбирались из членов ложи на определенный срок. Они не получали единоличной власти. Наоборот, во многих случаях эта должность была подотчетной. А если они не соответствовали требованиям должности, на которую они были избраны, то их смещали или отправляли в отставку, причем не при помощи революции, «дворцового переворота» или другими насильственными методами, а просто в соответствии с установленной процедурой. Престиж самой должности ни в коем случае не страдал.
Чтобы обеспечить отделение человека от должности, Конституционный Конвент разработал второй руководящий принцип, и именно он стал уникальным вкладом в развитие политических институтов эпохи. В результате так называемой системы «независимости и взаимоограничения» власть была распределена между двумя различными ветвями – исполнительной в лице института президентства и законодательной в лице двух палат Конгресса. Благодаря своей независимости каждая из этих ветвей была способна воспрепятствовать чрезмерной концентрации власти в руках другой ветви. Отделение человека от должности в каждой из ветвей власти обеспечивалось регулярными и обязательными выборами – как в системе лож. Такие выборы получили довольно широкое распространение в восемнадцатом веке, но применялись лишь по отношению к законодательной ветви власти, которая нередко не обладала никакими полномочиями и только проштамповывала решения исполнительных органов. В новой американской республике этот принцип распространился и на исполнительную ветвь, то есть на главу государства. Влияние масонства здесь тоже очевидно.
Не подлежит сомнению, что масонство внесло определенный вклад в формирование структуры и механизмов нового американского правительства. И действительно, эти структуры имеют явно схематический и геометрический характер, напоминающий оригинальные механистические модели, разработанные «Невидимым колледжем» и Королевским обществом за столетие до этого. Они также представляют собой приложение к политике специфических архитектурных принципов. Но если масонство повлияло на структуру американского правительства, то еще большее влияние оно оказало на общую форму этого правительства. По словам одного из комментаторов:
«Получив свободу, мы еще не сумели объединиться. «Сырой» Договор об образовании конфедерации не обеспечивал существование сильного национального правительства, общей валюты или стройной судебной системы. Дальновидные люди понимали, что необходимо двигаться дальше, чтобы слабая Конфедерация американских штатов превратилась в сильную, единую нацию. И вновь масонство дало примеры идеологии и форм. Поскольку федеративная система масонских лож была в то время единственным образцом эффективной организации, действовавшей во всех тринадцати штатах, патриотически настроенные братья, естественно, настаивали, что усиление и сплочение нации должно проходить на основе, образцом которой являются ложи. Независимо от других сил, оказавших влияние на разработку конституции во время работы. Конституционного Конвента в 1787 году, факт остается фактом: федерализм, заложенный в гражданском правительстве и конституции, идентичен федерализму Великой Ложи масонов, предусмотренному в «Конституциях» Андерсона 1723 года».
Это утверждение вышло из под пера американского масона, который одновременно допускает преувеличения и излишне упрощает ситуацию. Реальность была не столь определенной, гораздо более сложной, и конечный результат выкристаллизовывался постепенно в ходе ожесточенных дебатов. Тем не менее, общий характер сделанных выводов верен. Масонство в то время действительно служило образцом эффективной федеративной системы. Этот факт был более очевиден для делегатов Конвента, чем для нас сегодня, когда федеративные системы существуют во многих организациях и воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. В восемнадцатом веке масонство предлагало убедительные доказательства работоспособности федеративной системы. Оно создавало такой необходимый прецедент. Если подобная система явно доказала свою осуществимость в масонской организации, то имелся, по крайней мере, образец для ее применения в отношении правительства.
Влияние масонов на конституцию
Как мы уже видели, события первого периода войны за независимость Америки – скажем, с «Бостонского чаепития» до принятия Декларации о независимости – имели свою внутреннюю пружину развития. Люди почти ежедневно сталкивались со «свершившимися фактами», из которых требовалось извлечь максимальную пользу и на которые нужно было опираться в дальнейших действиях. Это требовало постоянной импровизации, в которую были вовлечены различные организации – не только масоны, но и такие радикальные братства, как «Сыны свободы». Среди выдающихся личностей этого периода лишь немногие были масонами. Масонство играло роль некоего демпфера, но это было лишь рабочее влияние; масоны не обладали ни властью, ни свободой действий, чтобы направлять события в соответствии со своими идеалами. Декларация независимости, к примеру, никак не может быть названа масонским документом – за исключением некоторого сходства риторики и фразеологии.
Совсем другое дело – конституция. К тому моменту, когда для выработки конституции нового государства был созван Конвент, влияние масонов стало преобладающим и, вне всякого сомнения, решающим. Другие организации, такие, как «Сыны свободы», были распущены после того, как выполнили свою задачу. Расформировали даже Континентальную армию. Ко времени созыва Конвента масонство оставалось не только единственной организацией, которая «продержалась до конца», но единственной реальной организационной структурой, которая функционировала, невзирая на границы штатов, во всех получивших независимость колониях.
В своем окончательном виде конституция – это результат усилий многих людей, и не все они были масонами. Текст самого документа составил Томас Джефферсон, который, несмотря на уверения в обратном, по всей видимости, не был масоном. Однако среди всех вдохновителей конституции ведущая роль принадлежала пяти людям – Вашингтону, Франклину, Рэндолфу, Джефферсону и Джону Адамсу. Из этих пяти человек первые трое не только были масонами, но и воспринимали свою принадлежность в братству очень серьезно. Они целиком и полностью разделяли масонские идеалы, определявшие их мировоззрение. Взгляды Адамсона, о принадлежности которого к масонскому братству нет никаких сведений, практически совпадали с их взглядами. Став президентом, он назначил известного масона Джона Маршалла на пост председателя Верховного суда. Именно Маршалл впоследствии добился для суда статуса, равного статусу Конгресса и президента.
В спорах и дискуссиях, сопровождавших рождение конституции, Адаме – хотя он и не присутствовал на Конвенте – выступал на стороне Франклина и Рэндолфа. И только Джефферсон был «чужаком». Именно Джефферсон в конечном итоге уступил, приняв позицию масонов. Новая республика, сформировавшаяся вместе с конституцией, соответствовала их идеалам, которые были отражением идеалов масонства.
Лидерство Вашингтона
17 сентября 1787 года проект конституции был принят, одобрен и подписан тридцатью девятью из сорока двух присутствовавших делегатов Конвента. С 7 декабря по 2 5 июня следующего года он был ратифицирован всеми штатами. Мэриленд, согласно конституции, уступил десять квадратных миль своей территории Конгрессу, и эта земля – округ Колумбия – стала местом для новой федеральной столицы.
4 февраля 1789 года первым президентом Соединенных Штатов был избран Вашингтон, а Джон Адаме стал его вицепрезидентом. Инаугурация состоялась 30 апреля. Президентскую клятву принимал Роберт Ливингстон, Великий Магистр Великой Ложи Нью Йорка и тесть погибшего генерала Ричарда Монтгомери. Руководил церемонией другой масон, генерал Джейкоб Мортон. Еще один масон, генерал Морган Льюис, входил в состав эскорта Вашингтона. Библия, на которой давал клятву президент, принадлежала нью йоркской ложе №1 св. Иоанна. Сам Вашингтон в то время был магистром ложи № 22 в Александрии, штат Вирджиния.
За тринадцать дней до инаугурации умер Франклин, и половина Филадельфии приняла участие в его похоронах. Через пять дней после инаугурации Вашингтона в Версале собрались французские Генеральные Штаты и 17 июня сформировали Национальную ассамблею, объявив себя, а не короля, истинным представителем французского народа. 14 июля революционная парижская толпа штурмом взяла Бастилию. 14 декабря Александр Гамильтон выдвинул предложение об учреждении Национального банка. Джефферсон выступил против, но Вашингтон подписал соответствующий указ. На американском долларе появилось изображение «Большой государственной печати» Соединенных Штатов. Это явно масонский символ – всевидящий глаз в треугольнике над тринадцатиступенчатой треугольной пирамидой, под которой свиток объявляет о приходе «нового гражданского порядка», давней мечты всех масонов.
18 сентября 1793 года был официально заложен первый камень Капитолия. Церемонией руководила Великая Ложа Мэриленда, и Вашингтону предложили взять на себя обязанности магистра. Присутствовали и другие ложи, находящиеся под юрисдикцией Мэриленда, а также ложа самого Вашингтона из Александрии, штат Вирджиния. Состоялся большой парад, в котором принимала участие даже артиллерия. Потом шел оркестр, а за ним Вашингтон в сопровождении чиновников и членов лож в полном облачении.
Когда Вашингтон дошел до траншеи, куда должен был закладываться юго восточный угловой камень фундамента, ему подали серебряную мемориальную пластинку, на которой были перечислены присутствующие на церемонии ложи. Раздался артиллерийский залп. Вашингтон спустился в траншею и положил пластину на камень. Рядом он поставил сосуды с зерном, вином и маслом – обычные символические принадлежности масонского ритуала. Все присутствующие произнесли молитву и спели масонский гимн, а затем артиллерия дала еще один залп.
Вашингтон и сопровождавшие его лица передвинулись к восточной части камня, и президент, взойдя на традиционную для масонов трехступенчатую трибуну, произнес речь. За речью последовали масонский гимн и финальный залп из орудий.
Молоток, серебряный мастерок, угольник и уровень, которые Вашингтон использовал во время церемонии, в настоящее время хранятся в Потомакской ложе № 5 округа Колумбия. Фартук и пояс Вашингтона хранятся в его собственной ложе № 22 города Александрии.
Впоследствии Капитолий и Белый дом стали центрами сложной геометрической структуры, лежащей в основе планировки национальной столицы. Эта геометрия, первоначально разработанная архитектором по имени Пьер Ланфан, впоследствии была видоизменена Вашингтоном и Джефферсоном, чтобы получить характерные восьмиугольные формы, вобравшие в себя специфический крест, использовавшийся тамплиерами.
Через шесть лет и три месяца, в декабре 1799 года, умер Вашингтон. Он был похоронен у себя дома в Маунт Вернон со всеми масонскими почестями александрийской ложей № 22, члены которой несли его гроб.
ПОСТСКРИПТУМ
Во время войны за независимость Америки масонство было почти полностью аполитичным – его политические пристрастия проявлялись лишь от случая к случаю. Масоны присутствовали в рядах обеих армий. Масоны входили в состав как радикальных, так и консервативных фракций обеих сторон. По большей части масонство являлось рупором сдержанности и умеренности, хотя отдельные масоны могли быть воинствующими революционерами или косными реакционерами. Такое положение сохранялось до конца восемнадцатого столетия, а также в начале девятнадцатого. Однако для многих людей масонство оказалось настолько тесно связанным с американской революцией и борьбой за независимость, что в умах постепенно складывался образ радикальной организации. Не прихоится говорить, что этот образ был усилен Французской революцией.
Масонство действительно играло важную роль в событиях, происходивших во Франции. Лафайет, который давно принадлежал к масонскому братству и занимал в нем высокое положение, страстно желал привезти в свою родную страну идеалы, которые так успешно воплотились в Америке. Многие из руководителей якобинцев – например, Дантон, Сиейс и Камилл Демулен – были активными масонами. Накануне революции масонство предоставило заговорщикам широкую, охватывающую всю Францию сеть, использовавшуюся для сбора сведений, вербовки сторонников, для связи и организации. В этом смысле масонство становилось идеальным объектом для паранойи.
В 1797 году ультраконсервативный французский священник, аббат Августин де Барюэль, опубликовал книгу «Memoires pour servir a l'histoire du jacobinisme», которая стала черной вехой в истории западной общественной и политической мысли. В своем произведении Барюэль описывал Французскую революцию как масонский заговор, направленный и против государства, и против церкви. Эта книга дала начало волне истерии, стала родоначальником огромного количества подобной литературы и превратилась в библию сторонников теории заговоров. Из явно параноидального текста Барюэля сформировался стандартный для девятнадцатого века образ масонства, который имеет своих защитников и сегодня – широкой международной тайной организации, воинственно революционной и антиклерикальной, стремящейся низвергнуть существующие институты власти и общества и установить «новый мировой порядок». В результате смутные невротические страхи Барюэля распространились не только на масонов, но и на все тайные общества как девятнадцатого, так и двадцатого века. Благодаря Барюэлю тайное общество в глазах публики превратилось в нечто пугающее, грозящее подорвать сами основы цивилизованного общества – страшилище, подобное современному международному терроризму.
Неудивительно, что работа Барюэля превратилась в нечто похожее на самореализующееся пророчество. Попав под воздействие яркого воображения Барюэля, некоторые люди – к примеру, Шарль Нодье во Франции и знаменитый заговорщик Филиппо Буанаротти – придумывали вымышленные тайные общества, а затем писали о них и распространяли всевозможные слухи.
Власти реагировали с инквизиторским пылом, преследуя ни в чем не повинных людей и обвиняя их в принадлежности к этим несуществующим организациям. В качестве защитной меры несчастные жертвы объединялись в реальные тайные общества, которые строились по образцу вымышленных. Так формировались скрытые кадры революционеров, причем часть из них была масонской или квазимасонской. Таким образом, миф еще раз послужил основанием «истории».
Не подлежит сомнению, что масонство или его ответвления внесли свой вклад в различные революционные движения девятнадцатого века. Так, например, и Мадзини, и Гарибальди были активными масонами, а само масонство – в основном через так называемых «карбонариев» – сыграло в объединении Италии еще большую роль, чем в образовании Соединенных Штатов. В России масонов тоже обвиняли в подрывной деятельности. Пушкин, например, писал о своей принадлежности к кишиневской ложе, чье активное участие в восстании декабристов 1825 года привело к запрещению масонских лож во всей стране. Нет нужды говорить, что запрет этот было невозможно провести в жизнь, но многие русские радикалы были высланы за границу, где они влились в зарубежные масонские общества. Этот процесс описан у Достоевского в «Бесах». Реальным прототипом революционеров Достоевского, выступал, конечно, Бакунин.
В действительности сложившаяся ситуация была гораздо сложнее и запутаннее. Если масоны принимали активное участие в революционных движениях девятнадцатого века в Европе, то их влияние на реакционные режимы – такие, как Меттерниха в Австрии или Фридриха Вильгельма III и Фридриха Вильгельма IV в Пруссии – было не менее сильным. Здесь масонство оказалось неразрывно связанным с правящей верхушкой – как в Британии, где Великая Ложа продолжала воплощать в себе викторианские идеалы трезвости, скромности и умеренности. Даже во Франции консерваторов среди масонов было не меньше, чем радикалов и революционеров.
Список выдающихся масонов девятнадцатого века привлекает к себе внимание даже своей неоднородностью. С одной стороны, в него входят такие фигуры, как итальянцы Мадзини и Гарибальди, Бакунин и молодой Керенский из России, ирландцы Дэниел О'Коннел и Генри Граттан. С другой стороны, этот список включает в себя также двух прусских королей, трех президентов Франции (Думер, Форе и Гамбетта) и душителя политических свобод Талейрана. В Британии в девятнадцатом веке масонами были Георг IV, Вильгельм IV, принц Уэльский Эдвард (впоследствии Эдуард VII), Каннинг, лорд Рэндолф Черчилль, маркиз Селсбери и Сесил Роде. Большинство наполеоновских маршалов были масонами, впрочем, как и большая часть их знаменитых противников – Нельсон, Веллингтон и сэр Джон Мур в Британии, Кутузов в России, Блюхер в Пруссии, а также основатели прусского генерального штаба Шарнхорст и Гнайзенау. Если обратиться к литературе и искусству, то масонами были англичане сэр Вальтер Скотт, Райдер Хаггард, Булвер Литтон, Конан Дойл, Троллоп, Киплинг и Уайльд. В Европе принадлежность Пушкина к радикальной ветви масонства уравновешивалась ультраконсервативными взглядами Иоганна Вольфганга фон Гёте.
Приведенный нами список, разумеется, далеко не полон. Однако он прекрасно иллюстрирует невозможность приписать ту или иную политическую ориентацию принадлежностью к масонству. Это справедливо не только для Европы. но и для всего остального мира. В Латинской Америке, к примеру, а также в Испании, Италии и других католических странах масонство являлось центром оппозиции, выступавшей против засилья церкви. Поэтому большинство политических деятелей, связанных с борьбой за независимость латиноамериканских стран – Боливар, Сан Мартин и позднее Хуарес – были активными масонами. В то же время в братстве состояли испанские вице короли, аристократы и землевладельцы, против которых сражались революционные республики, беря пример с Соединенных Штатов. В Бразилии, как в империи Педро II, так и в сменившей ее республике, у руля власти стояли масоны.
На севере континента не менее десяти американских президентов, помимо самого Вашингтона, были масонами: Монро, Эндрю Джексон, Полк, Бьюкенен, Эндрю Джонсон, Гарфилд, Теодор Рузвельт, Тафт, Хардинг, Франклин Д.«Рузвельт, Трумен и Форд. Войной Техаса за независимость от Мексики руководил масон Сэм Хьюстон. Дэви Крокетт, Джим Боуи и другие защитники Аламо были членами одной и той же ложи «Строгого послушания». Во время Гражданской войны в Америке масоны занимали ведущие позиции в обеих противоборствующих сторонах, но особенно много их было в государственных институтах и армии Конфедерации. Как из всего этого образовалось известное клише – это уже другое дело. То же самое относится к масонским корням ку клукс клана, который изначально был не той ужасной организацией, в которую он со временем превратился, а благотворительным обществом, предназначенным для защиты вдов и сирот от посягательств «саквояжников» с Севера.
Именно в Америке наше повествование совершает полный круг, поскольку именно здесь рыцари Храма получили то публичное признание, которого им не удалось добиться в других странах. Это признание приняло форму молодежной организации, созданной под покровительством масонов – Ордена де Моле. Орден де Моле был основан Фрэнком С. Лэндом в 1919 году в Канзас Сити, штат Миссисипи. Он
«…назван в честь Жака де Моле, последнего Великого Магистра средневековых тамплиеров, который был сожжен на костре на острове посреди Сены вблизи собора Нотр Дам 18 марта 1314 года за верность и преданность своему ордену».
Орден де Моле имеет восемьдесят пять отделений во всех пятидесяти штатах США, в округе Колумбия и в двенадцати зарубежных странах. Из штаб квартиры в Канзас Сити им управляет международный высший совет, который действует под эгидой Великой Ложи Флориды и состоит из 250 «видных масонов со всего мира». Каждое местное отделение должно находиться под покровительством масонской организации, а руководящий орган отделения, или Консультативный совет, должен состоять из масонов, имеющих степень мастера. Сам орден состоит из юношей от четырнадцати до двадцати одного года.
«Орден де Моле способствует выработке у своих членов семи добродетелей: сыновней любви (к родителям), почтения (к святыням), вежливости, товарищества, верности, чистоты (мыслей, слов и дел) и патриотизма».
Можно только предполагать, что рассказывают мальчикам о самом Жаке де Моле, о тамплиерах и о проступках, в которых их обвиняли. Нам неизвестно никаких упоминаний об этом в документах ордена. Тем не менее, эти документы рассказывают, хотя и в туманных выражениях, о цели ордена.
«Орден де Моле пытается дополнить то образование, которое дети получают дома, в церкви и в школе и таким образом лучше подготовить молодого человека к обязанностям гражданина, которые принадлежат ему по праву. Орден де Моле неизменно выступает против того, чтобы церковь, школа и гражданское общество объединялись под одной крышей. Он считает, что эти три Свободы являются основой величия нашей страны и должны стоять каждая на своем фундаменте и под отдельной крышей».
Насколько нам известно, ничего плохого о деятельности ордена де Моле сказать нельзя. Наоборот, он проводит достойную похвалы работу, предлагая более или менее разумные средства лечения характерных для Америки пороков, таких как агрессивный фундаментализм. Однако все это имеет далекое отношение к воинам и мистикам в белых мантиях, которые семь веков назад стремились своим мечом покорить небеса. Есть что то от произведений Габриэля Гарсия Маркеса в самом существовании этой организации в сердце «средней Америки» – организации, призванной воспитывать личные и гражданские добродетели у молодого поколения, но названной в честь средневекового французского рыцаря, казненного за богохульство, ересь, содомию, колдовство и замешанного в других темных делах, которые способны ужаснуть даже Эвингов из Далласа, Каррингтонов из Денвера и всех порочных обитателей Пейтон Плейс.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Масонские ложи в регулярных английских частях, находившихся под командованием генерал майора Амхерста в 1758 году
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Масонские ложи в регулярных английских частях в Америке, 1775 – 1777 год (за исключением Канады)
|
